Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов
Шрифт:
Шлю сердечный привет О<льге> А<ндреевне>, а Вашему Ангельству делаю почтительный реверанс.
И. Одоевцева
<На полях первой стр.:>
Г. В. Вам кланяется и обещает выслать статью в понедельник. Все забываю спросить — будут ли мои стихи в этом номере НЖ? А насчет желания разводить собак понимаю и сочувствую, т. к. страстно их люблю и уважаю безмерно.
48. Роман Гуль - Георгию Иванову. 23 августа 1954. <Нью-Йорк>.
23 августа 1954
Дорогой Георгий Владимирович,
Я вернулся в Нью-Йорк. 4-го авг. я послал Вам отсюда по воздуху Ваши стихи (корректуру) и просил Вас вернуть все парретур дю курье.* Приложил на скорость купоны. От Вас до сего дня РОВНЫМ СЧЕТОМ НИЧЕГО. Как это понимать - ума не приложу. Во всяком случае я ждать не буду и все буду заверстывать так, как мне кажется лучшим. У меня нет времени. Если Вы успеете прислать - хорошо. Не успеете, не гневайтесь, сделаем без этого. О статье не пишу, ибо она уже опоздала и к этому номеру. Но м.б., Вы и не хотите ее писать?
Всего хорошего.
Ваш <Роман Гуль>
Привет Ирине Владимировне
* Par retour du courrier (фр.).
– обратной почтой.
49. Георгий Иванов - Роману Гулю. 26 августа 1954. Париж.
26 августа 1954
28, rue Jean Giraudoux
Paris 16
Дорогой Роман Борисович,
За время с получения Вашего письма Одоевцевой о ее книге — было отправлено Вам (все на деревенский адрес) — 4 письма. 1 короткая записка от И. В. «от избытка чувств» по случаю — огромной — «нечаянной радости», [324] которую она испытала, прочтя Ваше. 6-го [325] толстое письмо, содержащее: 1) ее письмо, заклеенное в отдельном конверте. 2) Мое очень пространное письмо, исправленную и расклеенную корректуру, с прибавкой 2 стихотворений. С этим письмом произошло идиотское недоразумение: дура femme de manage отослала его не par avion. Это выяснилось только неделю спустя к нашей панике. Помимо корректуры и пр. не ответить сразу и как должно на Ваше письмо к Одоевцевой, глубоко тронувшее, обрадовавшее и взволновавшее нас обоих, — было бы невероятным поступком с нашей стороны. Тогда мы оба написали Вам сейчас же по письму, которые пошли, конечно, avionoM, каждое отдельно. Мое — отправлено 18, ее 20 — все на деревенский адрес. М. б., читая это письмо, Вы уже получите хоть эти последние два из деревни и увидите, что произошла кошмарная чепуха.
324
Имеется в виду икона Божией Матери «Нечаянная Радость», но для Г. И. это несомненно еще и память о названном по ней втором сборнике стихов Александра Блока (1907).
325
Речь идет о письмах 44 и 45, написанных 6 и 9 августа.
Конечно, верстайте, как найдете нужным. Прилагаю два стишка, [326] вклеенные в злополучную корректуру. Вставите так вставите, поздно так поздно. В набранных я кое-что исправил, но хорошенько не помню что. Вот, например, что-то напутано было в строчках, которые должны быть так:
Но продолжаются мучения
........................................
И поздние нравоучения [327]
(еще «Камбала» посвящена (обязательно!) Р. Б. Гулю. (Но м. б. «Роману»?). Это как желаете, но если снимите посвящение, обижусь.)
326
Очевидно, те же два стихотворения (с мелкой правой), что приложены к письму 45.
327
Эта правка в стихотворение «Ну да — немного человечности...», открывающее «Дневник (1954)» в кн. XXXVIII «Нового журнала», внесена.
Исправлено еще так:
Поэзия — точнейшая наука. [328]
И вместо «на скамейку железную сяду» — чугунную. [329] Она ведь чугунная.
Очень надеюсь, что Бы, дорогой Роман Борисович, поняв наши злоключения с письмами, смените гнев на милость. Но, конечно, не зная — на гиперхамское молчание на Ваше письмо Вы имели право более чем рассердиться.
Если Вы не раздумали печатать мою статью, то окажите мне еще раз кредит. Через несколько дней у Вас будет рукопись, написанная наново. Это опять стала статья общего характера. Сбили меня главным образом Вы, статьей о Цветаевой, впрочем, прочтете сами. Т. к. я кое в чем сомневаюсь — а тему взял ответственную — то попрошу Вас откровенно сказать, что и как. Так будет лучше.
328
Из стихотворения «"Желтофиоль" — похоже на виолу...». Правка внесена.
329
Из стихотворения «Волны шумели: "скорее, скорее"...» Правка внесена.
Обнимаю Вас. Г. И.
50. Роман Гуль - Ирине Одоевцевой и Георгию Иванову. 26 августа 1954. <Нью-Йорк>.
