Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха
Шрифт:
Карта 12
Действия люфтваффе в Средиземноморье, весна 1941 г.
Как и всегда, Гитлер явно недооценивал противника: советские войска, объяснял он своим военачальникам, превосходят вермахт численностью – 155 дивизий против 121 немецкой, – но при этом значительно уступают в боеспособности. А русские танки и самолеты не идут ни в какое сравнение с немецкими… [394] Следовательно, кампания продлится не более трех-четырех месяцев. Фюрер настолько уверился в этом, что упомянул о возможности проведения осенью 1941 года «широкомасштабной наступательной операции в Северной Африке». А также заявил о «наступлении через Турцию и Сирию» [395] . Он был так в этом уверен, что отругал главнокомандующего сухопутными силами фон Браухича, который предложил подготовить теплую одежду для войск, которые будут воевать в России. Зачем это нужно? Ведь очевидно, что кампания завершится до наступления зимы…
394
Данные, которыми располагал Гитлер, были весьма приблизительными: в то время силы Красной армии определялись в 303 дивизии, 258 из которых базировались в западной части СССР, танков у русских было втрое больше, чем у вермахта, а самолетов – в четыре раза больше, чем у люфтваффе. Правда, следует признать, что большая часть техники устарела, а новые типы танков и самолетов
395
Гитлер оставался верен себе: после уничтожения большевизма и захвата природных богатств СССР он все-таки намеревался расправиться с Англией.
На первый взгляд ничто не говорило о том, что Геринг придерживался иного мнения. Перед большинством своих подчиненных он излучал уверенность и в точности повторял слова фюрера о слабости советских войск. Второго мая в парижском штабе люфтваффе он говорил о будущей авиационной войне против Англии, но по окончании совещания отвел Мёльдерса и Галланда в сторону и сказал им: «Все, что я сейчас сказал, – неправда!» После чего посвятил их в тайну, а затем с воодушевлением произнес: «На Востоке люфтваффе снова покроют себя славой. Конечно, авиация русских сильнее численно, но их летчики и их техника намного хуже наших. Если сбить командира эскадрильи, то остальные неграмотные пилоты не смогут даже найти путь назад. Их можно будет подстреливать, как голубей в лесном тире. […] За два месяца, максимум за три, русский колосс будет повержен».
Что бы Геринг ни говорил, нет уверенности в том, что он сам в это верил. Дело в том, что поведение его продолжало оставаться умеренно шизофреническим: это отметил генерал Йозеф Каммхубер, командир базировавшейся в Голландии 1-й дивизии ночных истребителей. Когда его вызвали в замок Фельденштейн спустя несколько дней после совещания в Париже, Каммхубер с удивлением констатировал, что рейхсмаршал сильно изменился за прошедшие дни. «Его лицо налилось кровью, – вспоминал генерал, – вокруг глаз образовались синие круги, он выглядел усталым». Геринг еще и тяжело дышал, но к концу ужина почувствовал себя лучше, провел Каммхубера в свой кабинет, где на стене висела огромная карта Европы. «Взглянув на нее с хмурым видом, – рассказывал генерал, – он сказал: “Каммхубер, я вызвал вас сюда, чтобы по секрету сказать, что мое выступление в Париже было всего-навсего блефом. Война против Англии отходит на второй план”. Так он выразился. Потом резким движением пухлой ладони указал на восток Европы со словами: “Фюрер считает, что пришло время напасть на Россию. Для этого уже приняты все необходимые меры. При подготовке к наступлению туда будут переброшены необходимые силы. Тут-то вы и понадобитесь. Я хочу, чтобы вы немедленно начали выводить из Голландии достаточное число ночных истребителей, чтобы удовлетворить наши потребности на русском фронте и чтобы защитить восток Германии от любых ответных ударов со стороны русских. Сколько самолетов вы можете выделить для защиты Восточной Германии от русских?”». Удивленный Каммхубер машинально ответил: «Но, господин рейхсмаршал, ночных истребителей в Голландии и без того недостаточно, чтобы мы могли выполнять свои задачи. Королевские ВВС нападают все чаще, и у нас не хватает самолетов, чтобы им противостоять. Нам самим нужны еще самолеты. Мы никак не можем отправить машины на русский фронт». Тут Геринг повернулся и сказал с досадой: «Я не хотел войны с Россией, я единственный был против. Это ошибочное решение – с экономической, политической и военной точек зрения. Но эта война нужна Риббентропу, она нужна Геббельсу, и они убедили фюрера в том, что она нужна и ему [396] . Я на части разрывался, пытаясь их от этого отговорить, но они ничего не пожелали слушать. Теперь я умываю руки в этом деле – во всем, что касается этой войны! Сделайте что сможете. Отдайте половину ваших ночных истребителей. Меня все это больше не волнует! Я иду спать!» И Геринг ушел, оставив озадаченного Каммхубера в одиночестве.
