Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

Одоевцева Ирина Владимировна

Теперь другое. Чек я Вам вышлю. Скоро. Слово чести. Но я хочу с Вами поговорить по душам. Я не знаю, кто Вы — Немирович-Данченко или Станиславский? В мемуарах Данченко — есть хороший штрих. Ужинали они в «Праге» (исторический ужин — основание МХТ). И под конец, уходя, Немирович мимоходом говорит: будем, стало быть, вместе работать и давайте говорить всегда друг другу правду. И неожиданно для Немировича — Станиславский вдруг как вскинется: нет, только не — правду, ради Бога, я правды не выношу и пр. и т. п. [206] Так вот, кто Вы? Станиславский? Все равно — я Немирович — и хочу Вам сказать, что думаю, ибо это «для дела» нужно. Вы знаете, как НЖ относится к Вашим стихам. «На большой палец!» Так вот — говорю честно — я оч<ень> был рад, что Вы опустили два стихотворения из первого присыла. Но это еще не все, маэстро! Надо опустить (дружеский совет) еще одно: «Помер булочник сосед». [207] М. б.. Вы вскрикнули, маэстро, — ах. Гуль, ах, сволочь, ах, е. е. м.. Может быть. Но верьте мне, дружески говорю — это бяка. «Пил старик молодцевато — хлоп да хлоп — и ничего»... Да что Вы. маэстро, разве это Вы? Зачем же Вам ни с того ни с сего формально снижаться? Упаси Бог и святые угодники, этого совсем не надо. Вы знаете, и это не только мое мнение (а у Гуля — верьте — слух почти абсолютный, ей-Богу!). Один человек, оч<ень> любящий Ваше творчество, —

прочел это стихотворение (вместе с другими) и сказал: ну, это, кажется, уж доходим до частушек. Маэстро, у Вас, кажется, опять сорвалось — Гуль, сволочь, ах, е. е. м... Но Вы все-таки не правы. А этот человек-то — прав. Одним словом «раскаялся», готов взять грех на душу и при под­счете даже «ошибиться» (с ведома М. М., он не будет возражать, конечно). [208] Но дружески рекомендую и прошу — скиньте со счетов — нехорошего этого старика, который и пить-то не умеет вовсе, ну его к черту.

206

Владимир Иванович Немирович-Данченко (1858-1943) — писатель, режиссер, основавший совместно с К. С. Станиславским в 1898 г. Художественно-общедоступный театр (в дальнейшем МХТ и МХАТ). История, рассказанная Гулем, похожа на анекдот. Станиславский скорее прославился своим знаменитым «Не верю!» То есть как раз поисками правды, по крайней мере на сцене, что, впрочем, для него было не одно и то же, что в жизни. Описание знаменитой встречи с Немировичем-Данченко в московском ресторане «Славянский базар» на Никольской ул. (а не в «Праге») в 1897 г. он заканчивает совершенно противоположным тезисом: «Критикуя и не боясь говорить и выслушивать правду, мы взаимно познавали друг друга...» (К. С. Станиславский. «Моя жизнь в искусстве». М., 1980, с. 193).

207

Стихотворение «Умер булочник сосед...» Г. И. увещеваниям внял, впервые стихотворение напечатано после смерти поэта («Возрождение». 1958. № 88, с. 85).

208

Очевидно, тут идет речь об оплате отвергаемого стихотворения.

Корректуру я Вам прислать могу. Хотя милая Ирина Владимировна — такое мне накорректурила, что, когда я сдал в типографию, — они так «перебрали» — что получилось — Господи ты мой Боже — все перепутали — из всех стихов получился «салат» такой. Я еле-еле — разобрался — боялся, что влетят строки из одних стихов в другие. Боюсь я этих корректур. И не шлю. Сделал один раз исключение. И каялся. Но — признаю — «продукция» выиграла, многое в стихах заиграло по-новому. Поэтому, ладно, пришлю. Но «булочника» под хвост. Не будем его набирать, маэстро? Ладно? Согласны? Все согласны? Единогласно!

Далее. Переходим к следующему пункту повестки.

Посылка Вам — будет беспременно. Вся задержка была в занятости жены. Это она ведает, а она была нездорова и пр. Мне известно, что для Вас уже лежат: пальто драповое, синий костюм летний, рубахи, что-то еще из белья и ботинки (как Вы любите без завязок, к черту завязки, это здесь называется «лоферы»), галстуки. Но ничего еще нет для И. В. А американка наша милая уже в деревне. [209] Но клянемся, что из деревни пойдет (там доставать все это гораздо легче, оттуда вещи Вам и ушли в прошлый раз). Так что отсюда пойдет Вам. А потом уж из деревни. В конце июня жена переедет туда, а я 1-го июля туда прибуду и буду тоже следить за этим делом. Как жена вышлет (на днях) извещу Вас. Читаю (не без улыбки сострадания) о том говне, которое происходит вокруг «Ренессанса» (позднего), [210] —- снижаемся постепенно до уровня помойных ям и даже ниже «ватерлинии» В статье о Цветаевой (в кн. 37) [211] я мимоходом говорю об отзыве о ней Ширяева. [212]

209

Э. Хапгуд.

