Гений зла (сборник)
Шрифт:
незаурядная память подвела на этот раз Веру Ивановну, и одна
комната превратилась в «несколько», а время ее получения
сдвинулось на целый год. (Между прочим, в начале своей статьи
Прохорова пишет, что чувствует себя обязанной «остановить
поток лжи». Так что намерения у Веры Ивановны были самые
похвальные).
Итак, единственный серьезный аргумент Прохоровой, который
мог бы быть независимым образом подтвержден, проверки не
выдержал.
утверждений.
...Чтобы закрыть жилищную тему, добавлю, что в начале 1951
года, уже после ареста Прохоровой, мой дед по материнской
линии, профессор геофака МГУ Б.П. Алисов обменял свою
двухкомнатную квартиру (Ново-Песчаная ул., д. 8, кв. 68) на
отцовскую комнату, где в то время жили мои отец, мать, бабушка
и тетка с открытой формой туберкулеза.
...Замечу, наконец, что графологические предположения
Прохоровой также не соответствуют действительности: буквы
«ш» и «м», написанные моим отцом, прекрасно различимы.
(Чтобы читатель мог в этом убедиться, я привожу в этой книге
факсимиле двух отцовских писем).
* * *
...Понимает ли Вера Ивановна, что ее «Трагедия предательства» –
уникальный документ, доказывающий несостоятельность
обвинений в адрес моего отца? А кроме того, ее статья – портрет
нашего общества, подвергшегося насилию и обманутого. Мне
хочется привести здесь слова Н.И. Гаген-Торн из ее книги
Memoria (М., 1994, с. 374), как будто специально написанные для
ответа Вере Ивановне: «Основой сталинского режима было
разрушение естественных чувств. Был проделан социальный
опыт: как создать полную автоматическую покорность? Для
этого представлялось наиболее пригодным нарушить
естественные реакции человека – заботу о близких, веру в друзей,
умение отличать правду от лжи. Это было основным для
бредового состояния, в которое была поставлена страна:
перестать понимать, где правда, где мистификация, кто враг, кто
друг».
Что я могу к этому добавить? Уверен, что наилучшим
опровержением искаженного образа моего отца является его
музыка. Ведь она – точнейший психологический портрет ее
автора. И этот портрет не имеет ничего общего с тем, который
нарисовала Вера Ивановна. Нужно только дать возможность этой
музыке прозвучать…
июнь – август 2002 г.
P.S. Я хочу вернуться к «фразам, сказанным наедине», с
помощью которых заключенные определяли доносчика, и
добавить следующее. Думаю, что в интеллектуальной среде, где
все дорожат
давал ошибочный результат. Ведь «фраза, сказанная наедине» и
предъявленная затем арестованному на допросе, – это всегда
саморазоблачение стукача, чего стукач, конечно же, стремится
избежать. Для того, чтобы считать такую фразу прямым доносом,
нужно суметь исключить:
а) антисоветские фразы общего типа из лубянских списков;
б) остроты, передаваемые от человека к человеку по цепочке;
в) комбинации, составленные стукачом из известных ему имен и
характерных слов;
г) подслушанные фразы; фразы, выведанные у пьяных, и т.п.
На мой взгляд, гораздо надежнее было бы определять стукача-
интеллектуала по карьерному росту, материальному
благополучию и творческому бессилию.
P.P.S. Иногда меня спрашивают, почему я не подаю на
Прохорову в суд. Интересующихся отсылаю к докладу фонда
ИНДЕМ «Дело о $ 400 млрд. Портрет российской коррупции»
(Новая газета, 12-14 авг. 2002), а также к статьям:
а) Ягодкин А. «Поруганная честь ветки № 3» (Новая газета, 9-11
сент. 2002);
б) Политковская А. «Острая юридическая недостаточность»
(Новая газета, 19-22 дек. 2002).
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
И.Л.Кушнерова – А.А. Локшину
Дорогой Саша!
Я хочу написать Вам о событиях 48 - 49 годов, свидетелем которых я
была и о которых Вы можете не знать. В 48 году у Вашего отца еще не
было жилплощади в Москве, и он снимал маленькую квартирку без
всяких удобств на станции Зеленоградская по Ярославской ж.д. Там он
жил со своей матерью и сестрой. От станции до дома было довольно
далеко идти, и так как Ваш отец был серьезно болен, то случались дни, когда эта дорога была ему не под силу. В такие дни он оставался
ночевать в Москве у своей школьной знакомой (по Новосибирску)
Надежды Лыткиной. Эта его знакомая жила тогда в коммунальной
квартире в одном из Арбатских переулков, в доме, где – как выяснилось
впоследствии – раньше жила Марина Цветаева.
Лыткина была гостеприимна, и у нее часто собирался народ. После
занятий в Консерватории я не раз приходила туда вместе с вашим
отцом; именно там я впервые увидела Веру Прохорову.
Вот что мне запомнилось: Прохорова много и охотно говорила – о
своих именитых родственниках и знакомых и о том, кто из них что