Генофонд нации
Шрифт:
Но сейчас некогда было предаваться воспоминаниям. И на передышку времени тоже не было. Перед ним стояли две задачи – Людмила и диск. С ним, надежно заныканным во внутреннем кармане, все представлялось более-менее ясным. Людмилу в карман не спрячешь, женщина требовала от Вадима незамедлительных и кардинальных решений:
– Послушай, где ближайший магазин женского белья?
Людмила с удивлением посмотрела на него.
– Хочу подарить тебе колготки. Или чулки. Ведь не май месяц!
Девушка сверкнула белоснежными зубами:
– Похвальное
– Томка это?…
– Ты ее видел внизу, в гардеробе. Ну, «челночница». Я всегда у нее колготки беру.
– Вот и хорошо, одной проблемой меньше! – с наигранным оптимизмом сказал Токмаков. – Дай бог, решатся и все остальные!
Поплутав еще немного проходными дворами, они вышли на ту же улицу Фрунзе, и удачно – подвернулась маршрутка до банка. Канув в недрах гардероба – не на пару минут, как обещала, а на полные четверть часа, – Людмила вышла к Вадиму в новых колготках. А в кабинке лифта даже стала подкрашивать губы.
Токмаков одобрительно наблюдал за этим занятием. Раз женщина наносит боевую раскраску, значит, она возвращает утраченное самообладание. Выстраивает привычную систему координат. Значит, она готова еще побороться.
Лифт был скрипучий и медлительный – типичное олицетворение эпохи застоя, когда в Саратове на страх американским империалистам поднялась башня «Волжской твердыни». Раньше здесь конструировали межконтинентальные баллистические ракеты, чтобы одна сверхдержава могла грозить пальчиком другой (но оказалось – не ракеты главное). Теперь те же инженеры планируют, как дожить до зарплаты. Государству – Советскому ли, Российскому – всегда не хватало денег на инженеров, врачей, учителей. Как говорится, «лосенок маленький, на всех не хватит».
Но сейчас его занимало другое. Маленькая кабина на двоих позволила Вадиму, наконец, заметить, что его визави – не просто блондинка, но типичный альбинос.
Интересное открытие на третий день знакомства! Ресницы и брови Людмилы словно выгорели на солнце. Глаза были цвета разведенной в тазу синьки. В этом растворе, наплевав на всевозможные разрекламированные средства, отсталые соседки Токмакова по коммунальной питерской квартире замачивали постельное белье.
Такое белье напоминало белые ночи. Как и глаза Людмилы Стерлиговой… Вадим нашел ее влажную горячую руку и молча пожал.
Людмила откликнулась взглядом неподкрашенных глаз:
– Я, наверно, ужасно выгляжу – как бледная спирохетина.
– Не знаю. С такими не встречался. О красоте будем думать потом. Ты сейчас реально между двух огней. С одной стороны, бандиты, которые, скорее всего, пустили за тобой «ноги» и уже знают, кто ты, и где работаешь. С другой – наши доблестные органы внутренних дел, которым рано или поздно мы должны всю картину прояснить.
– Ой, лучше бы не надо!
– Резких телодвижений не делай. Выгораживать некому. Ведь теперь у тебя нет… куратора, – сказал Вадим, в очередной
– Как? А ты разве теперь не мой куратор? – спросила Людмила с удивлением в голосе.
Токмаков открыл рот, но ответить ничего не успел, ибо одновременно с отпавшей челюстью разошлись створки лифта: кабина доскрипела до шестого этажа.
Первым и единственным, кого Вадим увидел на лестничной площадке, был Виктор Непейвода, стоявший у стеклянной стены с незажженной сигаретой. И выражение его лица было таким, что как-то не хотелось предлагать огонька.
Токмаков чиркнул зажигалкой:
– Ну, что тут у вас еще стряслось?
Непейвода молча кивнул на Людмилу.
– Излагай, – парировал его безмолвный жест Вадим. – А Люда нам поможет, если что.
Непейвода глубоко затянулся:
– Не думаю, чтобы нам кто-то мог помочь. Разве только материально… Люди добрые, сами мы не местные, помогите на хлеб и пиво двум отставным оперуполномоченным!
Людмила неожиданно захлопала в ладоши:
– Вот здорово! Вадик, если тебя уволят, ты сможешь занять место Костомарова! Безверхий тебя возьмет, он любит столичных людей.
– Мы не столичные, мы питерские, – поправил Токмаков.
– Это еще круче!
– Айн момент! – встрепенулся Непейвода. – А откуда вы, милое создание, знаете об открывшейся вакансии?
– Виктор, сейчас это не имеет значения, – перебил Токмаков. – Объясни толком, что произошло. Какое из наших прегрешений стало известно высокому начальству?
Непейвода повернулся к стеклянной стене – недлинный зимний день уже штриховал город сумерками – и как-то безнадежно махнул рукой:
– Плакали 50 миллионов долларов!
В основании носа есть точка, удар в которую наносит смертельный шок. Токмаков почувствовал себя так, будто Непейвода этот удар выполнил. А тот уже спокойнее продолжал:
– Не уследили мы с тобой. Обыграли нас банкиры. Перекинули деньги по алюминиевому контракту со счета на счет, и получился «бублик».
– Сегодня утром первым делом я проверил счет ФСО – ничего там не было, ни копейки!
– Сначала не было, потом прибыло. Где-то мы лопухнулись.
– И когда ж все это произошло? – пересохшим голосом спросил Токмаков, уже зная, каким будет ответ.
– Деньги из банка «Виктории» поступили на счет ФСО около одиннадцати. Все чин-чинарем, все 50 миллионов долларов. И тут же машина завертелась. Сначала их перекинули на счет какой-то липовой конторы… Черт, забыл ее название, нечто птичье, но с вывертом…
– «Орлан»? – тихонько подсказала Людмила.
– Вроде того. Да, точно, «Орлан» – у этих уродов с ФСО был якобы еще раньше договор заключен на консалтинговые услуги. А с банком «Виктория» тот же «Орлан» имел договор на проведение маркетинга, и, как ты понимаешь, именно на 50 миллионов!