Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов
Шрифт:
*Christmas gift (англ.), Cadeau de Noel (фр.) — рождественский подарок.
1958
152. Роман Гуль - Георгию Иванову. 18 января 1958. Нью-Йорк.
18 января 1958
Мой драгоценный коллега,
Получил Ваше письмо. Устыдился. Более или менее. Но не на 100%. Ибо дело наше с Вами нескорое. Скоро только кошки... (любят друг друга, не показывайте это политическому автору). Умоляю Вас об этом. Типография дала смету — глупую, дорогую. Надо было торговаться. Наконец дали — 600, стр. 115 (каждое стихо на отдельной стр., хорошая бумага и пр.). Думаю, что это приемлемо. Перешлю это на днях М. М., чтоб получить его о-кэй. И тогда можно будет сдать. Ни о каких моих статьях как предисле [1039] не может быть и речи. Это все удорожает смету. И совершенно ни к чему. Я лучше бабахну новую статью. Вот это будет — да! Хотите? Не хотите? Ну, как хотите...
1039
По аналогии со «стихо» вместо «стихотворение» Гуль хочет внедрить «предисло» вместо «предисловие» (это удостоверяется письмом 141).
Далее. Если Вы о Смоленском рецензию не пришлете — то это будет свинство. Напишите, пришлете ли? Если нет — то напишем здесь. Не затягивайте. Книга все ж достойная. [1040] Так что гражданин начальник, не разводите политику, а пишите. Тем более,
1040
В «Собрание стихотворений» Смоленского вошли оба его довоенных сборника и новые стихи.
1041
К. Д. Померанцев статье «О старом и новом» в «Русской мысли» (1958, № 1159, 11 янв., с. 4) предпослал эпиграф из Г. И. («И гадко в этом мире гадком / Жевать вчерашний пирожок») и начал ее словами: «Георгия Иванова с полным правом можно было бы назвать настоящим и единственным современным поэтом-экзистенциалистом. Экзистенциалистом гейдеггеровского толка, с той только разницей, что если немецкий философ просто отрицает существование вне — или экстра — человеческих духовных ценностей, то русский поэт понимает, что если эти ценности и существуют, то говорить о них в наше время является сплошь и рядом "жеванием вчерашнего пирожка"».
Когда стихи пришлете? О деньгах на днях дадим рескрипт кн<ижному> маг<азину> в Париже. [1042] Но не знаю, войдет ли «В Вагоне». [1043] Буду стараться, рад стараться, но на все воля Божья...
Полагаю, что Вы и политический автор уже получили моего «Скифа в Европе» и рвете друг у друга из рук — и разорвали вдребезги эту небывалую книгу. Не знаю, оцените ли замысел (слияния двух прекрасных лиц Бак<унина> и Ник<олая> I [1044] — в смердящую харю Хрущева) и оцените ли фактуру словес (которую можно сравнить разве что с Вашими стихами, да и то вряд ли), не знаю, как разрешит этот вопрос мыслитель Померанцев... совершенно не знаю... Почему-то вспомнилось, по какой-то ассоциации — неведомой — «дурак учитель Препотянский» — (кажется из Лескова?). [1045] Я, разумеется, уверен, что Вы не удержитесь после чтения «Скифа» и напишете в «Р<усскую> м<ысль>» открытое письмо под названием «Не могу молчать». Вот посмотрю, как это все выйдет. Может быть, это письмо даже мне и не понравится? Хотя нет, я уверен, что оно будет прекрасно — как небо, звезды и стихи...
1042
Парижский Дом Книги. См. примеч. 3 к письму 15.
1043
Стихотворение Одоевцевой «Ночь в вагоне» («У окна качается пальто...») напечатано в «Новом журнале» (1958, март, кн. LII).
1044
Бакунин и Николай I из «Скифа в Европе».
1045
Варнава Препотенский (не Препотянский) — персонаж из «Соборян» (1872) Н. С. Лескова, учитель, ставящий некие опыты над утопленником.
