Герцогиня-дуэлянтка
Шрифт:
Блейд закрыла за собой дверь, и Гай отбросил прочь эту никчемную мысль.
– Хотите, чтобы я ушел? – спросил он с надеждой.
– Нет.
– О…
Вместо того чтобы что-то предпринять, Блейд просто стояла посреди захламленной гримерной и смотрела не на Гая – слава богу, – а на стопку газет у него на коленях.
Ее губы – такого бледно-розового оттенка, что почти сливались с кожей – медленно изогнулись в улыбке, и при виде ее Гай вдруг осознал, что Блейд совершенно бесцветна, точно акварель, в которой присутствуют
– Читаете о себе? – спросила Джозефина.
Гай ошеломленно заморгал, и Блейд тихонько засмеялась – это был очень странный хриплый звук.
– Не беспокойтесь. Я никому не расскажу ни о вас, ни о его светлости Стонтоне, ни о достопочтенном Эллиоте Уингейте.
– Вы знаете, кто мы такие?
Глупый вопрос.
– Полагаю, я не единственная, кто это понял.
Так. А вот это уже интересно.
Гай мог понять, почему Блейд узнала его и Сина: их лица увековечены на сатирических рисунках (Гаю досталось из-за его любовных похождений, а Сину – из-за крестового похода против детского труда), но как Блейд догадалась, кто такой на самом деле Смити, оставалось загадкой.
– Как думаете, кто еще догадался? – спросил Гай.
Однако Блейд лишь пожала плечами и, подойдя к дивану, принялась рыться в возвышавшейся на нем горе одежды, словно утратила всякий интерес к Гаю и его друзьям. При этом она выглядела так, будто для нее вовсе не новость оказаться тет-а-тет со скрывающим свою настоящую личность маркизом.
Гай, испугавшись вопросов, которые она могла задать о нем или его друзьях, даже немного расстроился из-за того, что она не проявила к данному вопросу абсолютно никакого интереса.
– Откуда вы узнали про Эллиота? – спросил наконец Гай, досадуя на собственное любопытство, но не в силах его сдержать, но Блейд, будто его не слышала, продолжала копаться в вещах.
Ей-богу, эта женщина казалась более чем странной. За те несколько недель, что Гай работал в заведении Фарнема, Марианна четырежды вынуждала его вызваться репетировать с Блейд и ее птицей.
И за все время эта несущая смерть женщина не перекинулась с ним и дюжиной фраз, да и те состояли всего из пары слов: «Держите это», «Встаньте здесь», «Не двигайтесь».
И уж если говорить начистоту, Блейд была самой странной персоной из всех, что Гаю приходилось встречать на своем пути.
Раздосадованный более, чем ему хотелось, отсутствием интереса с ее стороны, Гай вновь сосредоточился на газетах. Не во всех из них встречались статьи о нем или просто его имя, но таковых было достаточно много, чтобы его удивить. Гай уже давно не читал светскую хронику, и теперь его поразило, насколько подробно в прессе излагались даже малейшие его проступки, выдуманные или приукрашенные до такой степени, что он с трудом о таковых вспоминал.
Посему, если бы кто-то решил составить
– Узнали что-нибудь новое? – поинтересовалась Блейд, переместившись к краю дивана, что был ближе к Гаю, и продолжая копаться в вещах.
– Вообще-то много чего, только большая часть из этого не что иное, как выдумки.
Гай перебрал газеты и, вытащив экземпляр «Лондон кроникл» – эту газету предпочитала его мать, – показал ей.
– Взгляните сами.
Блейд прекратила поиски, подошла ближе и, прочитав заметку, взглянула на Гая:
– Купались нагишом в Серпентайне? Кто такая Г.Н.?
– Графиня Нит.
– Хотите сказать, что не купались нагишом?
– Нет. Я хочу сказать, что купался не с ней. Бетси, графиня, счастлива в браке, и последний раз я встречался с ней на обеде в ее собственном доме за одним столом с ее мужем и родителями. Уверяю, тогда все были полностью одеты.
– Но вы все же купались с кем-то нагишом?
– Да. Но дело-то ведь не в этом, верно?
Фыркнув, Блейд вернулась к своему занятию.
Ее безразличие раздражало, и более того: раздражение переросло в откровенное негодование.
Что же не так со всеми женщинами в этом цирке?
Марианна его игнорировала либо открыто над ним насмехалась, Сесиль выказывала неприязнь, а Блейд и вовсе делала вид, что его выходки были недостаточно эксцентричными, чтобы произвести впечатление на большую часть населения Англии, и вела себя так, словно заметки о нем появлялись в прессе не чаще статей о Бонапарте.
– Что вы ищете? – спросил Гай.
– Ангус таскает у артисток вещи и прячет, – ответила Блейд, и в ее обычно безразличном голосе прозвучали нотки раздражения.
Гай перевел взгляд на ворона, когда тот перелетел на туалетный столик, заметив, что его хозяйка приступила к поискам там, и ему показалось, что птица смотрит прямо на него, хотя сказать наверняка было трудно, ведь отличить зрачок от радужки в его совершенно черных глазах-бусинках не представлялось возможным.
– Какие именно вещи?
– Вы ничего не теряли в последнее время?
Гай сдвинул брови:
– Вообще-то я никак не могу отыскать свое ог…
Блейд дернула за край какого-то яркого предмета одежды, и несколько предметов со звоном упали на пол.
– Так вот же оно, – воскликнул Гай. – Мое огниво!
Наклонившись, он поднял с пола тонкий металлический стержень, который всегда носил в кармане.
– Кузен подарил мне это огниво на мой двадцатый день рождения, и я думал, что потерял его, – пояснил Гай, осматривая огниво на предмет повреждений, а потом гневно взглянул на птицу. – Как, черт возьми, он достал его у меня из кармана?