Генерал Деникин. Симон Петлюра
Шрифт:
Огнем и мечом прошелся Махно по Екатеринославщине, разрушив коммуникации между Ростовом и Киевом. Живьем топили в Днепре и сжигали на костре без разбора офицеров, коммунистов, интеллигентов под общим лозунгом «Бей белых — пока не покраснеют, красных — пока не побелеют!» Шайки были неистребимы. Как только вдали начинала куриться пыль от «батькиных тачанок», городские притоны превращались в махновские штабы, а громилы — в бойцов. Деникин направил на борьбу с Махно целиком весь корпус генерала Слащева, но тот не справился с поставленной задачей. Требовалась кавалерия. Пришлось снимать части Шкуро с Воронежского направления. Страх охватил богатых. Шкуро со свойственной ему непосредственностью рекомендовал: «Впавшей в панику харьковской буржуазии предлагаю попросту удирать. Более крепкие первыми должны брать винтовки и идти на фронт, а не спекулировать за спинами».
Деникинщина, не имевшая под собой надежного и прочного социального
Капитан тонущего корабля
Острое недовольство казачьих верхов, хотя и причиняло немало хлопот, все-таки напоминало лишь обычный бунт на корабле. Несмотря на бурю, ломавшую палубные надстройки, корабль продолжал идти намеченным курсом. Капитан, однако, плохо знал его, и тот наталкивался на рифы, получая одну за другой бортовые пробоины.
Такими внезапными подводными камнями для Деникина стали выступления недовольных его социальной политикой рабочих и крестьян. Своей неожиданностью и мощью они потрясли устои его режима. Оккупированная им территория покрылась сетью подпольных организаций, душой которых стали большевики. Повсюду вспыхивали забастовки, стачки, восстания. Остановилась железная дорога. Едва-едва, с надрывом и перебоями, работал Новороссийский порт. Шахтеры Донбасса перестали давать уголь. Пролетарии Харькова, Ростова, Таганрога, Екатеринослава и десятков других городов поднялись на последний и решительный бой. Крестьяне сел, станиц, хуторов и аулов отказывались поставлять продовольствие, укрываясь от мобилизации в горах и плавнях. Зеленое движение обретало красный политический оттенок. Армии народных мстителей взяли под контроль целые ущелья и районы Украины, Причерноморья и Северного Кавказа. 24 октября 1919 г. Ленин с полным основанием указывал: «Украина горит и на Кавказе восстание. Наступает момент, когда Деникину приходится бросать все на карту».
И в это время Красная Армия перешла от активной обороны в решительное контрнаступление, нанося сокрушительные удары по деникинцам. 20 октября передовые колонны Эстонской, Латышской и 9-й стрелковой дивизий 14-й армии (командующий И. П. Уборевич, член РВС Г. К. Орджоникидзе) освободили Орел. Через четыре дня корпус С. М. Буденного во взаимодействии с 8-й армией ворвался в Воронеж, разгромив кавалерию Шкуро и Мамонтова.
Такой крутой поворот событий на фронте судя по всему явился для Деникина полной неожиданностью. Он вызвал у него если не смятение, то глубокую озабоченность и повышенное нервное напряжение. Заявление Филимонова, возлагавшего надежду на здравый «голос казаков», вызвало вспышку ярости. И в этот момент под руками оказался Врангель, прибывший в Таганрог, где располагалась Ставка верховного, который приказал ему немедленно выехать в Екатеринодар и обуздать там потерявших разум бунтарей. В качестве его помощника туда был направлен и начальник отдела законов и пропаганды Особого совещания профессор Соколов. Последний сразу же предложил кубанцам внести поправки в конституцию, преследующие цель усиления власти атамана, упразднение Законодательной и созыв Краевой рады только по усмотрению атамана и не чаще одного раза в год, предотвращая создание собственной армии.
Врангель, приступив к действиям, не обнаружил в частях надлежащей стойкости в случае «разрешения внутренних вопросов оружием». Да и, кроме того, он опасался ответной «бури на Дону». На приглашение выступить на заседании Рады он сказал: «До тех пор, пока у вас заседают изменники, моя нога не переступить вашего порога». К тому же, он никак не мог забыть слова Макаренко о недоброкачественности кубанских генералов, так как был принят в кубанские казаки и с апреля 1918 г. ходил только в черкеске и папахе. В знак своего нерасположения он демонстративно покинул Екатерииодар и уехал в Пятигорск, откуда сообщил Филимонову, что Кубань включена в район действий Кавказской армии и ее командующим назначен Покровский. В письме председателю Особого совещания Лукомскому он писал: «…Обнаглевшие самостийники окончательно закусили удила… Я сделаю все, но ход событий заставляет предвидеть возможность такого порядка вещей, когда отказ от военного вмешательства будет признанием слабости, а это, по моему убеждению, равносильно гибели».