210

Имеется в виду журнал «Возрождение». См. письмо 31.

211

Роман Гуль. «Цветаева и ее проза»(«Новый журнал». 1954, кн. XXXVII, с. 129-140). С Цветаевой Гуля в 1922 г. в Берлине познакомил И. Г. Эренбург по просьбе самой Цветаевой. См. ее письма к Гулю; Марина Цветаева. Собр. Соч. в семи томах. Т. 6. М., 1995.

212

Борис Николаевич Ширяев (псевд. Алексей Алымов; 1889 -1959) — романист. критик, публицист, участник Первой мировой войны, в 1922 г приговорен большевиками к расстрелу, замененному 10 годами Соловецкого лагеря. При немцах (с 1942) редактировал ставропольскую газету «Утро Кавказа», затем в Белграде издавал газету для русских казаков, в 1945 г оказался в Италии. После войны печатался в «Возрождении», «Гранях» и др., а также в «Нашей стране» (Буэнос-Айрес), в газете, издаваемой его лагерным другом И. А. Солоневичем. В 1954 г. Издательство им Чехова вы пустило наиболее известную книгу Ширяева «Неугасимая лампада» — воспоминания, охватывающие период от Соловков до выдачи в 1945 г. союзниками казаков советской стороне. В «Новом журнале» Ширяев Гулем прямо не упоминается, но цитируется: «Только недавно в одном эмигрантском журнале я прочел <...> отзыв о Цветаевой (я бы сказал, соцреалистический навыворот). В нем автор для творчества большой русской поэтессы не нашел другой оценки, как "излом и вывих" и для вящей убедительности провел параллель с какой-то девицей, по-матросски "крывшей" с эстрады. Разумеется, Цветаевой этот отзыв не коснется. Но о литературном уровне говорит много» (с. 133). Гуль имеет здесь в виду статью Ширяева о Цветаевой в «Возрождении» (1954, № 32) «Излом и вывих».

То, что помирились с Адамовичем — хорошо. Лучше же мириться, чем ссориться, тем более, что Адамович не Мельгунов, не Керенский, на российский престол не претендует и вообще человек умный. Кстати, поговорите с ним — может, он напишет ч<то->н<ибудь> для НЖ. Редакция НЖ ничего не имеет против Адамовича. В Берлине в свое время ходил такой анекдот: Торгпредство ничего не имеет против Рабиновича. А Рабинович имеет дом против Торгпредства. Итак, поговорите с ним. Нам интересней — темы литературные, а не философические. Может быть, он напишет — по поводу статьи Ульянова? [213] Я в статье о Цветаевой тоже касаюсь Ульянова и его темы. [214] Мне представляется нужной эта тема — пусть мы стары, пусть мы уходим — но даже «баттан ан ретрэт» *(Battant an retraite (фр.) - отступая) — надо бить наступающего хама... Согласны?

213

Имеется в виду статья Ульянова «После Бунина». См. письмо 31.

214

В статье «Цветаева и ее проза» Гуль

пишет. «В своей блестящей статье "После Бунина" <...> Н. Ульянов указал на наступление в советской литературе ледникового периода» («Новый журнал». 1954, кн. XXXVII. с. 129).

Нам прислали воспомин<ания> об Ахмат<овой> и Гум<илеве> — небезынтересные (Неведомская), [215] она жила с ними рядом в деревне, там есть ненапечатанные экспромты Гум<илева>. И вообще — интересно, хоть и очень в тумане.

Итак, Георгий Владимирович, подумайте об антологии и отпишите мне, пожалуйста, будете ли писать. Подумайте и о статье по поводу Ульянова. А — нет. Поговорите с Адам<овичем>. Пусть он этим «начнет карьеру» в НЖ. К тому же мы и платим что-то. Не только слава, но и добро...

215

Вера Алексеевна Неведомская, рожд. Королькова — жена В. К. Неведомского, владельца имения Подобино, соседнего с гумилевским имением Слепнево. Ее «Воспоминания о Гумилеве и Ахматовой» напечатаны в кн. XXXVIII «Нового журнала» (с. 182-180).

О книге И. В. хочет написать Юрасов. [216] Мне представляется это интересным. Он — новейший эмигрант. И ему книга оч<ень> понравилась. Он сказал мне, что с большим удовольствием напишет. Я книгу еще не читал. Не дохожу, увы, но прочту обязательно. Ну, кажется, написал обо всем и заслужил тем всяческие индульгенции. Когда-нибудь напишу Вам, как за три недели до смерти наш Великий Муфтий писал мне — «обожаю подхалимаж, как Сталин. Даже больше, чем Сталин». [217] И с эдаким «легким» посошком отправился в загробное странствие. Ох, грехи наши тяжкие...

216

Владимир (первоначально С.) Юрасов, наст, имя Владимир Иванович Жабинский (1914-1997) — прозаик, учился в ЛГУ, в 1937 г. арестован, в 1941 г. бежал, жил с поддельными документами; в 1947 г., посланный по работе в Германию, перешел в Западный Берлин. С 1951 г. жил в США.

