Генрих IV
Шрифт:
В тот же день он выехал, отдав приказ трубить сбор. Прибыв на место до подхода армии, он усилил гарнизон Бове, Мондидье, Корби и Пикиньи, городов, контролирующих дороги на Амьен. Страдая от бездействия, он искал себе занятие и неожиданно с небольшим отрядом напал на Аррас, намереваясь захватить его штурмом. Вылазка не удалась. Король переоценил свои силы, к тому же у него обострилась мочекаменная болезнь, что вынудило его на некоторое время задержаться в Аббевилле. Вернувшись в Бове, он призвал к оружию своих вассалов: «Седлайте коней, надевайте кирасы и присоединяйтесь к своему королю! Нет смерти почетнее, чем смерть за своего государя».
Выбить из Амьена врага стало его навязчивой идеей. Он приказал отлить в парижском арсенале пушки и изготовить боеприпасы, чтобы атаковать ту артиллерию, которую он оставил в Амьене и которую амьенцы из глупого упрямства потеряли. Приготовления длились месяц. Наконец, в апреле Бирон начал осаду Амьена
Рони превзошел себя, он поставил 32 пушки, ядра, жалованье для войска и организовал военный госпиталь. Лагерь осаждавших превратился в настоящий город.
15 сентября на помощь осажденным подошла испанская армия численностью в 21000 солдат во главе с кардиналом Альбертом. Он дважды атаковал королевские войска, и дважды Бирон и Майенн успешно отражали натиск испанцев. На следующий день потерявший надежду кардинал отступил к границе, а 19 сентября город сдался.
Вервеннский мир
Лавры Амьена подвигнули короля на дальнейшие действия в другом месте. «Мы вернули Амьен, теперь нужно вернуть Бретань и устремить туда все наши помыслы, силы и средства», — писал он Морнею, который вел с герцогом Меркером нескончаемые переговоры. Впрочем, взятие Амьена произвело глубокое впечатление на последнего мятежника, оказавшегося в полной изоляции. Советники короля, особенно Шомбер и коннетабль, считали, что настал момент привлечь его на сторону короля. К тому же бретонцы давно уже сетовали, что король не приходит их освободить. В начале января 1598 г. Генрих выступил в поход с 14000-й армией. Узнав о его приближении, бретонские города сами изгнали лигистские гарнизоны. По пути Генрих принял капитуляцию комендантов Крана и Рошфора в Анжере и Мирбо в Пуату. Одновременно предпринял встречные шаги Меркер. Король принял его эмиссаров, когда был еще в Анжере. 20 марта было подписано соглашение.
Герцог отказался от наместничества в Бретани за огромную сумму 4295000 ливров, но хитро составленная статья договора предполагала, что эти деньги однажды вернутся в королевскую семью, так как Меркеру предложили дать согласие на брак его единственной дочери с сыном Генриха и Габриели — Цезарем Вандомским. Нанту, где задержался король, суждено было стать очевидцем финала религиозных войн: 13 апреля 1598 г. был подписан Нантский эдикт. Через две недели, 2 мая, было заключено перемирие. 6 января 1597 г. при покровительстве папского легата Александра Медичи в Вервенне начались переговоры с испанцами. Белльевр и Силльри представляли на них короля Франции. Филипп II полагал, что успехи его войск позволят ему присвоить Бретань или Прованс, или в крайнем случае Пикардию. Но папское отпущение грехов, потом поражение его флота у Кадикса и победа молодой нидерландской республики, окончательно освободившейся от его власти, развеяли эти надежды. Вервеннский договор констатировал крушение великой мечты, унаследованной Филиппом II от его отца, Карла V. Всемирная католическая держава закончила свое существование. Король Испании ненадолго пережил конец своего европейского господства. Он умер 13 сентября 1598 г.
Глава одиннадцатая
Неудавшаяся королева
1592–1599
Беарнский Амадис, любимый когда-то Коризандой, одержал победы над испанскими полководцами у Арка, Иври, Фонтен-Франсеза, Амьена и Парижа, уцелел в битвах, осадах и в Варфоломеевскую ночь. Но прошли годы. Когда он подписывал Нантский эдикт и Вервеннский мир, минуло двадцать два года с тех пор, как он бежал из Лувра, десять лет с того момента, как его призвал Генрих III, девять лет с того дня, как он завоевал королевство. Несмотря на взрывы веселья, засвидетельствованные мемуаристами, портреты этого времени доносят до нас облик рыцаря печального образа, с проницательным взглядом, скорбью и разочарованием на лице. По сравнению с Суассоном или Белльгардом он весьма некрасив. Коризанда подарила своему «малышу» сокровища своей взыскательной любви, но страсть недолго сопутствовала единению душ, а потом в свою очередь разобщились и души, и последовали измены, неблагодарность и месть. Генрих повсюду искал отдохновения от ратных трудов, вступал в случайные связи, и нелепый брак с Марго влачился за ним подобно публичному покаянию. Его бесчисленные любовные приключения позволили распознать лучшим историографам, особенно Риттеру, некоторые свойства темперамента Генриха IV. Великий Повеса не был ни Тристаном, ни Дон Жуаном. Пламя чистой страсти никогда не пылало в нем, им не владело неутолимое желание беспрестанно быть любимым и любить самое любовь. Риттер описывает его без прикрас,
Все, что известно о его романах, подтверждает это нелицеприятное мнение. Одновременно слабый и циничный, он тоже не внушал страсти своим возлюбленным и оставлял их холодными. По образному выражению Таллемана де Рео, «он не был великим лесорубом». Но это распутство на самом деле скрывало его горькое одиночество. По мере того, как седела его борода и укреплялась власть, король все больше ощущал его. Ни настоящих друзей, ни жены, ни детей, ни стоящей возлюбленной.
