Генерал Симоняк
Шрифт:
Когда рассвело, комкор с разных точек подолгу разглядывал вражеский передний край, делая пометки на своей карте.
У Николая Павловича, понял Попов, осталось неизменным его командирское правило: самому всё видеть и оценить, прежде чем принимать решение.
...Глуховатый бас Симоняка минут двадцать рокотал под расписными сводами зала Ропшинского дворца. Комкор говорил, изредка бросая взгляд на свою карту. Как и ожидал Попов, он доказательно, с большой убедительностью оценил характер обороны противника в полосе наступления корпуса, изложил
Говоров сидел насупившись. Казалось, он не очень следит за словами комкора. Но когда Симоняк отходил от макета, проводил его потеплевшим взглядом.
6
Солнечным утром 10 июня Симоняк с волнением вслушивался в рев канонады. Артиллерийское наступление продолжалось уже больше двух часов. В операции на Карельском перешейке на каждый километр фронта в полосе гвардейского корпуса приходилось более двухсот орудий. Теперь к ним присоединились самолеты. Нара стающий гул моторов заставил Симоняка поднять голову. Низко, чуть не задевая деревья, проносились эскадрильи штурмовиков. Повыше, над ними, в бледно-голубом небе плыли, похожие на журавлиные стаи, девятки бомбардировщиков.
С земли было хорошо видно, как от самолетов отрывались крупные серебристые капли. Падая, они быстро увеличивались в размере и со свистом пронзали воздух.
Всё дрожало вокруг. Казалось, что земля не выдержит бомбового удара.
Взрывной волной с Симоняка сорвало фуражку. Одна девятка сбросила бомбы у самого нашего переднего края. Несколько бомб упало невдалеке от наблюдательного пункта комкора.
Симоняк в сердцах выругался и велел соединить его с командующим фронтом.
– Меня бомбят наши, - пожаловался он Говорову.
– Побьют народ, с кем пойду в атаку?
Несколько минут комкор ждал звонков из дивизий. Не натворил ли беды этот нелепый бомбовый удар? Но телефон молчал. Симоняк сам твердо наказал: до начала атаки прибегать к телефонной связи только в случае крайней нужды.
– Вызывай Щеглова, - сказал командир корпуса телефонисту.
63-я дивизия, как и под Пулковом, наступала на главном направлении. Ей предстояло идти вдоль Выборгского шоссе.
– Как у тебя, Афанасий?
– спросил комкор.
– Здорово пробомбили?
– Еще не совсем ясно.
– А настроение?
– Превосходное!
– Уточнишь потери от бомбежки, донеси.
– Передали вот, что Холошню малость зацепило, у остальных как будто в порядке...
Майор Григорий Силантьевич Холошня командовал 192-м полком, сменив Якова Ивановича Кожевникова. Симоняк помнил его с августа сорок первого года, когда наши моряки доставили на Ханко гарнизон острова Осмусаар. Среди командиров был и лейтенант Холошня. На кадрового он мало походил. Представляясь комбригу, поднес руку к пилотке, неловко оттопырив пальцы. Гимнастерка мешком висела на его плечах. Глаза были прикрыты поблескивавшими стеклышками очков. Симоняк тогда немало удивился, узнав, что моложавый лейтенант уже окончил институт и возводил укрепления на Осмусааре.
Холошню
– Лучшего человека на командование полком, чем Холошня, искать не надо. Большой он умница!
В трудном бою под Нарвой Холошня оправдал эту оценку. И к предстоящей операции подготовил полк хорошо. Но вот перед самой атакой - такая неприятность.
– Ободри его, - сказал комкор Щеглову.
– Дьяченко туда уже пошел.
Передний край корпуса от реки Сестры отделяло двенадцать - семнадцать километров. Река причудливо извивалась по лощинам, среди густых лесов. Неширока она, а переправиться трудно: берега крутые, подходы под огнем.
Уже с самого начала боя, когда войска корпуса рванулись вперед и за двадцать минут оставили за собой четыре линии вражеских траншей, взгляд Симоняка, скользивший по карте, всё чаще и чаще останавливался на голубой ленточке реки. Шагнуть бы сегодня за Сестру, размышлял комкор, захватить мост, поселок Яппиля - вот это было бы по-гвардейски!
Наступали две дивизии корпуса - 45-я и 63-я. 64-я находилась во втором эшелоне. От Путилова и Щеглова поступали бодрые донесения. Противник ошеломлен, смят ударами нашей артиллерии и авиации, дружным натиском гвардейцев.
Позвонил командующий фронтом, справлялся, как идут дела.
– Хорошо. Финны еще не опамятовались. Полки местами уже продвинулись на четыре километра.
– Наши самолеты больше вас не бомбят?
– Нет. Они, к счастью, больше напугали, чем причинили вреда.
Красные стрелки на карте комкора с каждым часом отодвигались от бывшего переднего края. В лесах, у озерных дефиле, на перекрестках дорог завязывались скоротечные схватки, а иногда и яростные бои. Гвардейцы опрокидывали неприятельские заслоны и рвались вперед. В их действиях сказывалась большая школа войны, полученный в сражениях опыт прорыва многополосной обороны.
Из дивизий докладывали только о достигнутых рубежах, занятых полками опорных пунктах. Но что стояло за скупыми словами шифрованных сообщений?
Радиоволна донесла командиру 192-го полка прерывистый голос комбата Петрова:
– Я у высоты Волк.
– Не задерживайтесь. Иду следом.
Холошня, поправив очки, назвал место своего нового командного пункта Заболотье.
Деревеньку с этим названием заняла рота капитана Львова. После тяжелого ранения под Пулковом Алексей Львов долго лежал в госпитале. Вернулся в полк перед боями. И опять повел своих автоматчиков вперед. Рота обогнала стрелковые цепи, лесом обогнула Заболотье, атаковала финнов с фланга. Старшина Иван Исаичев, ветеран полка, ханковский снайпер, со своим взводом внезапно появился у них в тылу. Неприятельский гарнизон почти весь был уничтожен. Автоматчики захватили три тяжелых орудия.