Жму лапу, как льву, и цалую лапки политического автора
<Роман Гуль>
153. Георгий Иванов - Роману Гулю. 1 февраля 1958. Йер.
8 февраля 1958
Beau-Sejour
Нуeres
Var
Дорогой Роман Борисович,
Опять от Вас ни гу гу. «Берусь за перо» поистине через силу, т. к. опять навалилось изнеможение — руку трудно поднять, не то что эпистолярно обращаться к столь блистательному коллеге. «Скифа» наконец (четыре дня тому назад) получили. Не порвали на куски, но очень пререкались за первенство чтения. Поочередно уступали друг другу. После я отобрал прочитанное дважды пол<итическим> автором и перечел спокойно основательно сам. Очень досадно, что живу в дыре, где нет русской библиотеки и нельзя сличить старого «Скифа» с модернизованным. Насколько помню, основа осталась та же, сомневаюсь — был ли или <не> был таким же конец (лучшее самое в нем — про Николая I, про то, как тройка мчала Бакунина, и страницы до этого. Этак с «Ночь была непроницаема». [1047] Было или нет — написано обворожительно, без лести*). Есть еще впечатление (м. 6., воображаемое?), что по всей книге, по всей ее толще остался весь блеск генеральских форм и звон их шпор. Вы там и тут прошлись коротки<ми,> иногда небрежными фразами и словами, и от этого (если это было сделано) блеск и звон неуловимо смягчился. Если желаете, выпишу такие места. Но возможно, что пишу чепуху, возникшую в галлюционной от склероза башке.** Тогда pardon. Сказать о «Скифе» могу, собственно, еще много. Основное чувство после прочтения: почему так мало, почему 200, а не 400 страниц.*** И, если не кретины, читатели (забыли за четверть века о старом «Скифе») должны рвать друг у друга книгу (как мы рвали). Только где они и кто они, эти читатели? Вот бы российскому нынешнему читателю дать такую штуку — построили бы Вы на нем дом или хоть купили бы. Как хвастался Леонид Андреев, показывая свои сокровища — «самый большой зеркальный шкап в мире» и таковую же пятиспальную кровать из гигантской медвежьей шкуре - хвастался, поясняя - это на сбор с «Анатемы». [1048]
1047
Г. И. цитирует начало 6 гл., 7 подгл., «Скифа в Европе» (Нью-Йорк, 1958, с. 147): «Ночь была непроницаема, может быть, в разрыв и глядела звезда, ее не видали едущие. Карета неслась от Альтенбурга к Дрездену сумасшедшим аллюром. Хрипели лошади. Окруженный факелами майор фон Торклус быстро облегчался на крупной рыси, карета окружена конными жандармами; последним, на размашистой кобыле, скакал старый вахмистр».
1048
Пьеса Леонида Андреева «Анатема» (1908) поставлена в 1909 г. в МХТ В. С. Немировичем-Данченко с В. И. Качаловым в главной роли современного Мефистофеля. В «Китайских тенях» («Звено». 1925, № 133, 17 авг.) Г. И. писал об Андрееве в том же, что и здесь, духе: «И в редакционном кабинете, и в квартире все у Андреева было грандиозное <...>. Гигантские кресла и шкафы, гигантский письменный стол, гигантские панно на стенах».