Начало страсти
Без учета этих соображений нельзя понять причину привязанности короля к Габриели д'Эстре. Легенда несколько идеализировала отношения героя и героини. «Прелестная Габриель» осталась в памяти поколений как верная подруга короля, его единственная любовница, отвечавшая ему взаимностью.
Начало их идиллии не оставляет сомнений в ее чувствах. В Кэвре ее первой реакцией было отвращение, потом она смирилась под давлением корыстной и жадной семьи. Вероятно, в последние годы жизни она испытывала к королю определенную привязанность и благодарность. Привилегированное положение, которое она занимала, стоило расположения к тому, кто его дал, не говоря уж о большей верности, чем в прошлом.
Если она и не носила на пальце обручального кольца, то по крайней мере занимала место супруги около семи лет, подарила королю троих впервые признанных им детей, которые не умрут во младенчестве, благополучно миновав этот опасный по тем временам возраст.
Первое время Генрих и Габриель чаще всего жили в разлуке. Король не мог держать при себе любовницу в походах и лагерях по многим причинам, и в первую, из-за неизбежного негодования суровых протестантов. Поначалу он поселял Габриель неподалеку от театра военных действий и время от времени посещал ее, как когда-то Коризанду. Однако, оставаясь надолго в одиночестве, молодая женщина подвергалась соблазнам, следовательно, необходим был человек, который бы за ней присматривал. Кроме того, ее положение при дворе не могло долго оставаться двусмысленным, так как от этого страдала ее репутация и нарушались приличия. Вывод — ей нужно было найти мужа, разумеется, снисходительного. Такой незаменимый человек был найден: тридцатишестилетний Никола д'Амерваль, сеньор де Лианкур, барон де Бене, тщедушный, некрасивый вдовец и отец двоих детей. Вне всяких сомнений, ему объяснили, что от него требуется, скорее, чего не требуется. Брак был заключен в замке жениха, и Габриель превратилась в мадам Лианкур. Чтобы соблюсти приличия, ей некоторое время пришлось жить с мужем, хотя и совершенно неспособным, как она заявит позже, «выполнить свой супружеский долг». Скучное пребывание в замке Лианкур продолжалось три месяца. В сентябре мадам де Лианкур прибыла в Нуайон, где в это время пребывал король.
Через несколько дней Генрих покинул Габриель и отправился в Компьень, потом в Санлис и Сен-Дени. Это был как раз тот момент, когда король колебался в выборе решения и переезжал из города в город. Потом свидания любовников были омрачены досадной болезнью, первые признаки которой он почувствовал в Гаскони в 1576 г. Два приступа, один в сентябре, другой в октябре, сопровождались сильной лихорадкой. Известие быстро дошло до Парижа, вызвав насмешки проповедников над прискорбными похождениями беарнского распутника.
Генрих не был верен Габриели, но требовал от нее безраздельной любви. А Роже де Белльгард отнюдь не отказался от своей тайной любви, и король об этом догадывался. Зимой 1592–1593 г. произошли первые ссоры на почве ревности. После совместного пребывания в Шартре в декабре и январе король уехал по своим делам, отправив Габриель в Мант. Его письма к своему «прекрасному ангелу» полны нетерпения и тревоги: «Каждый день вы будете получать от меня письма. Вы тоже пишите мне о вашем здоровье. Никогда еще я не уезжал от вас более печальным и постоянным. Да, считайте меня постоянным, ибо моя любовь к вам неизменна, и мысль о сопернике мне невыносима. Я есть и буду до могилы вашим верным рабом. Миллион раз целую ваши ручки». Письмо датировано 9 февраля 1593 г. Привлекает внимание любопытный акцент на слово «постоянный». Вполне возможно, что это ответ короля на одно из немногих дошедших до нас писем Габриели. В нем она употребляет все штампы любовной литературы и причитает, как настоящая Дидона: «Я умираю от страха, успокойте меня, умоляю, сообщив, как себя чувствует самый доблестный на свете король. Я боюсь, что он тяжко болен, ибо никакая другая причина не может лишить меня его присутствия. Поведай мне все, мой рыцарь (она обращается к гонцу), ведь ты знаешь, что малейший из его недугов для меня смертелен. Хотя уже дважды получала я известия о вашем здоровье, я не смогу сегодня уснуть, не послав вам тысячу приветов, ибо моя нежность отнюдь не скаредна.