Ген свободы
Шрифт:
…Тут я подумала, что за всеми этими событиями мы совершенно забыли о Виктории Вертухиной. А ведь ее тоже нужно спасать из секты. В отличии от меня, она увязла гораздо глубже. Вряд ли ее удастся привести в чувство прогулкой по городу и горшочком утиного рагу.
Мне стало слегка стыдно за то, что я оставила свою клиентку. С одной стороны, ситуация и впрямь разворачивалась неприятная, до одной ли девушки тут! С другой — с каких это пор я решила, что жизнь одного человека почему-либо не важна?
Пока я так думала, шеф уже закончил свою речь. Хвостовская сидела
— Из этого можно сделать статью, — сказала она. — Можно сделать даже хорошее журналистское расследование… Спасибо, Василий, у тебя прямо-таки талант подкидывать мне материал, на который я пока не обратила внимание!
Шеф слегка ей поклонился.
— Приятно слышать, дорогая Виктуар.
— Но вряд ли в результате мы устроим сенсацию, которая всерьез повредит Школе.
— Если родители девушек из ближнего круга заберут оттуда своих дочерей или перекроют им финансы, это уже повредит положению Школы, — не согласился Мурчалов.
— Да, верно… Но в любом случае это все будет небыстро. Если ты и впрямь опасаешься, что они готовят переворот, то наше вмешательство может побудить их даже ускорить дело.
— За этим я позвал Михаила Дмитриевича, — Мурчалов обратился к Пожарскому. — Может ли такая статья наделать достаточно шума, чтобы стать основанием для разбирательства в Городском собрании? Для служебного расследования в отношении Никитина?
Пожарский с сомнением покачал головой.
— Все это лишь косвенные улики, по вашему же сыщицкому выражению… Мне не удастся заинтересовать этим никого.
Шеф явно проглотил какое-то раздраженное восклицание и проговорил вкрадчиво:
— Но речь ведь идет о контрабанде булавок! Сами подумайте. Речь идет явно о каком-то плане, нацеленном против генмодов!
— Да, это меня тоже тревожит, — согласился Пожарский. — Однако не забывайте: почти никому из живущих ныне генмодов булавки не опасны. Да, ген подчинения дремлет в большинстве из нас, мало кому удалось избавиться от него уже в текущем поколении… Но ведь он именно дремлет. Слава богу, наши предки позаботились о нашем наследии.
Хвост Виктуар при этих словах дернулся, она отвернулась. Я вспомнила, что ей ведь так и не удалось завести разумного ребенка, хоть она всячески старалась и много раз сходилась для этого с неразумными котами. Все для того, чтобы у ребенка не было гена подчинения. Интересно, этой весной она опять попробует?..
— А что если они разбудят эти гены? — проговорил шеф.
— Каким образом?
— Есть… таланты. Помните заговор десять лет назад? Не всех тогда удалось поймать.
Я поняла, что шеф говорит о Златовском. Жену его я убила самолично прошлой осенью. Самого же этого ученого, который участвовал в моем создании, я даже не видела.
Меня пробила дрожь. Неужели и в самом деле можно как-то активировать рецессивные гены подчинения?! Я представила шефа, Виктуар, Пастухова идущих по улице в ряд, словно безмозглые дрессированные звери… Нет, только не это!
Пожарский, однако, не впечатлился.
— Сожалею, Василий Васильевич, но пока ничем не могу помочь. Если вы в самом деле найдете доказательства, что Соляченкова или Никитин связаны с такими исследованиями… Или хотя бы неопровержимое доказательство, что Никитин как-то замешан в контрабанде булавок — тогда и только тогда я предложу запустить служебное расследование. В ином случае ничего не получится.
Он сказал это своим вежливым, очень интеллигентным и немного извиняющимся тоном, и я поняла: переубедить его не удастся.
Видно, и шеф это понял тоже, потому что он сказал:
— В таком случае извините, что зря потратил ваше время.
— Не стоит извинений. Анна, приятно было снова увидеть вас, хотя и жаль, что вам пришлось участвовать в столь неприятном расследовании, — Пожарский вежливо кивнул мне, после чего был таков, вместе со своим референтом.
Виктуар же осталась.
В задумчивости она посмотрела на шефа, потом на меня.
— Ну, ничего иного от этого хитрована ожидать и не стоило, — сказала она. — Одно слово, что овчарка! А теперь мне хотелось бы услышать от вас обоих все в подробностях… а также то, какой у вас, Василий, на самом деле план.
— А вот для этого, — невозмутимо проговорил Василий Васильевич, — нужно дождаться моего друга, инспектора Пастухова. Если он согласится оказать нам некоторую… хм… неофициальную помощь, дело будет практически в шляпе. Я просил его прийти к десяти, чтобы он не пересекся с нашим уважаемым депутатом. Лучше каждому из них не знать об участии другого.
— Разумно, — кивнула Хвостовская. — Но согласится ли он помочь?
— Он помог мне десять лет назад с заговором генетиков.
— А! Тот самый, пушистый такой овчар? — Хвостовская закивала. — Одобряю, одобряю. Ну что же, ждем вашего друга.
Пастухов явился минуту в минуту и, хотя инициативу шефа крайне не одобрил — «Если что, я же перед начальством не отбрехаюсь!» — в конечном счете все же согласился помочь.
Статья вышла в «Вестях» в понедельник. Раньше, как сказала Виктуар, смысла нет — не настолько она сенсационная, чтобы ее читали по выходным. Да и номера на ближайшие два дня уже сверстаны. Конечно, ее репутации хватило бы, чтобы протолкнуть почти любую статью, но ее ведь требовалось еще сначала написать! А для этого Хвостовская, дорожившая своей репутацией, должна была скрупулезно проверить все то, что сообщил ей шеф.
Статья оказалась длинной, на целый разворот. Там был такой отрывок, описывающий с моих слов встречу с Гуннаром Лейфссоном:
'…Однажды в знак высокой милости мне разрешили присутствовать на сеансе, проводимым главой школы. Он появился с помпой.
До этого мне долго говорили, какой предводитель (они называли его Главой) сильный и харизматичный человек. Говорили, что у него мощная энергетика, что бы это ни значило, что он дальше всех прошел по пути познания тьмы, и потому оказывает на собеседников почти гипнотическое воздействие.