Генерал Деникин. Симон Петлюра
Шрифт:
25 января Деникин вызвал в Ставку, находившуюся в Тихорецкой, атаманов, правителей, командующих и потребовал от них немедленного подтверждения готовности и дальше бороться за единство России и армии. Совещание в целом осудило течения, возобладавшие на Верховном круге. Но кубанский атаман Букретов тут же обвинил «добровольцев» в бегстве и нежелании защищать Кубань. Это вызвало взрыв негодования. В ответ Богаевский заявил, что, наоборот, кубанцы всаживают нож в спину «добровольцев». Ширящиеся разговоры о мире и борьбе только за собственный казачий очаг Харламов назвал заразой, охватившей слабых людей. Донцы, заверял он, свободны от этой болезни. Председатель Донского Круга подчеркивал, что победа возможна только на путях государственности, а для этого необходимо российское единство, ибо демократические лозунги погубят казачество. В таком же духе говорили представители Терека — председатель Круга П. Д. Губарев и глава правительства Абрамов. Первый обратил внимание на то, что на Верховном круге не произносится даже слово «Россия», а вопрос о борьбе с большевиками проходит очень тяжело. Кубанцы расценили такие обвинения как оскорбление и непонимание элементарных
Белое движение повисло на волоске и держалось только на поддержке Антанты, откуда исправно продолжала поступать помощь подчеркнуто в адрес Деникина. В январе — феврале Англия, Франция и США доставили 6631 вагон военных грузов. Но фронт получил едва треть — 2328. Объясняется это тем, говорилось в одной докладной записке, что «рабочие под влиянием большевистской агитации… уклоняются под всевозможными предлогами от работ по выгрузке военных грузов». На юго-востоке Черноморской губернии развернулось так называемое Крестьянское ополчение, в котором большевики, действуя нелегально, заняли ключевые посты (Е. С. Казанский, И. Б. Шевцов и др.). За неделю, с 28 января, оно изгнало деникинцев с побережья от Адлера до Сочи. Клокотали Дагестан и Терек. Партизаны получали прямую помощь от советской власти. Группа повстанческих сил во главе с Н. Гикало, отряды X. Псациева, Д. Тогаева, А. Хорошева, А. Шерипова также превратились в реальную военную силу. Удары с тыла разрушали белогвардейскую «империю» как карточный домик.
Тимошенко обратился к Деникину с настоятельной просьбой посетить заседание Верховного казачьего круга. Умеряя честолюбие под тяжестью внутренних и внешних обстоятельств, главнокомандующий приехал в Екатеринодар. Хлынувшие посетители умоляли его пойти на дальнейшие уступки казачьим лидерам и предотвратить разрыв с ними. На том же настаивали представители английской и французской миссий. С текстом заготовленной речи он предварительно ознакомил генералов Сидорина и Кутепова, а в полдень 29 января произнес ее на заседании Круга, подведя итоги прошедшему и начертав контуры предстоящей политики критического периода, ставшего заключительным актом и всей драмы гражданской войны на Юге России и личной его карьеры как военного и политика.
«Теперь, — сказал Деникин, — все ищут, но не обнаруживают причин наших неудач. Правые видят их в слабости при проведении программы, левые — в реакционности правительства; одни — в нетерпимости к новым государственным образованиям, другие — в главном командовании; и все — в грабежах и бесчинствах войск». Стремясь вдохновить и мобилизовать присутствующих, он подчеркивал, что не все еще потеряно, спасение — в укреплении фронта. Причину своего поражения в Харьковско-Воронежской операции он объяснил превосходством сил Красной Армии, а под Ростовом и Новочеркасском, где соотношение войск, наоборот, было на стороне его войск, — подорванностью их духа, что явилось следствием отступления и безудержной пропаганды по подрыву авторитета командования и затемнением целей борьбы. Теперь, заверял оратор, рисуя радужную картину, фронт поправился, численный перевес большевиков сейчас невелик, а конница их либо разбита, либо существенно потрепана, силы их выдохлись. И поэтому не страшно стало даже отступление.
Показ столь благостной картины потребовался Деникину для того, чтобы выставить кубанцев, которых на фронте всего 8,5 тыс., главными виновниками катастрофы. Призвав к напряжению всех сил и к воодушевлению борцов, он обвинил затем Екатеринодар в том, что он устранил Россию и создает казачье государство, готовится к принятию всей полноты власти, но одного не принимает во внимание, что Добровольческая армия и ее главнокомандующий служат России, а не Верховному Кругу, речи в котором породили неуверенность на фронте, разрушают идею борьбы, ее стратегию, основывавшуюся на единстве. Далее Деникин пустил в ход угрозы — самое сильное из всего, что осталось в его арсенале. Если, говорил он, этот круг откажется от общерусской власти и поставит своей армии задачу только самозащиты, то Добровольческая армия уйдет на поиск других путей спасения России, а вместе с нею уйдут и технические части казачьих войск, укомплектованные русскими офицерами. И тогда, предупреждал он, рухнет фронт, а большевики не дадут вам пощады. Через 2–3 месяца ограбленные казаки вновь восстанут, но тогда уже они проклянут вас за то, что сейчас вы сбиваете их с толку. В качестве первого шага он требовал немедленной отправки кубанцев на фронт, указывая, что только это спасет его.