Перехожу к щекотливому и неприятному делу. Прошу понять мои чувства. Я, верьте не верьте (надеюсь, все-таки должны верить), начиная с возникновения нашей — эпистолярной — дружбы — очень полюбил и привязался к Вам. Немалую роль играет в укреплении этих чувств вера и не столько то, что Вы меня «прославили», но особенно, как это делалось. То, что Вы (это в сторону) не можете найти места для хотя бы сокращенной Вашей статьи в виде предисловия, мне очень грустно и больно. Так как и о самой книге что-то ничего не слышу и что ж торговаться о поросенке в мешке, то скажу только сейчас конкретно: статья «не помещается?» А на что эти отдельные страницы, когда можно сжать. Конечно, набор, но нельзя ли потеснить на счет качества бумаги или даже выбросить (по моему отбору) десяток-другой стихов, из наиболее завалящих. Подумайте, сериозно, на случай если издание будет-таки решено. Прошу. Это говорю «в сторону», т. к. щекотливо-неприятное вот в чем. Итак, я Вас очень полюбил, очень ценю и Вашу дружбу и Вас самих. И вот проблема. Известный Вам Яновский написал политическому автору письмо, от которого нас обоих стошнило, и до сих пор тошнит. И в этом письме есть нечто, существенно касающееся и Вас лично, и наших с Вами отношений. Первое движение было бросить его, порвав, в мусорный ящик и кончить
Конечно, если знакомить Вас с этим письмом, то знакомить конфиденциально. Ему же прямо отвечу сам, как он этого заслуживает и прекращу знакомство. Ну, судите сами. Устал и с трудом дописываю. От имени пол<итического> автора кланяюсь и поздравляю со «Скифом».
Г. И.
И я тоже. И. О.
Письмо обращено ко мне - и, ради Бога, чтобы о нем никто, кроме Вас и О. А., не знал.
* Читать «лести». И я того же безлестного мнения. И. О.
** Вздор - никакого склероза. Все нервы и неврастения. Ну, и кокетство, конечно.
*** Правильно - хочется еще. [1049]
Смоленский будет у Вас на Бродвее через две недели (надо перелизать и подчистить набросанное давно вчерне). Так что не беспокойте здря больного старичка, как говорил Гончаров, когда племянник клянчил денежки. [1051] Т. е. не пишите, что нужно срочно через неделю, когда хвост книжки ведь когда еще пойдет набираться.
1049
Все приписки рукой Одоевцевой, на полях.
1050
«Добавление» написано рукой Одоевцевой.
1051
Любимый анекдот Г. И. о Гончарове, имеющий реальное основание. Племянник (и не один) у писателя был, а своей сестре А. А. Музалевской Гончаров писал 27 сент. 1868 г.: «Я теперь бедненький старичок, живущий весьма ограниченными средствами в обрез» (указано М. В. Отрадиным). Было ему в это время 56 лет, он работал над завершением «Обрыва».
Теперь, что это Вы элегантно намекали о моем возможном «не могу молчать». В «Р<усской> Мысли» это не по адресу: в этом Органе я не сотрудничаю, и не «могу молчать» помещено там дважды только о Бурове по 75 000 фр<анков> за фельетон prix-fixe.* И если Ваш намек относится к рецен<зии> на «Скифа», то очень охотно посильно восхищусь элегант<ным> стилем в соответственно элегантном месте — могу у Вас или, если желаете, в «Опытах». А то после Бурова в «Р. М.» не особенно удобно. Если же почему-либо Вам нужна рецензия в «Русской Мысли» — то готов для Вас постараться и послужить и в этой дыре (Ваше дело, хотя этот вариант мне очень не по душе). Но не могу иначе, как чтобы «дорогой Сергей Акимович» [1052] прислал бы мне об этом любезную просьбу, иначе чин не позволяет.
1052
С. А. Водов, главный редактор «Русской мысли».
Ваше письмо к «дорогому Сергею Акимовичу» только что (утренняя почта) прочли, и оба чуть не лопнули от смеха. И как ловко напечатано — обыкновенно я разорву бандероли — просмотрю знакомых покойников — и отложу в сторонку. А Ваше «Письмо в редакцию» [1053] так и лезет в глаза само собой.
Ох, ох — дал же Бог перо человеку! А я ценитель такого рода письма — сам к нему расположен — да ходу нет, — вот, напр<имер>, Ваш почтенный орган — всего моего Струве безобразно охолостил. Ну, теперь буду ждать реакцию несчастного Померанца. [1054] Боюсь, что он уйдет, оскорбившись, из газеты, а если начнет отвечать, то только сумеет расписаться в получении оплеухи. [1055] Я искренно его жалею. Он
1053
«Дорогой Сергей Акимович!
