Гений зла (сборник)
Шрифт:
имени Вава, с которой только недавно познакомился (после его ареста
ее сослали, позже она вышла замуж за литератора-диссидента
Айхенвальда). Твоя мама пришла с Шурой и с молодой особой, у
которой брала уроки <...>ского языка. Особу звали Зина [имя изменено.
– А.Л.].
Компания получилась пестрая. Хорошо знали друг друга только твоя
мама, Алик, Руф и я. Еды, помнится, было мало, а кто-то принес тогда
только что появившийся в магазинах
изрядно. Алик читал стихи. Среди них одно совершенно непристойное
(про «Луйку»), Шура громогласно объявлял, что ему отрезали три
четверти желудка и все норовил, задрав рубаху, показать
присутствующим оставшуюся часть или шов от операции. Словом,
сборище получилось малоприятным. Помню, как я просила Руфа увести
всех «погулять». Что он и сделал.
Во дворе нашего маленького московского двухэтажного домика
(сохранившегося еще во время пожара 1812 года) еще пошумели,
лазили зачем-то на крышу, потом разошлись. Когда они удалялись, я
слышала, как Алик кричал: «Да здравствует свобода слова! »* Говорил
ли Алик в тот вечер что-то крамольное, не помню. Возможно. [Именно
в этот вечер, по дороге с «всеобщего дня рождения», Вольпин произнес
роковое слово «блевотина». – А.Л.] А потом, еще до моего отъезда в
Воронеж (до 27-го августа), мы узнали, что Алик, уехавший в Черновцы
(поближе к Западу), арестован.
Даже сейчас не могу спокойно думать о кошмаре тех дней. Мы тоже
ждали ареста. Перед этим у меня были договоренности об устройстве на
работу в Москве (мне очень не хотелось уезжать оттуда). В
издательстве иностранной литературы я уже заполнила анкету и мне
назначили зарплату. Звали меня еще в ТАСС и в радиокомитет. Потом
посыпались отказы. Один за другим. Пришлось поехать по
распределению. Позже я, сопоставив события, склонна была объяснять
это дружбой с Аликом.
Приехав однажды из Воронежа, я узнала от твоей мамы, что она
получила от него письмо из ссылки, где он советовал ей не увлекаться
музыкой и <...>ским языком. К тому времени мама твоя уже вышла
* Еще более поразительный эпизод, характеризующий Вольпина как
экстремально неосторожного человека, описан в книге О.Адамовой-Слиозберг
«Путь» (М.: Возвращение, 2002, с. 188-189). Текст Слиозберг укрепил меня в
мысли о том, что за Вольпиным было установлено наружное наблюдение. –
А.Л.
замуж за твоего отца, была в нем абсолютно уверена, и мы решили, что
доносчиком была Зина.
Кстати, Алик отнюдь не исключал ее участия в своей судьбе. После его
возвращения из ссылки
мне кажется, в январе 1954-го года (а может быть, 55-го). Мы,
помнится, встречали старый новый год. Алик рассказывал, как на
допросе следователь интересовался его стихами и даже спрашивал,
какой смысл он вкладывал в слова: «Да придет же термидор!» (кажется,
из «Ворона»). Подивились еще, что следователь знал про «термидор».
Потом Алик сказал, что его спрашивали, кто такие «Руф и Алла». На это
он якобы ответил, что Руф – очень скрытный человек, а Алла –
женщина.
Т.е. Зину, по-видимому, исключить из дела нельзя. Я никогда не знала
ее фамилии. И, прочитав твою первую книгу, подумала сначала, что <…
> и есть эта Зина. Сейчас поняла, что ошибалась. Вблизи твоего отца, по-видимому, работал не один стукач.
Вот, Шурик, на этом кончаю. Может быть, мое письмо заставит твою
маму вспомнить еще что-нибудь. Конечно, это дела давно минувших
дней, но они в нас еще живы. Еще раз спасибо тебе за твой труд. Он
нужен не только тебе.
Будь здоров. Береги маму.
Твоя А.Б.
ПРИЛОЖЕНИЕ 3
А.А. Локшин Два отрывка из Интернет-дискуссии по
поводу статьи Аллы Боссарт «Сын за отца»
(Новая газета, 2003, № 17)
1. Освободилась комната…
В обширной статье Прохоровой «Трагедия предательства»
(Российская музыкальная газета, № 4, 2002) ее обвинения в адрес
моего отца были, наконец, опубликованы, и теперь, как я полагаю,
не станут видоизменяться. В №7/8 Российской музыкальной газеты
за 2002 год я подробно ответил Прохоровой, объяснив
несостоятельность всех ее аргументов. В двух словах, суть в том, что
Прохорова считает, что в ее квартире не могло быть
подслушивающего устройства. Допусти она такую возможность, ей
не о чем было бы писать свою статью. Ведь все крамольные
разговоры с моим отцом – предъявленные ей потом на следствии –
велись именно в ее квартире*.
Впрочем, уже здесь Прохорова противоречит сама себе. Ибо в
другой своей статье, посвященной Рихтеру («Он был всецело в
жизни…» в сб. «Вспоминая Святослава Рихтера», М.: Константа,
2000, с. 47) пишет буквально следующее: << Стараниями «органов»
у нас освободилась [ничего себе термин! – А.Л.] комната в общей