396
Это совершенно неверно: Геббельс вовсе не желал вторжения в СССР, как и Риббентроп. А Гитлер не слушал никого, когда речь шла о стратегии. Но лучшая в Германии служба разведки работала плохо: рейхсмаршал был очень плохо информирован о том, что говорилось в рейхсканцелярии.
Дело было в том, что в то время рейхсмаршал получил довольно неприятные известия: полковник Ашенбреннер, военно-воздушный атташе в Москве, очень высоко оценил навыки советских летчиков. Потом с отчетом вернулась из СССР техническая миссия люфтваффе, где она посетила аэродромы, испытательные центры и авиационные заводы [397] . Руководитель миссии полковник Дитрих Швенке даже сказал начальнику Генерального штаба люфтваффе Ешоннеку, что «авиамоторный завод в Куйбышеве намного крупнее, чем шесть самых главных заводов рейха». И что «Гитлера ждут беды похуже тех, что испытал Наполеон, поскольку его слишком сложная военная машина не приспособлена к русским условиям». Голосом Швенке говорил самый настоящий здравый смысл, но Ешоннек, зная, как властители не любили получать плохие новости, решил не давать ход этому докладу и сделал так, что Швенке не увиделся с Герингом! Однако рейхсмаршал получил 6 мая подробный отчет полковника Водага из разведывательной службы люфтваффе, составленный на основе прослушивания и расшифровки переговоров русских. Его специалисты пришли к заключению, что самолетный парк СССР насчитывает 14 000 машин. Геринг, по-прежнему раздираемый демонами противоречий, вызвал полковника к себе, отчитал его, разорвал его рапорт на две части и закричал: «Возьмите это, господин полковник! Только что советская авиация сократилась вдвое: теперь у русских 7000 самолетов!»
397
По окончании визита немецких специалистов принял конструктор МиГов Артем Микоян (брат Анастаса), который с предостережением сказал: «Мы показали вам все, что имеем, и все, что можем делать. Мы в состоянии разгромить любого агрессора».
Подумать только! Мало того, некоторое время Геринг отказывался читать «неприятные» разведданные [398] . Однако он вернулся к привычным для себя занятиям: надо было подготовиться к «хозяйственной эксплуатации восточных областей» в рамках четырехлетнего плана [399] , что само по себе вынуждало его вести борьбу за влияние с рейхсляйтером Розенбергом, которого Гитлер назначил ответственным за «центральную разработку вопросов восточноевропейского пространства». Он также продолжал кампанию по дезинформации на западе, стараясь создать впечатление, что готовится новое воздушное нападение на Великобританию. Он поочередно беседовал с генералами, дипломатами, ювелирами, кардиологами, летчиками-испытателями, егерями, антикварами, портными, шведскими гостями и некоторыми товарищами по давним героическим временам. Он продолжал увеличивать численность люфтваффе, в которых уже служили 1,7 миллиона человек [400] , подавляющую часть из которых составляли прихлебатели, бюрократы и паразиты. Он выслушивал доклады генерала-фельдмаршала Мильха и начальника Генерального штаба Ешоннека, которые разрабатывали в мельчайших деталях план молниеносной авиационной войны с целью уничтожения сконцентрированной у границ советской авиации. Он издали следил за передислокацией на Восток приданного группе армий «Юг» 4-го воздушного флота (командующий: генерал Лёр), 2-го воздушного флота (командующий: маршал Кессельринг, группа армий «Центр») и 1-го воздушного флота (командующий: генерал Келлер, группа армий «Север») [401] . Наконец, он находился в первом ряду 14 июня, когда фюрер собрал в рейхсканцелярии генералитет, чтобы провести последнее совещание перед началом военных действий. После продолжительных докладов командующих армиями о том, как они планировали выполнить свои задачи, Гитлер подчеркнул важность действий авиации: «Люфтваффе одержит быстрые победы, облегчив группам армий выполнение поставленных задач. Самая крупная битва должна быть завершена по прошествии двух недель».
