Генерал Деникин. Симон Петлюра
Шрифт:
22 июня 1918 г. Добровольческая армия двинулась в поход, названный Вторым кубанским. Используя фактор внезапности, сплоченность, организованность и высокую боевую выучку, она врезалась в киселеобразную армию Кубано-Черноморской советской республики как нож в масло. К исходу пятого дня армия выполнила первую часть своего плана. На станции Тихорецкой захватила штабной поезд местных советских войск. Их командующий Калнин едва избежал пленения, а начальник штаба, бывший полковник, боясь наказания, застрелил жену и покончил с собой.
Однако советские войска, сумев оправиться от первого шока, под командованием бывшего ветфельдшера И. Л. Сорокина, обладавшего военной смекалкой и смелостью, нередко граничащей с авантюризмом, усилили сопротивление. В ожесточенных боях обе стороны несли большие потери, приходя в обоюдную ярость.
Под Белой Глиной
Продвижение Добровольческой армии резко застопорилось. Выполнение второй части плана завершилось только через две недели. Пройденные с боями 262 версты показали стойкость красных войск. Добровольцы потеряли убитыми и ранеными более четверти своего состава. Тем не менее, численность их армии удвоилась. Пополнения, преимущественно офицеры, постоянно прибывали с Украины, Новороссии, из Центральной России. С вступлением в Кубанскую область и Ставропольскую губернию образовался приток казаков и крестьян. Сходы сел Ставрополья, вкусивших советский режим, выносили решения о мобилизации ряда возрастов. Со смягчением отношения к пленным красноармейцам многие из них также начали вступать в армию.
Деникин предложил кубанскому атаману обеспечить полную мобилизацию сил Кубани для скорейшего ее освобождения, основным кубанским частям и в дальнейшем пребывать в составе Добровольческой армии для выполнения общегосударственных задач, исключить проявление сепаратизма со стороны освобожденного кубанского казачества. Однако Филимонов и его военный министр Савицкий тогда издали приказ, дошедший и до Деникина, с обещанием о скором освобождении кубанских казаков, состоящих на службе в Добровольческой армии, что породило среди последних неразбериху и смятение.
После краткосрочного отдыха войск в Тихорецкой, 16 июля Деникин развернул войска на фронте в 140 километров по трем направлениям: на Кущевскую, чтобы там разбить войска, на Кавказскую и Екатеринодар. Нанося главный удар по Кущевке, добровольцы окружили красных, по Сорокин сумел вывести войска и ударил по тылам дивизии Дроздова, двигавшейся на Екатеринодар. Со стороны Екатеринодара тоже двинулись советские войска. Над добровольцами нависла серьезная угроза оказаться «в клещах». Но боевая выучка брала свое. Добровольцы методично продвигались к Екатеринодару.
Их появление на Кубани и военные успехи активизировали антисоветское движение по всему Северному Кавказу. Полковник А. Г. Шкуро (1887–1946), прославившийся как лихой партизан еще на фронтах против немцев и турок, создал сильный отряд приблизительно из четырех казачьих полков Баталнашинского и Лабинского отделов. Захватил Кисловодск, а затем, оставив его, бросился к Ставрополю. Там он предъявил советским властям ультиматум о выводе их войск, в противном случае угрожая подвергнуть город сокрушительной бомбардировке из орудий, которых у него… не было. Тем не менее, красные командиры, перепуганные отовсюду доходившими вестями о победах Добровольческой армии, 21 июля сдали город без боя. Вскоре перед Деникиным в Тихорецкой предстал молодой, нервный, веселый, бесшабашный удалец-командир партизанского типа. Это был Шкуро. Его партизаны, — а больше всех он сам, — по свидетельству Антона Ивановича, безоглядно предавались кутежам, грабили население, пропивали захваченные трофеи. Пришлось наиболее беспокойных казаков свести в Кубанскую партизанскую отдельную бригаду во главе со Шкуро в составе вновь созданной 2-й Кубанской дивизии под командованием возвратившегося по излечении ран достойнейшего, по оценке Деникина, полковника С. Г. Улагая (1877–1946). Шкуро поставили задачу — действовать на фланге Добровольческой армии и поднять Закубапье.