Далее после разъяснения смысла своей борьбы — не за власть, а за Россию, что, однако, подчеркивал он, невозможно без полноты власти главнокомандующего, — Деникин изложил позитивную часть программы конкретных действий. Ее основы уложились в девять пунктов. На первое место выдвигались главные лозунги в прежнем виде: «Единая, великая, неделимая Россия»; «борьба до конца с большевиками»;
Тимошенко немедленно парировал выпады Деникина, обнажив то, что старательно им маскировалось. «В борьбе с большевиками мы подошли к Москве, но наши войска во главе с блестящими полководцами, — язвил он, — были отброшены вахмистрами Буденным и Думенко. В выяснении причин не будем слушать ни правых, ни левых, но надо исходить из того, что победа возможна только с народом и через народ, а главнокомандующий, чей стратегический талант мы ценим, должен учитывать и политическую сторону гражданской войны, смысл которой заключается в борьбе «за формы правления». Победителем в ней станет лишь тот, кто выставит близкие и понятные народу лозунги. Что касается лозунгов «Земля — трудовому народу и казачеству», и «Учредительного собрания», то их следовало бы выставлять с самого начала борьбы, ибо «диктатурой Россию не победить». И в том, что мало кубанцев на фронте, повинны не они, а насильники, изъявшие два месяца назад вождей Кубани. Мы не мыслим себя отдельными от России и за нее пойдем сражаться, но не как рабы, а как свободные граждане, которые не подчинятся диктатуре, как бы не был велик диктатор. Существующие разногласия с главкомом необходимо устранить, в противном случае они помогут Троцкому осуществить его мечты «о единой, великой и неделимой Совдепии».
По заключению Деникина, сделанному позднее Тимошенко фальшивил, а его единомышленники не хотели бороться ни в роли рабов, ни свободных граждан, они печалились о судьбе трудового народа России, но обездолили своих иногородних. В доказательство тому он указывал на переход к большевикам в последующем и самого Тимошенко, и Гнилорыбова, и Агеева.
К середине февраля обе стороны пришли к соглашению под давлением обстановки — без особой радости и без больших надежд. Деникин заверял о своем стремлении к осуществлению народного представительства, но считал, что в борьбе с коммунистической диктатурой успех могла обеспечить только военная диктатура. Итогом явилось провозглашение южнорусской власти, установленной соглашением между главным командованием Вооруженных сил Юга России и Всероссийского учредительного собрания. Первым ее главой был назван Деникин. Учреждалась законодательная палата, обеспечивающая преемственность власти главы государства и законодательную власть. Функции исполнительной власти передавались главнокомандующему и ответственному перед Законодательной палатой Совету министров, кроме министров военного и путей сообщения. Глава южнорусской власти наделялся широчайшими полномочиями распускать Законодательную палату, назначать председателя Совета министров, накладывать вето, разрешающее вторичное рассмотрение закона не ранее, чем через 4 месяца.
Деникин рассматривал это нововведение как переход от диктатуры к конституционным формам правления, хотя неограниченная власть главнокомандующего да еще при существовавших нравах на практике если и не сводили его к нулю, то существенно обесценивали. Во всяком случае, Верховный круг сразу же отказался от требования законодательных функций до созыва Палаты. Казачьи верхи снова проиграли. Богаевский был освобожден от обязанностей главы правительства. На пост председателя Совета министров донцы и терцы выдвинули кадета Н. Н. Мельникова, кубанцы — Тимошенко. Деникин, естественно, предпочел первого. Он вообще не пригласил в правительство ни одного кубанского самостийника, что вызвало у них новый приступ негодования и лишило его поддержки с их стороны. Новое правительство Верховный круг встретил недоброжелательно, Кубанское правительство Иваниса — отказом признавать его компетенцию на территории Кубани, общероссийская буржуазная общественность — подозрительно. Эсеры при участии Тимошенко и Аргунова обсуждали возможность переворота, меньшевики осудили его и потребовали соглашения с большевиками. Поддержанное лишь кадетами, которые сами к тому времени в глазах общественного мнения растеряли весь свой кредит доверия, правительство оказалось в вакууме, собственно так и не сумев развернуть своей работы.
Врангель и его сторонники активизировались. Чтобы вырваться из-под жесткой опеки Деникина, барон подал рапорт об отставке, сообщив о своем намерении уехать в Крым «на покой». 17 февраля Лукомский своей властью удовлетворил его просьбу. Еще до прибытия Врангеля в Севастополь его сторонники потребовали от Шиллинга, обвинившего его в сдаче Одессы, передать власть Врангелю, не спрашивая разрешения Деникина. Лукомский, оказавшийся там в связи со смертью его матери, тоже перешел на сторону Врангеля. Генерал Слащев, командовавший корпусом, заявил, что он будет подчиняться только Деникину и Шиллингу. Узнав об этом, главнокомандующий отказался заменить Шиллинга Врангелем. Группа деятелей из Ялты телеграфировала Деникину: «События неминуемо поведут к гибели дело обороны Крыма, если во главе власти в Крыму не будет безотлагательно поставлен барон Врангель». Шиллинг запросил разрешения сдать власть. Ночью, 21 февраля в 1 час 15 минут, Деникин срочно ответил телеграммой: «Совершенно не допускаю участия генерала Врангеля. Уверен, что Вы положите предел разрухе». Через два часа Шиллинг приказал Врангелю немедленно покинуть пределы Крыма. В тот же день был уволен в отставку и Лукомский. Врангель не подчинился. Спустя некоторое время, генерал Хольман от своего имени подтвердил приказ.