Ген свободы
Шрифт:
Из этого роскошного коридора мы попали в прихожую, тоже роскошную, украшенную двумя огромными напольными вазами с ветками кораллов. Входная дверь была приоткрыта, из нее приманчиво виднелся двор особняка, залитый оранжеватым вечерним солнцем. Самое время, чтобы рвануться и бежать… Если бы не субъект, дежуривший у дверей.
Наверное, это был тот самый тип, что тащил меня на себе — нечасто увидишь таких огромных мужчин!
Он развернулся к нам, скользнул равнодушным взглядом — и внезапно я узнала это молодое, ничего не выражающее лицо с прозрачно-голубыми глазами.
Да это же тот самый тип, с которым я дралась в кофейном сосняке Златовских! Похоже, прошлое не собиралось
Нет, поняла я, мимо него просто так не просочишься. В прошлый раз мне удалось убежать только чудом. Нельзя рассчитывать, что чудо повторится второй раз.
Еще меня вдруг от макушки до пяток пронзило жалостью.
Теперь я знала, что и сама генмод; более того, теперь я знала, каково находиться под воздействием булавки. Этот молодой мужчина, должно быть, мой ровесник — может, парой лет старше или моложе, если нас создавали в одной лаборатории и примерно в одно время; пожалуй, его можно назвать моим братом с гораздо большим правом, чем рыжего пушистого Ваську! Если я правильно поняла обмолвку Златовского, меня конструировали из расчета шпионажа и разведки, поэтому я ловкая, быстрая, с отличными зрением, слухом и памятью. А у этого все вложили в телесную мощь.
Но мне повезло; каким-то образом еще в раннем детстве я умудрилась из лаборатории сбежать. Или, может быть, меня бросили, не смогли взять с собой, когда сбегали сами. А его взяли. И он с детства живет со Златовскими, которые используют его для своих махинаций; может быть, он никогда даже и не выходил из-под воздействия булавки. Умеет ли он хотя бы говорить? Или с него достаточно только выполнять их приказы?
Осознает ли он себя вообще, хотя бы краешком разума? Мой опыт пребывания под булавкой говорил — нет, не осознает. И от этого понимания мне сделалось так страшно и тоскливо, хоть волком вой.
Но надо было не выть, а, сохраняя невозмутимый вид, спускаться вслед за Лейфссоном и Стасом по широкой лестнице в подвал. Или, точнее, погреб — по крайней мере, в таком шикарном особняке мне сложно было представить типичный подвал с котельной, а вот низкое каменное помещение с огромными дубовыми бочками вставало в воображении как родное.
Или там, внизу, могла находиться камера пыток. Пусть накладные зубы несколько успокоили меня — трудно внутренне глумиться над кем-то и одновременно бояться, — но я все же понятия не имела пока, зачем Стас и Лейфссон одолжили меня у Златовского. Так что, когда мы спустились по одному лестничному пролету (на сей раз я считала ступени — их оказалось двенадцать) и Стас отпер внушительного вида деревянную дверь, я вполне ожидала увидеть за ней какую-нибудь «железную деву» или полный комплект «арнорских сапогов».
Но действительность меня поразила: как только Лейфссон щелкнул электрическим выключателем, мы перешагнули порог и оказались в балетном зале!
Мадам Штерн, хозяйка пансиона для благоразумных девиц, уделяла довольно много внимания физической подготовке воспитанниц. Она любила повторять, что бальные танцы развивают не только физическую ловкость, внимательность и вкус, но и интеллект, а также чувство такта. Поэтому танцевать я волей-неволей выучилась, хотя настоящего вкуса к этому занятию так и не развила: в искусстве драки мне всегда виделось больше толка, а танцы представлялись сущей бессмыслицей. Три дня в неделю по два часа мы проводили именно в такой комнате: с особенным пружинящим паркетом на полу и зеркалами на стенах!
