Герцог де ла Кастри. Том 2
Шрифт:
Глаза старика закатились.
– В свои последние минуты она будет молить тебя о спасении! Будет ждать, что ты придешь к ней на помощь, но тебя не будет рядом!
На негнущихся ногах Габриэль отошел к шкафу, закрывающему вход в обустроенное подземелье, и привалился к нему спиной. Если сейчас с ним говорил Франсуа, то, что он только что слышал? Очередное предсказание Безумного Герцога, отправленное ему с того света?
– Этого не может быть, – прошептал Габриэль. – Я люблю ее.
Но ответом ему была тишина. Быть может, ему показалось? Быть может, это были просто слова старого дворецкого, произнесенные в предсмертном бреду…
Нескоро
Все встало на свои места. Эта невероятная любовь, которая вспыхнула между ними; тот факт, что они повстречались, когда Габриэль находился на перепутье и нуждался в ее помощи; то чувство, что под ее опекой ему нечего было бояться. Она была его «женщиной де ла Кастри» – женщиной, которой с рождения было суждено стать его женой. И как он сразу не вспомнил об этом? Видимо, Дима как всегда зрил в корень, обзывая его тупым.
В детстве Катрин не раз потчевала его рассказами о «женщинах де ла Кастри». Каждому Верховному Правителю была предназначена лишь одна супруга, с которой он мог быть счастлив; одна настоящая любовь на всю жизнь. Проблема была лишь в том, что никто из Герцогов не знал, в какой период своей жизни он повстречает ту единственную, чья жизнь будет делиться на «до» и «после» встречи с ним. Так Франсуа де ла Кастри отдал бы все на свете, чтобы встретить свою Жустен хотя бы на пару десятков лет раньше.
Правда в пересказе матери легенды о «женщинах» носили мрачный оттенок. Катрин говорила о Герцогинях, как о мученицах и заложницах замка, чьи истории любви всегда были наполнены горем, одиночеством и страхом. Сейчас, вдыхая свежий лесной воздух, Габриэль не верил Катрин, не верил, что любовь, возникшая между ним и Изабелл, могла повлечь за собой боль для одной из сторон. В своем эгоизме он не видел, что Иззи уже страдала из-за него, разрываясь между мужем и своим предначертанием.
Габриэль огляделся. Несмотря на свою слепую веру в то, что он никогда не причинит любимой женщине вреда, его мучили странные предчувствия, словно крохотный червячок копошился внутри его чрева. Если бы только эти деревья, эти гордые исполины, пробившие корнями каменную кладку площади, могли успокоить его, дать совет!
– Лучше бы не уезжать, – прошептал он и услышал, как толстые жвала щелкнули возле самого уха. Однако Габриэль так и не услышал в голове паучьих мыслей. Возможно, пауку были незнакомы такие тонкие человеческие эмоции как смятение, предчувствие скорой неминуемой беды. – Ты-то без меня не пропадешь.
Нет, хозяин.
– Возвращайся в замок и оставайся там. Когда я вернусь…
Габриэль замолчал. Какой-то намек на видение проскользнул перед его внутренним взором. Был ли это отголосок дара Франсуа, который передался внуку в виде обостренной интуиции, но де ла Кастри увидел толпу оборванных голодных людей, устало бредущих через лес, и он во главе… Он не может идти?
Габриэль помотал
– Когда я вернусь, ты будешь первым, кто придет на помощь, ясно?
Да, хозяин.
– Ступай.
И паук, спустившись с его плеча, исчез за деревьями. Габриэль вздохнул, стараясь насладиться последними минутами покоя, проведенными дома. Скоро ему придется вернуться в шумный мир, покинуть этот островок вязкой тишины и обволакивающего мрака. Сколько времени пройдет прежде, чем он вновь вернется сюда?
Габриэль чувствовал за своей спиной древнюю мощь, стоящую на стыке всех миров. Древние силы, которые хранили его даже тогда, когда он не подозревал об этом. Хватит ли этих сил, чтобы вновь защитить его там, в Петербурге, за много миль отсюда? Ответа не было. И в сердце Габриэля закрался страх. Ему хотелось развернуться, запрыгнуть на коня, примчаться к подъемному мосту и заставить его опуститься. Открыть эти титанических размеров ворота, ступить на первый ярус и уже больше никогда не возвращаться назад…
Черный конь ткнулся мордой ему в плечо, словно напоминая, что у него совсем не осталось времени.
– Где же Габриэль?
Иззи выглядела потерянной. Она стояла на дорожке перед домом, разглядывая машину, которую Себастьян вывел из гаража впервые за долгое время (с работы и на работу они предпочитали добираться пешком, благо идти было недалеко). С минуты на минуту они должны были сесть в тесный «Плимут» серо-зеленого цвета и направиться к военному арсеналу, а Габриэля все не было.
В ответ на ее вопрос Себастьян пожал плечами в попытке скрыть от жены затаенную в сердце тревогу, после чего ушел в дом за оставшимися чемоданами, словно давая де ла Кастри еще немного времени.
Даже Дима уже был здесь, стоял неподалеку и как всегда курил. Он пришел к ним домой несколько часов назад усталый с мешками под глазами, принял душ, вяло поприставал к Изабелл, но когда ее муж вернулся с работы, ушел на кухню и стал методично выкуривать одну сигарету за другой. Стараясь выдыхать дым в форточку, Дима то и дело надсадно кашлял. Вот и сейчас Изабелл молча стояла, прислушиваясь к его протяжным хрипам.
– С тобой все в порядке? – спросил Себастьян. Он вернулся на улицу, неся в каждой руке по чемодану. Поставив их на землю, он похлопал Диму по спине, словно это легкое похлопывание могло чем-то помочь.
Дима открыл было рот, чтобы ответить, но снова зашелся жутковатым хрипом. Не выпуская из руки дымящейся сигареты, он выдавил из себя:
– В порядке, – после приступа его слегка пошатывало. – Я снова простыл, пока стоял под твоей паскудной форточкой.
Себастьян скривился и убрал руку с Диминого плеча. Схватил чемоданы и поспешил к машине.
– Эй, извини! – бросил Дима, затянувшись.
Извинение прозвучало, скорее, как издевка, и Изабелл неодобрительно покосилась на него.
– За что ты нас так ненавидишь?
– Ненавижу? – Дима обернулся. – Я не ненавижу.
– Тогда что?
– Мне безразлично ваше существование, – пробормотал он и, бросив сигарету на землю, загасил ее носком ботинка.
Изабелл покачала головой. Друг Габриэля здорово изменился за прошедшие шесть лет и больше не напоминал того потерянного измученного подростка, каким Иззи его запомнила по короткой встрече возле подземного перехода, в тот день, когда их жизни так круто изменились.