Не откажите в любезности поместить в "Р. М" в порядке литературно-педагогическом, нижеследующие строки. В одном доме за чайным столом сидели мать, отец, их одиннадцатилетний сын и гость. Гость оказался не особенно церемонным. Перед ним стояла коробка конфет, и он за чаем поедал одну конфету за другой, так что к концу чаепития коробка была пуста. Когда гость ушел, мальчик взглянул на пустую коробку, потом на родителей и сказал: "Нам, конечно, не жалко, но мы удивляемся". Родители засмеялись, но по существу вопроса были вполне согласны с сыном.
В № 1159 «Русск. Мысли» от 11 января с. г. К. Померанцев поместил статью "О старом и новом". Начало ее таково: "Георгия Иванова с полным правом можно было бы назвать настоящим и единственным современным поэтом-экзистенциалистом"
В сентябрьской книжке "Нового журнала" за 1955 год, в статье "Георгий Иванов" я писал: "Если на Георгия Иванова надо было бы наклеить ярлык какого-нибудь "изма", то это сделать было бы просто. Георгий Иванов — сейчас единственный в нашей литературе экзистенциалист. Пусть литературные критики (и он сам) так его еще не наименовали, но всякий, кто знает его поэзию и прозу, увидят это с ясностью". Прочтя начало статьи К. Померанцева, я вспомнил фразу мальчика: "Нам, конечно, не жалко, но мы удивляемся"
Искренне Ваш Роман Гуль».
1054
К. Д. Померанцев ответить не замедлил. 6 февраля 1958 г. в «Русской мысли» (№ 1170, с. 4) появилось и его «Письмо в редакцию»:
«Дорогой Сергей Акимович!
В ответ на письмо в редакцию Романа Гуля в № 1167 "Русской мысли" относительно моей статьи "О старом и новом", считаю нужным разъяснить, что по трудным обстоятельствам эмигрантской жизни я еле-еле нахожу время для ознакомления с современной мировой литературой, общественной и философской мыслью и решительно лишен возможности читать все эмигрантские издания. Таким образом, я никогда ни одного произведения Романа Гуля не читал, о чем, кстати, очень сожалею. Впрочем, если бы я и прочел статью Романа Гуля о Георгии Иванове, я все-таки не сослался бы на нее, так как об экзистенциализме Георгия Иванова Лев Шестов говорил уже двадцать лет тому назад.
Искренне Ваш К. Померанцев
P. S. Кстати, от В. П. Крымова я знаю, что Роман Гуль очень услужливый и обязательный человек, и мне очень жаль, что вышло такое недоразумение».
На этом P. S. Гуль, как видно из дальнейших его писем, остановил особое внимание. Характеристика Гуля тут явно совпадает с отзывом о нем Г. И. в письме к самому Гулю в ноябре 1953 г. (№ 18): «...рассчитываю <...> на Вашу любезную исполнительность <...>. Ощущаю Вас как в высшей степени внимательного и исполнительного члена редакции...» В этом письме посторонней рукой (очевидно самого Гуля) слово «исполнительность» обведено карандашом).
1055
Аллюзия на эпиграмму Пушкина «Как сатирой безымянной...» (1829): «В полученье оплеухи / Расписался мой дурак?».
как где-то в великом каком-то романе сказано. [1056] Ужо извещу Вас о реакции Померанца, если таковая будет. Не может не быть у бедолаги.
Целую Вас еще раз. Не жадничайте на марку в 15 центов и ответьте сразу.
* Врет. Писала я, а он только подписывал, не читая, и только загреб гонорар. [1057]
1056
Давшие повод к дуэли строчки из стишков, сочиненных на именинах Степки Сальникова в романе А. Ф. Писемского «Богатый жених» (1851): «Ты парень добрый, хоть и пень... / Не хочешь ли покушать, брат, мякины?» (Часть I, гл. 7).
1057
Приписка на полях рукой Одоевцевой.