217

«Великий Муфтий», т. е. И. А. Бунин, скончавшийся в Париже 8 ноября 1953 г., писал Гулю 10 сент. 1953 г.: «А последнее письмо Ваше, столь подобострастное, я прочел с удовольствием, с большим удовольствием, - люблю хвалы мне, "подхалимаж" не меньше Сталина!» («Письма к Роману Гулю». Публикация Григория Поляка // «Звезда». 1995, № 2, с. 8).

Сердечный привет, дружески Ваш

Роман Гуль

И. В. цалую ручки.

34. Роман Гуль - Георгию Иванову. 18 июня 1954. <Нью-Йорк>.

18 июня 1954

Дорогой Георгий Владимирович,

Только два слова. Мое письмо Вы, наверное, уже давно получили. Думаю, что от Вас вскоре придет ответ. Посылаю Вам за второй присыл — тридцать долларов (Вы так хотели иметь мой автограф!). Как видите, ничто не вычтено (даже за те два стиха, кот<орые> снимаете — не полностью). Прежде чем послать Вам корректуру, шлю Вам переписанное на пишмаш. Очень прошу все проверить, что надо — поправить, и вернуть мне по возможности пар ретур дю курье (хотя это уже и не так чертовски спешно, но мне бы хотелось получить ДО моего отъезда в деревню). Для ускоренья посылаю четыре междкупона.

А за сим крепко жму Вашу руку и цалую ручки Ирины Владимировны.

Дружески Ваш исполнительный член редакции

<Роман Гуль>

 * Par retour du courrier (фр.) — с обратной почтой.

35. Георгий Иванов - Роману Гулю. 21 июня 1954. Париж.

21 июня 1954

28, rue Jean Giraudoux

Paris XVI

Дорогой Роман Борисович,

За Ваш «автограф» – широкое русское мерcи. Но малость сконфужен – из «стихов» первого присыла можно печатать только два. Остальные, в переписанном виде, оказались переписанными еще паршивей, чем когда я их отсылал. Это, впрочем, будет обязательно исправлено: я рассчитываю к чертовой дюжинe прилагаемого «Дневника» добавить до 20, ну если не дотяну к сроку, до 18. Hо дайте мне, пожалуйста, возможно больший срок – для стихов, а также для статейки об антологии и о прочем. Это будет именно небольшая статейка, а не голая рецензия об антологии. И на этот раз, если внезапно не помру, я хочу обязательно доставить ее к очередной книжке. Я коснусь и Ульянова и «проблемы» новой и старой эмигрантской литературы. Kажется, ничего себе получается. Но будьте милым, сообщите настоящий срок – и для статейки и для стихов. [218] .

218

В кн. XXXVIII «Нового журнала» (1954, сентябрь, с. 155-162) напечатан «Дневник (1954)» Г. И. — 18 стихотворений. «Статейка» написана так и не была, хотя среди бумаг Г. И. в BL (Gen Mss Misc, Group 248, Item F-l) хранится начало незаконченной работы «Проект статьи о поэтах новой эмиграции» (заглавие вписано чужой рукой). Среди упоминаемых авторов, положительно оцениваемых Г. И., на первом месте стоит фамилия Ульянова (не поэта). Статья начинается с сетования: «С появления в нашей среде литераторов из т<ак> н<азываемой> новой эмиграции русский язык, на котором мы научились говорить в России и чистоту которого — не без успеха — посильно оберегали в эмигрантской печати, до безобразия загрязнился различными "выражениями" большевистского производства». И все же, замечает дальше Г. И., «...иные из Ди-Пи на наших глазах стали писать образцово. Ульянов, Коряков, два Елагина, Н. Марков, С. Юрасов — как и еще кое-кто — пишут каждый по-своему, каждый хорошо, подчас образцово».

Опять-таки, если не помру, то, присылая добавочные стихи, я укажу, какими № № их вставить. Но для порядка, склеил те, что у Вас имеются, как мне хочется, чтобы они следовали друг за другом. Видите сами порочность моего производства. И так всегда: стихотворение сочиняется сразу, почти готовое, а потом месяц не нахожу какого-нибудь одного слова, без которого нельзя печатать. Кстати, очень благодарен за указание об одеяле. Я это прозевал, и, конечно, была бы безграмотность. Исправил, как удалось, воспользовался «анжaмбемaн», которых вообще не очень долюбливаю. Но так все-таки много лучше, чем одеяло через мягкий знак [219] .

219

Имеется в виду строчка «Как отблеск на одеяле» из стихотворения «Калитка закрылась со скрипом...». В первоначальном варианте, исправленном Г. И., слово «одеяло» стояло в такой позиции, что размером диктовалось произношение «одьяле»: «Как отблеск свечей на одеяле». В результате правки получился «анжанбеман» (несовпадение синтаксической и ритмической паузы в стихе — конец фразы не совпадаете концом строки): «Как отблеск на одеяле / Свечей сквозь дымок отходной» («Новый журнал». 1954, кн. XXXVIII, с. 159).