Ген подчинения
Шрифт:
Но сейчас мне было не до проблем владельцев кафе. Я только радовалась, что есть возможность присесть не на землю, потому что ноги не держали. И не на общественную лавочку: мне не хотелось, чтобы на меня глазели дети.
— Анечка… — проговорила Марина очень нежно, ласково. — Что с тобой, моя дорогая? Что они с тобой сделали?
Не особенно задумываясь о том, что я говорю и почему, я сказала:
— Я убила человека, и они мне это показали.
— Что?! — Марина ахнула.
— Я убила человека, — покорно повторила я. — Милену Норбертовну Златовскую. Она меня сконструировала. Я генмод. Я родилась в
Марина быстро оглянулась — смотрела, не подслушивает ли кто. В этом не было необходимости. Мои чувства уже пришли в норму, и я могла бы сказать, что вокруг нас в радиусе слышимости нет ни человека, ни генмода: по ковру опавших листьев невозможно подкрасться незаметно. Да и кому мы нужны? У слабонервной девицы случился истерический припадок, подруга ее успокаивает — ничего необычного!
Но мне сейчас было все равно, даже если бы кто и подслушал и захотел бы отправить меня в тюрьму. Я бы пошла покорно. Лишь бы не в лабораторию на опыты. Тогда я бы, наверное, впала в священную ярость и разнесла бы вокруг все, и покончила бы с собой.
Мне подумалось: вот сейчас Марина убежит в ужасе.
Но вместо этого она уселась прямо на стол, по-прежнему держа мои руки в своих, так что они оказались у нее на коленях.
— Расскажи мне все, — попросила Марина тем же спокойным, ласковым тоном. — Если только это не засекречено.
Это, конечно, было засекречено. Но в тот момент соображения секретности были от меня дальше, чем возможный полет на Луну при помощи пушки.
Я уткнулась лбом в колени Марины, а она положила ладонь мне на шею. Ее рука была очень теплой, ободряющей.
И я рассказала все.
Сбивчиво, путано — Марине много раз приходилось осторожно меня переспрашивать и направлять рассказ в другое русло. Кое-как у меня хватило присутствия духа не обмолвиться о том, что Эльдар оборотень: в конце концов, это был его секрет. Ладно моя генмодность — я рисковала только собой. Но оборотней относительно много; из обмолвок шефа я поняла, что в Сарелии действительно до сих пор прячутся по лесам целые деревни волков, а еще есть оборотни-птицы и где-то совсем на юге, по слухам, — оборотни-большие кошки. Если их попытались уничтожить полностью три-четыре века назад, то где гарантия, что не попытаются уничтожить снова.
Поэтому я наспех сочинила ложь, что Волкова похитили якобы потому, что просто сочли хорошим материалом для экспериментов — мол, молодой здоровый парень, которого никто не хватится. А то, как и почему я выбралась, я и вовсе скомкала. Да я сама еще не очень понимала это. Шеф мне сказал, что, по предварительной версии, слюна оборотней временно подавляет восприимчивость генмодов к воздействию булавки, так что когда Волков меня укусил, я на какое-то время получила иммунитет. Но почему это происходит и даже точно ли это так, он сказать не мог — «мы начали исследования, но пока еще ничего не ясно».
Да, и еще я знала, что с этими исследованиями как-то связан козел Матвей Вениаминович, может быть, даже возглавляет их. Это была одна из причин, по которой им с шефом никуда не деться друг от друга.
Так
Она продолжила гладить меня по шее и по спине.
— Все в порядке, — сказала моя подруга. — Я понимаю.
— Понимаешь?! — неожиданно во мне вспыхнула ярость. Я вскинула голову, разрывая расстояние между нами. — Ты уверена, что понимаешь?! Когда тебя вертят, как куклу, и ты ничего не можешь сделать! Нет тебя, но ты все видишь, все чувствуешь — и не осознаешь! Но вся память об этом с тобой!
— Понимаю, — Марина твердо встретила мой взгляд. — Может, не так хорошо, но больше, чем ты думаешь. У меня что-то похожее было в прошлом. Правда, без генетических экспериментов, но я была безвольной куклой целый год.
Я изумленно уставилась на нее. О чем она?..
Марина вздохнула.
— Честное слово, не знаю, стоит ли рассказывать тебе об этом сейчас. Мы о твоей боли говорим, не о моей.
Я качнула головой.
— Нет, нет. Я хочу услышать.
Мне тут же стало стыдно, что я оскалилась на Марину, когда она только и делает, что пытается мне помочь. Кто знает, может быть, она в самом деле понимает больше, чем мне кажется?
Марина набрала побольше воздуху в грудь.
— Ладно… мне об этом говорить лишний раз тоже не хочется. И вспоминать не хочется. Но если тебе это поможет…
— Нет, что ты, если тебе неприятно, не вспоминай! — тут же передумала я. — Какая же я подруга, если я заставлю тебя говорить о неприятном?
Марина улыбнулась.
— Моя единственная. У меня больше нет друзей. Ни после школы, ни после университета никого не осталось.
Мне сложно было в это поверить: Марина же такая яркая, такая открытая!.. Но тут она все-таки заговорила о себе, и все стало ясно.
— Дело в том, что я дочь состоятельных родителей. Моя семья была не слишком богатой, но мама с папой усердно работали, чтобы расширить свое кумпанство. Они занимались заморской торговлей, и дела шли в гору. Когда мне было четырнадцать лет, они взяли ссуду, чтобы купить собственный пароход, вот насколько хорошо шли дела! — Марина вздохнула. — К сожалению, этот пароход так и не вернулся из своего единственного плавания. Мама с папой были на нем.
Я смотрела на Марину во все глаза.
— Напоминает завязку какой-нибудь слезливой книжки, правда? — сказала Марина деланно беззаботным тоном. — Не стесняйся! Когда я первый раз рассказала об этом кому-то в университете, сразу пошел слушок, что я все придумала и даже что я — паталогическая лгунья!
— Поэтому нет друзей? — тихо спросила я.
— Еще мой мерзкий характер, — усмехнулась Марина. — Я и сейчас-то горячая, а тогда вообще была огонь — не подойди! Все из-за гимназии моей… — она вздохнула. — В гимназии, конечно, все про эту историю знали. Я училась в хорошей школе, очень престижной, с отпрысками лучших семейств Необходимска! — она сказала это горько. — Наш директор собирался избираться в Городской совет. Возможно, он даже себя мэром видел… хотя почему видел? Всего десять лет прошло, наверное, как раз к этому посту подбирается! — еще один невеселый смешок. — Когда пришло известие о гибели родителей и о том, что банкиры за долги забрали наш дом и все другое имущество, он вызвал меня к себе в кабинет и предложил договоренность.