398
Следуя примеру Адольфа Гитлера, разумеется.
399
Специальный комитет по плану «Ольденбург» (план экономического ограбления оккупированных районов СССР) 2 мая 1941 года сформулировал решение: «оккупированные области предоставят все необходимое» для снабжения вермахта, «даже если последствием этого будет голодная смерть многих миллионов людей». А 23 мая штаб учрежденной Герингом хозяйственной организации
400
То есть двадцать процентов немцев!
401
Пятый воздушный флот (около шестидесяти самолетов), размещенный в Норвегии, должен был осуществлять бомбардировки Мурманска и действовать над Кольским полуостровом.
Таким образом, Герингу была отведена главная роль в операции, которую ожидал быстрый успех: так сказал сам фюрер, а он был непогрешим! Однако начальник Оперативного отдела Генерального штаба люфтваффе Хоффман фон Вальдау отметил в тот день «слабый интерес» рейхсмаршала.
А когда на следующий день Геринг собрал в Каринхалле всех командиров частей, статс-секретарь Мильх увидел, что тот «неуверен в будущем». Еще более интересным представляется то, что Геринг предупредил Далеруса о скором начале операции «Барбаросса» и даже сообщил ему точную дату начала вторжения. Даже для человека, не отличавшегося скрытностью, это было весьма легкомысленно. И выдавало некоторое его душевное смятение… Наконец, существует рассказ Эммы Геринг о том, что она услышала накануне нападения. «Весной 1941 года Гитлер на некоторое время перенес свою ставку в Оберзальцберг, что позволило Герману жить с нами, – вспоминала супруга рейхсмаршала. – Когда я спросила его, что так заботило его в последнее время, он ответил, что фюрер не принимал его две последние недели, и он не мог найти этому объяснение.
На следующий день его вызвал к себе Гитлер. Вернувшись, Герман отказался обедать, а потом предложил мне пойти прогуляться. […] И только после того, как мы оказались одни в лесу, он медленно произнес: “Фюрер послезавтра нападет на Россию!” Я с недоумением посмотрела на него: “И поэтому он не принимал тебя две недели?” – “Ты совершенно не интересуешься политикой, – ответил он, погладив мои волосы, – но твой инстинкт тебя не подводит. Да, именно поэтому! А когда я привел все пришедшие мне на ум аргументы, желая отговорить его от нападения, он сказал: "Геринг, я знал, что вы попытаетесь меня от этого удержать, вот почему и не хотел видеть вас в течение всего этого времени. Я хотел достичь полного согласия с самим собой и принять решение в одиночестве. А сделать это было непросто. Но теперь никто не сможет заставить меня изменить мое решение". На это я ответил очень коротко: "В таком случае возьмите на себя всю ответственность за это!" И Гитлер сказал: “Да, именно так я и поступлю, Геринг! Это моя война, только моя!”»
Увы! В этом интересном разговоре нет ни капли правды: Геринг не мог сказать жене 20 июня 1941 года, что фюрер не принимал его целых две недели, поскольку 14 июня у них состоялась весьма продолжительная беседа. И потом, накануне начала операции «Барбаросса» Гитлер находился не в Оберзальцберге, а в Берлине. И наконец, трудно представить, чтобы склонный к фатализму Герман Геринг смог попытаться отговорить Гитлера за двое суток до начала нападения… Очевидно, эти факты перемешались в памяти Эммы Геринг, которая написала свои «Воспоминания» спустя двадцать шесть лет после начала войны. То, о чем она рассказала, возможно, имело место 24 января, когда Геринг и Гитлер находились вместе в Оберзальцберге, когда окончательный план нападения на Россию еще не был утвержден и когда Геринг еще надеялся отговорить Гитлера от столь опасного начинания. Но, даже несмотря на эту хронологическую ошибку, весьма вероятным представляется, что, как и вечером 31 августа 1939 года, Герман Геринг мог поделиться своими опасениями с женой накануне нового прыжка в неизвестность: в конце концов, солдаты рейха уже заняли огромную территорию от мыса Нордкап до Пиренейских гор и от пролива Па-де-Кале до Эгейского моря, победа ускользала от них на Ла-Манше и в пустынях Киренаики, их родина почти каждую ночь подвергалась воздушным налетам британской авиации, их военная машина была изношена в ходе шести кампаний, проведенных в течение двадцати шести месяцев, их ресурсы были крайне ограничены, а их пути снабжения оказались слишком растянутыми… И вот теперь фюрер намеревался открыть второй фронт [402] , хотя именно этого он обещал не делать, когда писал свою книгу «Майн Кампф»! Как было, видя все это, не поддаться сомнениям?
