Генофонд нации
Шрифт:
– Какие проблемы? – дернула плечиком Людмила. – Я сразу посмотрела, эта фирма финансово-хозяйственной деятельности не ведет, с налогами у них все чисто.
– Пока. Пока эта птичка сидит, не высовываясь, но рано или поздно крылышки расправит. А в налоговой-то уже на заметке. Уже в их компьютер попала – Гайворонский эту «пустышку» себе как проверку отметил.
– Ну и что, у них все в компьютере! – не сдавалась Людмила. – И даже лучше, что проверка отмечена, – теперь долго никто трогать не станет!
– Ну, ты уж Гайворонского совсем-то за фуфло не держи!
– Сказки мне не рассказывайте, ладно? У меня даже Кирюха в вампиров не верит. Бабушка у нас прогрессивная.
– Ершится после будешь. А мы, значит, рождены, чтоб сказку сделать былью. Вот и гражданин Коровяк был такой, наш директор-учредитель, а заодно и главный бухгалтер, 1925 года рождения.
– Столько не живут!
– Правильно, – согласился Костомаров. – Этот Коровяк, мир праху его, уже восемь лет как на Грушинском кладбище прописан. А кто способен восстать из мертвых, чтобы учредить фирму? Только вурдалак, вампир, упырь, не к ночи будь помянуты! Теперь соображаешь? Конторка эта не для простых дел открыта, раз во главе ее покойник! А мы не обеспечили банковскую тайну! И мне еще тебя прикрывать придется, когда выяснится, что за этим «Орланом» на самом деле крутые какие-нибудь ребятишки стоят!
Людмила охнула – она догадалась, кто учредил эту проклятую контору! Орлан – любимая птица Всадника Без Головы. Но говорить об этом не стала, а просто молча опустила голову.
– Ну вот и отлично, – удовлетворенно сказал Петр Трофимович Костомаров. – Я, признаюсь, опасался, что ты мне про Безверхого начнешь вкручивать, какая у тебя с ним любовь и дружба на интимной основе… Хорошо, что не стала. Наш Всадник без головы теперь на другой лошадке скачет, и единственный твой друг в крысятнике Стена-банка – это я.
Петр Трофимович потер руки, поросшие короткими рыжими волосками – в молодости он еще и рыжей шевелюрой обладал, удачливый опер по прозвищу Костоправ, – и неожиданно рассмеялся:
– Можешь, дочка, порадоваться вместе со мной. У Гайворонского, того самого опера из финансовой разведки, сейчас из-за тебя большие проблемы. Срыв вербовки! Раньше это считалось ЧП, да и сегодня по головке не погладят!
Но Людмиле было не до смеха. В тот момент она поняла, что в отличие от Гайворонского у Костомарова – вербовка не сорвалась…
После этой беседы было много других. Костоправ, надо честно признать, не жалел сил и времени на агента Дочка. Никакое знание не бывает бесполезным. И теперь уже Дочка готовилась использовать полученную психологическую закалку, чтобы вырваться из сетей Костоправа.
Все серьезные встречи обычно происходили на квартире, куда и спешила сейчас Людмила Стерлигова. Когда проверочный маршрут, в свое время пунктиром проложенный для нее Костомаровым на схеме проходных дворов, остался позади, и она вышла к дому номер 27 по улице Фрунзе, то ощутила некоторое беспокойство.
Во дворе, спрятавшись от ветра за углом дровяного сарая, курили двое черных. На улице, через три
Было тихо, что тоже вызывало тревогу. Во дворе дома 27 уже с полгода нашла убежище трогательная собачья чета: черная Мушка и серо-пегий Целик. Клички дал Костомаров, он же обеспечивал дворняжкам «крышу», пару раз жестко отогнав от достойных четвероногих стаю злобных дворовых детей.
Целик и Мушка всегда встречали чужих лаем. А на этот раз…
У Людмилы сжалось сердце, когда она открыла дверь парадной и в полумраке увидела на ступенях серо-пегое пятно. Из простреленной головы пса еще сочилась, густея, кровь: рядом тускло светился медный цилиндрик. Людмила решила поднять гильзу, но вместо нее вдруг ткнулся в руку холодный собачий нос. Это была Мушка, не оставившая друга.
А кошмарный, нелепый сон, в который Людмила попала, открыв дверь парадной, продолжался. Над ухом вдруг коротко щелкнул, становясь на боевой взвод, курок. Людмила дернулась обернуться, но тут же ствол уперся ей в затылочную ямку, а чья-то рука грубо схватила за волосы, задрав голову.
Стерлигова увидела спускавшегося по ступеням человека в кожаной куртке и черной шапочке с прорезями для глаз.
«Палач», – успела подумать Людмила.
3. Коридоры кончаются стенкой
Гардероб как атрибут цивилизации прекратил свое существование в НИИавиапроме вместе с крахом оборонной промышленности. Когда нечем стало платить за отопление, сама собой отпала и необходимость снимать верхнюю одежду. Гардероб заколотили досками, и воспрял он к новой жизни лишь с окончательной победой рыночных отношений.
Теперь всю его площадь делили челноки – коробейники с дешевым турецко-китайским ширпотребом, и торговцы «секонд-хендом». Их товары вызывали презрительную усмешку сотрудников банка, но кое-как расходились среди прочих обитателей многоэтажного теремка.
Вадим Токмаков двигался вдоль барьера, высматривая Людмилу Стерлигову. Она не торопилась на свидание – будто не сама же приглашала. Впрочем, у женщин своя логика, которую нелегко понять, но к которой возможно подстроиться. Как говорил тот же незабвенный Коряпышев: «Они не такие, как мы».
Подтверждение последовало незамедлительно. Чья-то рука поманила Токмакова из-за барьера:
– Люда предупреждала, что вы придете.
– А может, я обычный покупатель?
– Обычных покупателей я различаю, даже не глядя.
– Не глядя? Это как же?
– По психофизиологическому контуру.
– И что же показывает мой контур? – спросил заинтригованный Вадим и добавил, не услышав ответа: – Понимаю, не хотите огорчать.
– Время не ждет, – подвела черту прениям круглоликая брюнетка, увлекая Токмакова за барьер. Свежий загар девушки был явно импортного происхождения. Вероятно, брюнетка тоже состояла в экологически чистом движении нудистов.