26 августа 1954
Дорогие Ирина Владимировна и Георгий Владимирович, звините, звините мой страстный рабочий темперамент. Я Вам брякнул сердитое письмо, потому, что в работе я «не человек — зверь» и отсутствие корректуры привело меня в раж. Прошу прощенья, хотя и признаю не только свою вину страстности, но и Вашу не очень большой аккуратности. Но теперь все устроилось прекрасно. Сегодня получил от жены заказное — и в нем — два письма от Одоевцевой и два от Иванова с корректурой и двумя новыми превосходнейшими стихами! Все, стало быть, в золотом порядке. [330] Сейчас все это переправлю спешно в типографию, и все будет сделано «на большой». В зверином темпераменте я еще и оттого, что секретарша ушла в отпуск, я кручусь тут один, и мне круто со всеми делами (а к тому же мечтаю еще раз
330
Гуль перефразирует начало присланного для «Дневника» стихотворения Г. И.: «Жизнь пришла в порядок / В золотом покое».
331
Очевидно, Гуль имеет в виду небольшую поэму Георгия Адамовича «Вологодский ангел» (1917), вошедшую в его сборник «Чистилище» (1922), хотя ей предшествовал рассказ с тем же сюжетом и заглавием (1916), печатавшийся в периодике («Огонек». 1916, № 14). В обеих вещах речь идет о соблазненном и погибшем вологодском юноше Алеше.
О «пальте» у нас был спор. Я говорил жене, что не надо, что это не подойдет и пр. А она говорит, что ты ничего не понимаешь, это чудный драп и в нем прекрасно драпать зимой. Я оказался прав. М. б., Водов в нем будет хорош? Хотя Мельгунов разорвет его, если он наденет на себя то, что исходит от филистимлян. [332] Самого бы Мельг<унова> бы обрядить (не говоря, что это отсюда), а потом встретить зимой и сказать: и каюк, умер народник. Вот и убийство врага свершилось бы. Ну, довольно глупостей.
332
Филистимляне — населивший Палестину, многократно упоминаемый в Ветхом Завете пришлый языческий народ, неизменный противник израильтян.
Ирина Владимировна, шлите все, что можете. Моя поддержка гарантирована. Конечно, я человек субалтерный. [333] У меня окончательного слова нет. Оно у М. М. Но поддержать я могу. Итак, надумайте что, не торопитесь и шлите. О рецен<зии> думаю сам. Юрасов в отпуску сейчас. Отнять у него просто так за здорово живешь — сами понимаете — не могу, обижу, он очень хотел. Но я за этим делом слежу и сделаю все, что могу. В сент<ябрьскую> книгу едва ли попадет (именно из-за его отъезда), хотя постараюсь, ибо он обещал написать в отпуску. Вообще, если мы обсудили и постановили, что я ангел пензенский, а не «вологодский» — то все в порядке. И моя поддержка — искренняя (Водов прав, за это ему и можно дать пальто) — Вам гарантирована. Конечно, мы любим всякую похвалу (иногда даже заведомо неискреннюю, но не грубую, конечно) — мы даже готовы бываем повторить, как у Шиллера — «Солги, Луиза!» [334] (и Луиза, собака, конечно лжет, она такая уже б... — я хочу сказать, бесстрашная), — но я видит Бог, не Луиза, и даже когда пытаюсь быть Луизой — ничего не выходит, нас в Пензе этому не обучали. Верьте, славлю Ва< совершенно чистосердечно и искренно.
333
Производное от «субалтерн-офицер» («Subaltern-offizier» — нем.) — общее название младших офицеров в разных армиях, в том числе в русской.
334
В трагедии Фридриха Шиллера «Коварство и любовь» (1784) главный герой Фердинанд фон Вальтер умоляет свою юную возлюбленную Луизу Миллер, чтобы она отреклась от письма, порочащего ее имя и ею подписанного: «Ну, солги, Луиза! солги!» (Сцена вторая).
Ну, пока кончаю, пишу второпях. На свободе напишу посвободнее и обо всем. Стихи Ир. Вл. в этом номере вряд ли пойду! Жорж задавил всех, либо он один будет совершенно, либо останется одна-две странички, но тогда надо дать к<ого>-н<ибудь другого — а то мужа и жену купно — это не шикарно. Правда. Дать в подверстку — не хотите? Да Ваши стихи и не подходят для этого дела. Во-первых, циклические, по тону и размеру — едва ли.
Оч<ень> у Г. В. хорошо об Анненском и Гумил<еве>. [335] Анненского нестерпимо люблю. Только есть у меня два «моих»: Тютч<ев> и он. Это - из мертвых, конечно. О живых - не говорю. Видите, какой я воспитанный! Дневник в этой книге будет изумительный! Оч<ень> хорош, очень. Кой-кому уже читал: чудесно!
335
См. письмо 45, стихотворение «Я люблю безнадежный покой...».
Provisjrisch (нем.).
– временный.
51. Ирина Одоевцева - Роману Гулю. 3 сентября 1954. Париж.
3-го сентября 1954.
Дорогой Роман Борисович,
Только два слова с просьбой непременно «вдарить» и как можно сильнее в защиту «О<ставь> н<адежду> н<авсегда>». В защиту — т. к. «О<ставь> н<адежду> н<авсегда>» действительно чувствует себя под защитой Вашего ангельского (пензенского) крыла. И до чего это утешительно — по-настоящему.