402
Скорее третий, если считать военные действия над Ла-Ман-шем и в районе Средиземного моря.
На рассвете 22 июня три группы армий двинулись вперед на широком фронте от Балтийского моря до Карпатских гор [403] : 148 дивизий, 3350 танков, 7184 артиллерийских орудия, 600 000 автомашин и столько же лошадей. Немецкая авиация в составе 2465 самолетов, включая истребители Ме-109Ф и совсем новые «Фокке-Вульфы-190» [404] , атаковала шестьдесят шесть аэродромов первой линии, застав русских врасплох: в первый же день были уничтожены на земле 1800 советских самолетов. На следующий день люфтваффе уничтожили 800 самолетов, потом еще 557 машин. Двадцать пятого июня был уничтожен 351 русский самолет, а 26 июня – 300 самолетов. Завоевав, таким образом, господство в воздухе, люфтваффе смогло начать выполнение второй своей задачи – поддерживать с воздуха танковые колонны, которые безудержно продвигались на восток, разгромив части Красной армии между реками Неман и Припять. За три недели 176 дивизий немцев и их союзников глубоко вклинились на территорию СССР, осуществив широкомасштабные охваты, которые позволили пленить сотни тысяч советских солдат. На севере войска группы армий фон Лееба пересекли Литву, Латвию и Эстонию и вышли к городу Луга, находящемуся в 100 км от Ленинграда. На центральном направлении группа армий фон Бока нанесла русским сокрушительное поражение под Минском и прошла 800 км, захватив Смоленск. До Москвы оставалось менее 400 км. На юге армии фон Манштейна уже 11 июля вышли на подступы к Киеву, разметав советские армии маршала Буденного в Западной Украине [405] . Как в Польше, во Франции и на Балканах, люфтваффе расстреливало колонны машин, бомбило командные пункты, громило узловые станции, уничтожало живую силу в местах сосредоточения, принуждая тем самым советские войска к отступлению или рассеивая их. «Наконец-то началась настоящая война!» – восклицал молодой и деятельный начальник Генерального штаба люфтваффе Ешоннек.
403
В нападении на СССР участвовали около 3,2 миллиона немцев из 3,8 миллиона, стоявших под ружьем. А также 600 000 человек из армий союзников и других воевавших на стороне Германии стран – румын, финнов, венгров и словаков. То есть еще 42 дивизии.
404
Скорость: 590 км/ч, вооружение: две 20-миллиметровые пушки. Но моторы еще не были обкатаны, а пушки требовали повышения скорострельности. Появившиеся осенью 1941 года новые образцы (ФВ-190 А-3) имели уже более мощные моторы и были вооружены четырьмя 20-миллиметровыми пушками и двумя пулеметами.
405
См. карту 13.
Но не все старшие начальники генерала разделяли его восторг. В частности, Мильх, воевавший в годы Первой мировой войны на Восточном фронте, знал, на что способны русские, когда они защищают свою родину. А Геринг продолжал считать, что можно было бы сэкономить на этой кампании: в то время как фронт стремительно растягивался на севере, юге и востоке, в его распоряжении для прикрытия тылов было всего на сто самолетов больше, чем в начале «Битвы за Англию»! Поскольку ставка Гитлера находилась неподалеку от Растенбурга, рейхсмаршал устроил свой полевой командный пункт в 60 км от него, близ Роскена, а поезд начальника Генерального штаба люфтваффе «Робинзон» стоял в Голдапе, откуда Ешоннек осуществлял оперативное руководство боевыми действиями немецкой авиации. Но личный поезд мог доставить рейхсмаршала в «Вольфшанце» [406] всего за полчаса с полным комфортом. «Когда командующие армиями посещали “Вольфшанце”, – вспоминал полковник Варлимонт, – они приезжали в небольшом старом железнодорожном вагоне серого цвета. […] Геринг прибывал на пыхтящем дизельном составе из трех или четырех самых современных спальных вагонов, ярко окрашенных и сверкающих огнями, со всякими современными удобствами и обслуживающим персоналом в белых ливреях. Поезд растягивался на сто метров или даже больше на одноколейной железной дороге».
406
Гитлер сам назвал свою ставку «Волчьим логовом».