Геологи идут на Север
Шрифт:
— Сколько тебе лет? — спрашивает его Иван.
— Много, да много! — И Софрон десять раз взмахивает обеими руками и один раз другой. — Сто пять!
— Ничего себе!.. — удивляются слушатели.
— Наверное, прибавил себе лет десять! — слышится чей-то недоверчивый голос.
Софрон радушно встречает меня, угощает чаем.
Я вспоминаю нашу первую встречу, когда Софрону, по его вычислениям, шел девяносто седьмой год.
В то лето наша геологопоисковая партия подошла к реке Индигирке. Преодолев тяжелый перевал, мы
Чуть заметная тропка, на которую мы наткнулись, километров через шесть превратилась в горную, хорошо утоптанную тропу со свежими следами рогатого скота.
По карте мы знали, что в устье реки стоит юрта Софрона. Впереди показалось красивое озеро, заросшее с одной стороны тальником. За озером среди лиственниц виднелись старая большая юрта, загон для скота и несколько амбаров.
Около юрты паслись коровы. Наши лошади, завидев жилые постройки, прибавили шагу и весело заржали.
Неистово залаяли откуда-то появившиеся две большие собаки. Из юрты выскочил старик якут в длинной, по колено, грязной рубахе, в летних торбазах из сыромятной кожи, с трубкой в зубах.
Поскользнувшись, он упал, быстро вскочил и стал помогать нам отгонять собак, ругая их по-якутски. Собаки, услышав голос хозяина, послушно отошли в сторону с явным намерением еще раз броситься на наших лошадей. Вслед за стариком вышла сухонькая старушка, повязанная черным платком, одетая в мешковатое черное платье.
— Здорово! Мин — Софрон Корякин. А ты кто? — протягивая руку, спросил якут. Так состоялось наше знакомство.
Мы разбили свой лагерь недалеко от юрты Софрона на высокой террасе реки Индигирки.
Вечером, вернувшись с работы, я застаю у себя в палатке Софрона, Варвару, его жену, чинно пьющих чай, и уплетающего за обе щеки их внука Илью.
Угощает гостей наш каюр, молодой якут Адам. Он рассказывает про нас, про нашу работу. Увидев нас, Софрон обращается ко мне:
— Здорово! Золото есть?
— Нет! — отвечаю я ему не особенно любезно, сбрасывая с плеч тяжелый рюкзак с образцами.
— Хорошо! Очень хорошо, — говорит он, продолжая пить чай.
— Почему же хорошо?
— Так лучше, спокойнее жить, — отвечает он мне.
Наследующий день рано утром, захватив с собой одного лишь старика Пятилетова, я иду опробовать небольшой ручей, около которого стоит юрта Софрона.
— Однако, пустой. Напрасно туда пойдешь, — отговаривает меня Софрон. Но мы не слушаем его.
— Да что его опробовать, ключ, действительно, никудышный. Воды почти нет, одни кочки да гарь! — ворчит старик Пятилетов, тяжело шагая за мной по кочкам.
Я иду молча. Но мне самому не очень нравится этот ручей. В своей пикетажной книжке я назвал его Горелым. В верховьях его виднеется красивый гранитный голец.
Но мы замечаем, что геология здесь благоприятная для образования металлоносной
Старик еще больше ворчит, когда мы смываем несколько пустых проб, взятых с кос.
— Ни одной тебе «щеточки» нет. Воды — кот наплакал. Да и откуда тут золоту быть?
Вдруг мое сердце поисковика радостно забилось. Впереди я вижу хорошее место для опробования. Ручей здесь делает крутой поворот и подмывает левый увал, обнажая выход коренных пород. Верхние аллювиальные наносы смыты. Сама природа как бы приготовила нам место, где можно удобно взять пробу.
— Вот это местечко! — удовлетворенно мычит мой старик, выплевывая изо рта недокуренную» папиросу и быстро направляясь к террасе.
— Ну, если и здесь будет пустая проба, то дальше можно не ходить! Значит, ключ этот пустой, как бубен! — Пятилетов набирает пробу, я окапываю это место, делаю зарисовку обнажения. Подхожу к моему виртуозу-промывальщику и слежу за тем, как в его искусных руках быстро ходит лоток. Вот исчезает смываемая порода. В лотке остается только тяжелый черный шлих. Под ним мелькнули, исчезли, опять мелькнули одна, две, три тяжелые желтые лепешки.
— Смотри! Золото!
— Да еще какое! Вот так проба!
Старик подает мне лоток. Я рассматриваю в лупу почти круглые, желтые, с матовой поверхностью золотинки. «Грамма два — три», — определяю я на глаз вес пробы.
Пятилетов смывает следующие три лотка — результат еще лучше! И когда я, высушив последнюю пробу, поднимаю совок, чтобы высыпать золото в капсюль, вижу на «щетке» круглый самородок размером с золотой червонец.
— Смотри, какое золото под ногами лежит.
Пятилетов с удивлением смотрит и вдруг начинает ругаться:
— Старый черт, Софрон! Весь век по золоту ходил и не видел! Можно сказать, миллионер был и сам того-не знал…
— Ну, миллионером-то он бы и в царское время не стал, прибрал бы богатство кто-нибудь другой, — отвечаю я ему. — Но шуму и золотой горячки было бы, наткнись здесь старатели на золото до революции. Не одна бы бедная душа здесь погибла…
— А ручей этот, — продолжаю я, — мы назовем не Горелым, а именем Захаренко, в честь погибшего в прошлом году в тайге геолога-разведчика.
— Добрый геолог был Захаренко, — поддерживает меня Пятилетов, — много покойничек по тайге ходил.
С увлечением, забыв про усталость и не замечая комаров, мы продолжаем обрабатывать ключ Захаренко.
В верховьях опять берем хорошие пробы. Они окончательно убеждают нас в том, что мы нашли промышленное месторождение золота.
На обратном пути мы намечаем места для закладки поисковых шурфовочных линий. Они скажут, какие здесь запасы металла.
Довольные, мы возвращаемся в свой лагерь. У меня в палатке — вчерашняя картина. Чинно сидят Софрон и Варвара и пьют чай со свежими лепешками.