Газета День Литературы # 171 (2010 11)

День Литературы Газета

– Это правда, что люди летают? –

Баба Дуся спросила меня.

Я ответил:

– Да нет, не летают!..

Лишь коровы летают в ночи!

Вот стою я в ночи,

вот я вижу,

как по тёмному небу летит

клин усталых коров и мычит:

–

Му! му-му-у-у!

– У-у-у-у…

…И церковь галочья темнеет на холму,

вся в коровьем помёте.

ПЛАТЬЕ

Копыловым

Дочка замуж выходила,

платье, что белее мела,

мать сама кроила, шила,

так как дочка не умела.

Платье лентой украшалось,

незатейливым узором...

Платье шить легко давалось,

платье пахло южным морем.

Словно волны, тонко-тонко

пели снежные оборки...

И отец молчал в сторонке,

притупляя взгляд свой зоркий.

Он прислушивался просто

к городскому околотку.

Вдруг к нему нагрянут гости:

– Доставай, Никола, водку!

Сам себе сказал он: "Хватит!

Их с порога надо выгнать!..

Потому что шьётся платье…

Скоро дочка замуж выйдет".

И на облако порою

это платье походило,

только женскою рукою,

а не ветром шито было.

Ну а дочери казалось,

что весь вечер то и дело

мать за облако цеплялась,

а оно лететь хотело.

ОГНИ

Огни приплюснуты к домам,

к холодным каменным углам,

разлиты на сырых бульварах,

с небесными напополам.

Огней так мало городских,

что угадать нетрудно их

расположение в потёмках

раскосых улиц продувных.

КЛАША

Хозяйка печь тихонько разжигала,

светил в глазах усталых огонек,

и что она без мужа проживала,

мне было, почему-то, невдомек.

Немудрено. Не каждый разумеет

чужую незнакомую печаль.

На людях Клаша плакать не умеет

и чёрную не одевает шаль.

Как в предосенней мгле светлее дали,

так горе горькое светлеет на глазах.

И посветлели Клашины печали,

и растворились в суетных делах,

в заботах, в трудоднях, на сельских сходах

сошли на нет, как дым от папирос,

уплыли на последних пароходах,

умчались под железный стук колёс.

Лишь самая пресветлая осталась

и светится предутренним огнем.

– Эй, Клаша, где ты заметалась?

– Иду, иду… – И полон света дом.

Скатёркой белой Клаша стол накроет

и радио поставит на окно…

И четверых детей своих накормит,

и гостя городского заодно.

НА РОДИНУ!

Николаю Рубцову

Угаснет пир твоих ночей...

Последняя затухнет спичка.

Ты мчишься вологодской электричкой

с единственной поклажею своей,

со светлою печалью о своём,

о родине далёкой, деревянной,

где облака над речкою стеклянной,

в небесный превратились водоём.

А на полях зелёные цветы,

на русских на полях, на Куликовых...

на Вожеговых, Вепревых... Которых

не счесть по всей земле и не пройти.