Ген свободы
Шрифт:
— Возьми-ка ее, — сказали сверху.
Меня схватили руки-лопаты и перекинули через чье-то могучее плечо. Мне стало нехорошо, закружилась голова; я изо всех сил попыталась сдержать рвоту — в моем представлении людей без сознания рвать не должно! К счастью, получилось.
Из-за этих усилий я не сразу сообразила, что тот, кто несет меня, одарен какими-то невероятными, богатырскими размерами. По крайней мере, у моего похитителя, каким я его запомнила, точно не могло быть ни таких рук, ни таких плеч.
Несмотря на то, что я пренебрежительно говорила шефу о Школе детей ночи, среди адептов мужчины все-таки попадались.
Не успела я додумать эту мысль, как меня свалили на пол, словно мешок с кофейными зернами. Затем из моего рта вытащили кляп — мне потребовались все силы, чтобы не сглотнуть рефлекторно, а дать собравшейся слюне стечь на подбородок. То, что кляп убрали, было и хорошим, и плохим признаком: хорошим, потому что боялись, что я задохнусь — значит, хотели взять живьем; плохой — потому что были уверены: кричи не кричи, тут все бесполезно!
Потом за мною захлопнулась дверь — судя по звуку, толстая, может быть, даже обитая железом. Больше ни одного звука не последовало. Это означало, что я, вероятнее всего, осталась одна.
Сколько-то я еще лежала без движения, потом рискнула открыть глаза.
Меня оставили на полу в тесной и узкой комнате, куда свет проникал только через маленькое окошко высоко под крышей. Мебели здесь не было, если не считать одинаковых стеллажей, выставленных рядами, примерно как в винном погребе. Только полки на стеллажах были совсем узкие, бутылки на такие не поместятся. На них лежали металлические предметы — длинные портновские булавки с круглыми головками, булавки для галстуков, шляпные булавки, спицы… кажется, такими можно закалывать волосы по восточной моде. Было там и несколько брошей.
Все эти предметы разложены были на порядочном расстоянии друг от друга, минимум в пядь, словно какие-нибудь роскошные драгоценности на витрине. Это меня удивило.
А потом я нутром ощутила то, о чем додумалась бы сразу же, не мутись у меня до сих пор в голове: это были контрольные булавки. Все до единой!
Не знаю, сколько их тут собрали в комнате — пару тысяч, может быть. Я вспомнила, как одна такая булавка прижалась к моей щеке, и чуть было не заорала от ужаса.
Что такое контрольная булавка?
Это, грубо говоря, антенна, которая каким-то образом настраивает внутри генмода некий «приемник», подавляющий его волю, и подчиняет его тому, кто, в свою очередь, настроен на булавку иным образом. Обычно такую настройку проводят, поместив несколько капель крови или прядь волос в специальное маленькое отделение на контрольной булавке. Именно поэтому у булавок обязательно есть головка или какое-то иное украшение, часто ювелирное. Оно прячет контейнер для образца ДНК.
Каким образом булавка умеет анализировать ДНК, я и сама так и не смогла понять, хотя проштудировала немало литературы на этот счет. Это как-то связано с минералом эннонием, входящим в состав особого булавочного сплава. Исходя из того, сколько мути написано по этому поводу, можно предположить, что даже из самых светлых умов, занимающихся генмодами, никто толком не знает, как это все работает.
Я ведь уже рассказывала, что генмодов создали практически случайно?..
Энноний оказывает на оборотней сильное влияние, побуждая их к неконтролируемому превращению; на генмодов же он имеет совсем иной эффект. Это все имеет сложную химическую подоплеку — что-то связанное с подавлением каких-то ферментов или гормонов. Моей школьной подготовки не хватает, чтобы разобраться; да и механизм этот, насколько я понимаю, тоже до конца не изучен.
Кто и почему придумал использовать не просто энноний, а обогащенный им сплав (обычно берут бронзу, но годится что угодно, хоть медь, хоть платина), я не знаю. Кажется, изначально дело было в дешевизне: энноний баснословно дорог и хрупок, крошится при транспортировке; а булавки планировали выпускать в большом количестве и использовать на войне.
Теперь производство булавок запрещено. Ходят слухи, что где-то за границей еще производят булавки и даже выводят генмодов, только делают их глупее обычных — чтобы не могли восстать против своих создателей и потребовать себе свободу, как это сделали их собратья. Жуткое допущение! Впрочем, мне кажется, это больше городская страшилка.
Кроме того, чем выводить глупых генмодов, не проще ли дрессировать обычных животных?
По крайней мере, так я думала раньше, пока не оказалась в этой страшной комнате в окружении страшных булавок. В немом ужасе я лежала на грязном полу, и в голове у меня роились самые дикие теории. Да, шеф мне сказал, что Гуннар Лейфссон скупает булавки за границей, но мне бы в голову не пришло, что в таком количестве! Я думала, может быть, он привез десять, ну двадцать булавок, с тем, чтобы разыскать тех немногих генмодов, у которых ген подчинения работает активно — а их не может быть много в нашем городе, просто не может!
На кого они рассчитывают ими воздействовать? На кого эти булавки настроены? Или еще ни на кого?
И самое страшное — что будет со мной от близкого соседства с таким количеством булавок?
Моя собственная заветная брошь, висевшая на цепочке на груди, вдруг показалась маленькой и несерьезной, неспособной противостоять напору тысяч металлических орудий пытки и подчинения.
Потом вдруг показалось, что я эту брошь потеряла, и отныне у меня нет даже такого ненадежного щита; мне пришлось немного поерзать на полу, чтобы вновь ощутить ее спасительное присутствие на груди.
Как раз в этот момент распахнулась дверь на противоположном конце помещения — куда более хлипкая, чем та, за которую забросили меня, — впустив широкий луч света. Потом она закрылась. Я замерла, пытаясь стать как можно менее заметной. Тщетно: вошедший в комнату несомненно знал о моем присутствии и шел прямо ко мне!
Я услышала скрип новых ботинок, потом увидела и сами эти ботинки — отлично отполированные, они блестели даже в этом тусклом свете.
Над ботинками начинались брюки из хорошей шерсти, потом шли жилет и сюртук в тонкую полоску (и, конечно, шелковый уголок платка в кармане). А выше, над щеголеватым белым воротничком я разглядела лицо Александра Трофимовича Златовского, моего создателя.