Буря над кубанцами разразилась внезапно. 6 ноября Деникин телеграфировал в Екатеринодар: «В июле текущего года между правительством Кубани и меджлисом горских народов заключен договор, в основу которого положена измена России и передача Кубанским казачьим войском Северного Кавказа в распоряжение меджлиса, чем обрекается на гибель Терское войско. Подписавших договор при появлении их на территории Вооруженных сил Юга России приказываю немедленно предать военно-полевому суду за измену». Рада обязала атамана и правительство разъяснить Верховному, что обсуждение действий делегации подлежит только в правительстве,
Тем временем к Екатеринодару подтягивались войска. Покровский перебросил с фронта отряд головорезов, готовых истребить все население города, и объявил приказ о своем вступлении в должность командующего тыловым Кубанским районом Кавказской армии. Комендант Екатеринодара генерал Чумаченко избил члена Рады Якунина. Растерянный Филимонов бегал от Рады к Покровскому и обратно. Он убеждал первую смириться, утвердить закон об управлении краем и разойтись, чтобы своими выпадами не обострять отношений с деникинской армией. Рада отвергла предложение о капитуляции. Покровский предъявил атаману два ультиматума: во-первых, Рада должна выдать Калабухова для предания его суду как изменника в соответствии с приказом Деникина, а во-вторых, прекратить травлю Добровольческой армии. Ответ на них он потребовал дать к 12 часам 19 ноября, предупреждая, что в случае невыполнения данных требований добьется своего силой. Филимонов, доведя ультиматумы до сведения Рады вечером 18 ноября добавил: «Ничего другого не остается, как подчиниться требованиям генерала Покровского».
Как разорвавшаяся бомба, откровенный диктат поверг Раду в шоковое состояние. В перерыве И. Макаренко набросился на Филимонова: «Какой вы атаман, если предлагаете полную капитуляцию! Вы должны сложить свои полномочия. Подайте мне булаву». Глава правительства Курганский попытался защитить Филимонова. Разъяренный Макаренко, теряя самообладание, цыкнул и на него: «Молчать! А то я вас как щенка выкину отсюда». Загнав всех на заседание, он заявил: «Атаман изменил Кубани и продался Добровольческой армии. Ввиду этого вся власть на Кубани принадлежит Краевой раде. Кому атаман должен передать свою булаву?» После невообразимого шума исход голосования по вопросу о доверии атаману решил всего один голос. Макаренко сложил с себя полномочия и покинул театр. Среди делегатов возобладало «покаянное настроение». Филимонов отправился на телеграф для переговоров с Деникиным по прямому проводу. Но его не допустили в аппаратную и не позволили отправить телеграмму. Рада и правительство оказались на положении пленников.
Утром 19 ноября Калабухов отдал себя в руки военных властей. Врангель прислал приказ из Пятигорска: «Прикрываясь именем кубанцев, горсть предателей, засев в тылу, отреклась от матери-России… Заключили преступный договор, передающий в руки врага…Терек, пытались развалить фронт… Покровский во исполнение моего приказа арестовал и предал суду десять изменников… Калабухов, Макаренко, Манжула, Омельченко, Балабас, Ворониной, Феськов, Роговец, Жук и Подтопельный. Пусть запомнят эти имена те, кто попытался бы идти по их стопам!» Покорность федералистов смягчила Деникина. Надобность в большом кровопускании отпала. Чтобы запугать Быча и не допустить его возвращения, вечером того же дня военно-полевой суд приговорил Калабухова к повешению. Утром 20 ноября приговор был исполнен на Крепостной площади, а труп в назидание всем строптивцам был оставлен на целый день.
Делегация от сломленных депутатов Рады во главе с историком Ф. Щербиной отправилась к Деникину, чтобы повиниться и сообщить ему, что парижская делегация кубанцев лишена своих полномочий, а Рада готова вести борьбу с большевиками до победного конца в единении с Добровольческой армией и ради этого согласна на организацию власти при сохранении казачьей автономии. Вместе с тем она высказывала робкую просьбу позволить Раде самой провести следствие и суд над арестованными депутатами, которых надлежит освободить, а командование тылом Кавказской армии передать кубанскому атаману. Деникин не принял делегацию и уехал в Новочеркасск, чтобы предостеречь Донской круг от поддержки Рады, часть депутатов которой обратилась к нему, а также к терцам, поддержать ее в борьбе с посягающими на суверенитет «цитадели народоправства». «Я был бы преступником, — сказал он там, — если бы не отдал приказа об аресте и суждении изменников». Верховный просил депутатов прекратить игру в политику, когда надвигается опасность, и установить в своих областях твердую власть, передав ее атаманам. Перепуганные произошедшим в Екатеринодаре, никто из них не подал голоса в защиту Рады. Последняя срочным образом внесла изменения в конституцию в духе обещаний делегации Щербины. 21 ноября ее заседание по-солдатски стоя встретило Врангеля, который, выступая, подробно перечислил прегрешения федералистов. На следующий день Рада переизбрала своего председателя. Филимонов подал в отставку. Атаманом был избран генерал Н. М. Успенский (1875–1919).