Газлайтер. Том 26
Шрифт:
Боярин тяжело опустился обратно в кресло, сжав подлокотники, будто хотел удержать ими ускользающую реальность.
Другие бояре крепко взгрустнули. Только княжич Паскевич молча улыбался. Его дело было сделано — потомок Филиновых в ловушке. Паника прочих бояр лишь забавляла.
«Вот же дураки», — лениво отметил одержимый княжич про себя, наблюдая, как столичные вельможи по очереди теряют самообладание.
Трубецкой сказал в противовес Годунову:
— Не спеши с панихидой, Федот. Если Филинова и правда прибьют, чем плоха
— Держать язык за зубами?! — взвился Годунов. — Мы уже в заговоре! И не просто против Филинова — выходит, против самого Царя! Вы вообще понимаете, во что ввязались?!
Шереметев пожал плечами, устало потер лоб:
— А чего дергаться? Просто молчать. И всё.
— Да вы ни хрена не поняли, олухи! — заревел Годунов.
— Это ты зря паникуешь, Федя! — забасил Трубецкой.
— Кретины!
— Сам дурак!
Началось. Семибоярщина загудела, перекрикивая друг друга, размахивая руками. Совет быстро превратился в базар.
Паскевич же наблюдал с той же лёгкой, почти скучающей усмешкой.
«Почему я до сих пор сижу с этими идиотами?» — удивлялся он. Маскировка русского княжича уже не имела смысла. Пожалуй, стоило бы пойти к монахам. Если те всё делают по плану, то Филинова схватят с часа на час.
И всё же быть русским княжичем — занятие по-своему забавное. После сотен лет в лампе — почти как отпуск. Местные женщины красивы, кухня сытна, интриги нескучны. Почему бы не остаться?
«С Филиновым покончим — и жениться можно будет. Хоть на Маше Морозовой, хоть на всех его вдовах разом. Кто ж им теперь поможет».
Наконец бояре выдохлись кричать. Тогда подал голос всё тот же дрожащий адъютант:
— Ваши Сиятельства! Прошу, дайте мне слово. Я не закончил доклад…
Охрипший Годунов смерил адъютанта тяжёлым, мрачным взглядом:
— Да ну? Ну тогда досказывай, идиот! Чего воды в рот набрал?
Адъютант сглотнул, скороговоркой договорил:
— Ваши сиятельства, Вещий-Филинов спас линкор. Граф сбросил големов с палубы. А его гвардия и дружина — вовремя перегруппировались и ударили навстречу тем каменюгам, кто выходил из моря.
— Что?! — срывается Паскевич, вскидывая голову к адъютанту. Улыбка мигом гаснет. Он резко вскакивает со скамьи, словно под ним вспыхнул огонь. — Перегруппировался?! Как это вообще возможно?! Филинов не мог заметить големов заранее! У него нет сканеров такого уровня!
Бояре тоже не обрадовались новости. Впрочем, никто не удивился.
— Черт бы побрал этого Филинова! Опять не прокатило! — возмутился Мстиславский. — Да он что, под счастливой звездой родился?! Ни гули, ни големы его не берут! Это уже какой-то сюрреализм!
Годунов пробормотал, понижая голос:
— Он догадается. Чёрт, Филинов ведь догадается, что это мы подставили его. Надо идти с повинной и договариваться. Авось отделаемся заводами, и он не пойдет к Охранке.
Трубецкой
— Какие еще заводы! Да брось, Федя. Кто ему скажет? Дураков среди нас нет, чтобы свою голову на плаху не понести.
— Да он же не дурак, Руся! Вспомнит, что это мы его на западный склон подтолкнули!
— Ну и что?!
— А и то! Хана нам!
Семибоярщина снова зашумела. Переговоры превратились в перебранку. Слово за слово, и кто-то из бояр предложил голосование. Подняли руки. Большинством решили: к Филинову не соваться, затаиться и прикинуться ветошью — мол, ничего не знаем,
Но Паскевича уже не интересовало это голосование. Он вообще не слушал.
Княжич сидел в стороне, отстранённо глядя в никуда. Внутри него клокотало бешенство.
«План сыпется, — мрачно размышлял он. — Я хотел дать Королю Теней тело, чтобы он был мне должен. А что теперь? Если монахи всё провалят —то Филинова не заполучить…»
Паскевич нервно сжал кулак.
«Надо связаться с Обителью и поторопить этих идиотов. Раз с големами облажались — пусть теперь сами вылазят и хватают Филинова, пока его дружина занята разборкой с каменными уродами».
Он встал и пошел к выходу, не говоря ни слова.
Всех големов мы скинули за борт — вышвырнули, как мешки с мусором, как метко заметил Ледзор. Экипаж шумит, суетится, проверяет огневые установки. А я иду в капитанскую рубку, по пути наблюдая, как на берегу «Бураны» методично поливают големов кислотным огнём. Красиво работают, особенно группа «Тибет». Машины успели перестроиться, обогнули мою дружину и встретили врага в лоб. Пушки ревут, стволы дрожат от отдачи, грохот отражается от снежных склонов и катится над морем, как зимняя буря.
— Успели, Даня! Они успели перестроиться! — радуется оставшаяся на корме Настя по мыслеречи, и я чувствую, как у неё внутри всё прыгает от радости.
— Ага, — отвечаю же. — Теперь главное дожать побольше. Големов надо всех разнести, чтобы в следующий штурм уже добить саму обитель.
В рубке пусто. Позади слышу быстрые шаги и голос:
— Данила Степанович! Спасибо вам! Большое спасибо!
Оглядываюсь. А вот и Ушаков. Уже без огненного доспеха, весь помятый, китель перекошен, но глаза горят такой яростью, будто он сейчас сам линкор поднимет и швырнёт в крепость.
— Не стоит благодарности, Ваше Высокородие, — киваю.
А капитан уже разворачивается к своим адъютантам:
— Оружие — в боевую готовность! Наводим стволы на крепостные стены! — командует Ушаков.
Мои перепончатые пальцы. Что-то мне всё это совсем не нравится. Куда вы-то лезете, капитан? Это мой фронт.
— Что вы задумали, Ваше Высокородие?
Капитан первого ранга резко поворачивается ко мне, в голосе гремит запал:
— Будем палить по стенам этой дурацкой крепости, Ваше Сиятельство!