Тем временем Деникин перегруппировал армию и большую ее часть бросил на Екатеринодар. 27 июля вместе с Романовским он прибыл в станицу Пластуновскую, где находилась центральная группа,
Колонны Казаповича и Дроздовского, составлявшие главную ударную силу на екатеринодарском направлении, вынуждены были отступить от плана и развернуться на станицу Кореновскую, тылом к Екатеринодару. Войска Сорокина отменного боевого качества при численном превосходстве наносили удары один другого сильнее. Неся большие потери, добровольцы отступили к станице Платнировской, преследуемые противником. Переутомленные и раненые люди, отчаявшись, плену предпочитали самострелы, чтобы избежать мук красноармейских издевательств (выкалывания глаз, вырезания половых органов, сжигания заживо на кострах и т. д.). Но и сами пощады не давали, жалости не знали.
Иной раз Деникин хватался за голову, горестно говоря сам себе: «Проклятая русская действительность! Что, если бы вместо того, чтобы уничтожать друг друга, все эти отряды Сорокина, Жлобы, Думенко и других (советских военачальников на Дону и Кубани. — А. К.), войдя в состав единой Добровольческой армии, повернули на север, обрушились на германские войска генерала фон Кнерцера, вторгнувшиеся вглубь России и отделенные тысячами верст от своих баз».
Но поля ожесточенных боев орошались кровью молодых и здоровых людей, составлявших цвет России. Сотнями уходили из жизни добровольцы, ветераны движения. Не стало профессора, генерала Маркова, ближайшего сподвижника, друга и соратника Антона Ивановича. Почти в самом начале похода, 25 июня, начдив получил смертельное ранение осколком снаряда. В Торговой вечером следующего дня состоялось прощание добровольцев с покойником. Над гробом в Вознесенской церкви реял его черный флаг с крестом, под которым он водил в бои свои войска. «После отпевания я, — писал Деникин, — отошел в угол темного храма, подальше от людей, и отдался своему горю». При погребении на военном кладбище в Новочеркасске в присутствии атамана Краснова, матери, жены и детей покойного, Алексеев произнес надгробное слово. Затем встал на колени перед его матерью и отвесил ей, «вскормившей и вспоившей верного сына Родины», земной поклон. Увековечивая его память, Деникин переименовал 1-й офицерский полк, которым первоначально командовал Марков, в «1-й офицерский генерала Маркова полк». Несколько позднее, в боях уже под Ставрополем, скончался от заражения крови раненый генерал Дроздовский. С ним у Деникина были натянутые отношения. Главным образом из-за того, что Дроздовский медленно отходил от тактики ведения боя периода первой мировой войны, неся большие потери, но вспыльчиво реагировал на замечания командующего. Сказывалась и его склонность к сепаратизму. Тем не менее Деникин, отбрасывая личное, воздал должное и его заслугам. 2-й офицерский полк получил наименование Дроздовского.
Тяжелые потери несли обе стороны. Некоторые дивизии Добровольческой армии — до одной трети. С назначением 2 августа Сорокина главнокомандующим Северо-Кавказской советской армией, упорство последней возросло еще больше. На Екатеринодарском фронте, по словам Деникина, для его армии создалось «положение тягостной, томительной неопределенности». Обстановка прояснилась, когда добровольческая флотилия, созданная в Ейске, высадила десант в районе Приморско-Ахтырской, а Покровский захватил с севера Тимашевский железнодорожный узел. Только тогда Деникин вздохнул с облегчением и 6 августа приказал Екатеринодарской группе перейти в общее наступление. Боевая выучка офицеров и генералов брала верх. Но и красные продолжали упорствовать, широко маневрируя. Сорокин с главной массой войск отступал на Екатеринодар и частично на Тимашевскую. В районе Усть-Лабипской сражалась его отдельная группировка в 4–6 тыс. человек с артиллерией и бронепоездами. К 13 августа Екатеринодарская группа добровольцев на расстоянии одного перехода взяла в тесное кольцо Екатеринодар с севера и востока.