Разве что у мадам Штерн такой зал находился не в подвале, а на втором этаже, и к зеркалам примерно на уровне талии были прикручены поручни… Впрочем, присмотревшись, я и в этой комнате увидела дырки от креплений в зеркалах. У дальней от входа стены
Такие же портьеры довольно элегантно драпировали три оставшиеся стены, кроме зеркальной; повсюду стояли высокие антикварные подсвечники, полные белых восковых свечей, и еще какие-то непонятные приспособления: проволочные пирамидки на постаментах, какие-то сложные узорчатые круги… С потолка свисали проволочные же многоконечные звезды, напоминающие декорации к детскому утреннику в нашем пансионате.
Ну да, такие утренники для младшеклассниц иной раз проводились как раз в тренировочном зале, если актовый зал по каким-то причинам мадам Штерн открывать не хотела! Младшим девочкам тогда дозволялось сидеть прямо на полу, они этому очень радовались.
Мне снова пришлось сделать усилие, чтобы не засмеяться или хотя бы не разулыбаться от неожиданной ассоциации.
— Выглядит, как декорации для творческого вечера в гимназии, — скривился Лейфссон, которому, видно, пришли в голову те же ассоциации. — Ты ничего получше не мог придумать?
— Все будет в ажуре! — воскликнул Стас обиженно. — Ты просто не видел, в группе третьего круга на ура прошло! Это со светом оно так выглядит, а без света… Лучше помоги свечи зажечь.
— Еще чего не хватало. Мне надо речь повторить. Пусть эта вот поможет… — он щелкнул пальцами. — Эй, как тебя! Анна? Спички и щипцы на полке около столика, начинай зажигать свечи.
Я подчинилась.
Работа была несложная, только муторная: некоторые фитили оплыли, приходилось их поправлять. У меня был соблазн сыграть совсем тупую и долго возиться с каждой такой свечой, но кто их знает, что Златовский рассказал им о принципах управляемости генмодов! Сам Златовский уж точно знал, что любой приказ существо под булавкой выполняет в меру своего интеллекта, не пытаясь саботировать. Время, которое я могла выиграть на этом мелком баловстве, не стоило потенциального раскрытия.
К тому же, я все еще внутренне радовалась, что никакой камеры пыток не будет. И вообще похищение пока оказалось нестрашным, ничего похожего на то, что было у Резникова… Лишь бы не вернулся Златовский! Уж этих двоих я как-нибудь проведу… Главное, придумать, как пробраться мимо крепыша на выходе.
Зажигая свечи, я обратила внимание на фигурные вензеля, украшавшие каждый подсвечник — ВГ. Что-то это мне напоминало… Роскошный особняк в Опаловом конце, зал для обучения танцам… Почему бы, конечно, богатеям и не иметь особую комнату для таких занятий? Вроде бы, ничего необычного! И все же, насколько подсказывали мне прочитанные книги, обычно все же учителя танцев занимались с юными отпрысками благородных семейств в гостиных или специальных бальных залах, которые принято располагать уж никак не в подвалах. Наверняка в таком громадном доме, как этот, и нормальный бальный зал есть!
Допустим, хозяин дома настолько любит танцы, что отвел им отдельное помещение — но опять-таки, почему в подвале, и почему сравнительно небольшое? По-моему, наша комната танцев была гораздо больше, а в этой, конечно, просторно, но только если ходить, а не бегать или скакать…
Тут Стас, видимо, нанюхавшись воска, раскашлялся, и звук раскатился под сводами подвала широко и звучно.
Тогда детали мозаики внезапно сложились.
Ну конечно, ВГ! Вера Гаврилова, знаменитая оперная певица! В опере ведь тоже приходится красиво двигаться на сцене! Вряд ли тамошних певцов муштруют так же, как какой-нибудь кордебалет — но тренировки им все равно нужны! А в этом подвале, должно быть, самая лучшая акустика, вот певица его и выбрала! Здесь можно заодно и танцевать, и распеваться.