ГЕРМАНИЯ НА ЗАРЕ ФАШИЗМА

Дорпален Андреас

Те, кто хотел создать правительство, поддерживаемое президентскими чрезвычайными полномочиями статьи 48, внимательно следили за развитием событий. Предвидя исход, они были уверены, что их время приближается, и вели себя все более независимо, тем более что число их сторонников неуклонно росло. Идея президентского правительства теперь представлялась привлекательной многим, потому что его авторитарный характер предполагал возврат к стабильности империи. Создавалось впечатление, что он обещает быстрые и эффективные действия и, возможно, нанесет парламентской системе последний фатальный удар. За него ратовали промышленники, надеясь, что новый авторитаризм поможет им сократить права трудового народа и восстановить старую иерархию подчинения и зависимости. Аграрные круги разделяли эти надежды, так же как и все те, кому не хватало гарантии надежного гражданского состояния. Даже среди республиканцев возрастала потребность в сильном лидере, независимом от прихотей рейхстага.

В то же время политологи собирали

свидетельства в поддержку законности правительства, основанного на президентской власти, а не на доверии рейхстагу. Карл Шмит утверждал еще в 1924 году, что чрезвычайные полномочия президента являются практически неограниченными, пока они не определены конкретно особым законом, а такого закона никогда не существовало. Коллега, помогавший Шмиту в то время, даже цитировал Гуго Прейсса, автора конституции. Прейсс писал в 1924 году, что время для такого закона еще не пришло и очень важно обеспечить как можно более широкие границы для конституционной диктатуры. Есть шанс, что она будет необходима даже больше, чем прежде. В то время большинство коллег Шмита с ним не согласились, но теперь его точка зрения уже была принята повсеместно. Влиятельный союз за реорганизацию рейха, возглавленный канцлером Лютером, широко ее пропагандировал, так же как и многие средства массовой информации. «Для нас, – писал «Бунд» в своих изданиях, – решающий момент заключается в том, что всеобщее убеждение в особом положении президента набирает силу. Мы хотим внести свою лепту в укрепление прав президента». Не только консерваторы поддерживали эти доводы. «Конституция, – писал известный либеральный юрист, – дает президенту все права, которые ему необходимы, чтобы выполнить свою задачу. Они просто были отодвинуты на задний план. Чем больше устраняется парламент, чем сильнее позиция президента, тем более реальными становятся его права, которые до сих пор существовали только на бумаге».

Формирование правительства, независимого от партий и снабженного чрезвычайными полномочиями статьи 48, уже некоторое время обсуждалось Гинденбургом и его советниками. Друзья и самозваные советники тоже требовали, чтобы Гинденбург сделал этот шаг, и, хотя маршал все еще колебался, его сомнения были делом времени, а не принципа. С первых лет своего президентства он противился разработке любых законов, касающихся специальных полномочий статьи 48, чтобы такой закон не ограничил его полномочия ниже предела, который он считал безопасным.

Среди его советников генерал фон Шлейхер был самым активным сторонником «независимого» президентского правительства. Он успел почувствовать вкус к нему в кризисные дни 1923 года, когда рейхсвер был наделен чрезвычайными полномочиями. С того самого времени он всегда надеялся, что придет день, когда будет установлена другая конституционная диктатура, правда желательно не военная. Двое его помощников были хорошими друзьями Карла Шмита, и Шмит обеспечивал законодательный фундамент для планов, с помощью которых Шлейхер надеялся снизить влияние рейхстага и восстановить внутреннюю стабильность. Эта надежда превратилась в срочную необходимость с возникновением и быстрым развитием нацизма. Всегда чувствительный к любой опасности Шлейхер был встревожен возможностью одновременного выступления нацистов и коммунистов и втягивания рейхсвера в гражданскую войну. Более того, поступающие доклады свидетельствовали о том, что все большее число юных офицеров рейхсвера симпатизировали нацистам и могли оказаться ненадежными в случае открытых столкновений. Его худшие опасения подтвердились, когда весной 1930 года был раскрыт заговор, имевший целью нейтрализацию армии в случае нацистского восстания. В случае такого развития событий недееспособное правительство Мюллера оказалось бы бессильным. Поэтому Шлейхер считал необходимым заменить его правительством, независимым от партии и парламента, обладающим силой и способностью эффективно справиться с экстремистскими группировками – и правыми, и левыми. Одновременно оно должно с пониманием относиться к целям рейхсвера и быть готовым поддержать его планы по перевооружению. А принимая во внимание возраст Гинденбурга, оно должно обладать достаточной властью, чтобы провести страну через кризис, который может последовать за смертью президента.

И Шлейхер приступил к разработке плана по формированию правительства, которое отвечало бы всем его требованиям. Он очень хотел, чтобы в новом правительстве участвовала хотя бы часть Немецкой национальной партии. Поскольку сотрудничество с непримиримым Гугенбергом не представлялось возможным, он подтолкнул партийных диссидентов подвергнуть сомнению лидерство Гугенберга. В дополнение к этой группе, которую возглавил депутат рейхстага Готфрид Тревиранус, Шлейхер надеялся привлечь внимание немецкой народной партии, «Центра» и демократов. Подходящим человеком для того, чтобы возглавить правительство, ему представлялся Брюнинг. Лидер центристов произвел на Шлейхера большое впечатление, как способный финансовый эксперт и безупречно честный человек. Ветеран, имевший внушительный военный послужной список, и участник борьбы со спартаковцами в 1918–1919 годах, Брюнинг пользовался уважением «национальных» кругов и, вероятнее всего, показался бы приемлемым и Гинденбургу. Брюнинг считал военную службу самым захватывающим периодом

своей спокойной, лишенной острых впечатлений жизни и сохранил интерес к военным делам. Он не единожды приходил на помощь рейхсверу, когда рейхстаг собирался урезать ассигнования, поэтому можно было ожидать, что, став канцлером, он будет благожелательно относиться к особым нуждам армии. Социал – демократы тоже не должны иметь возражений против кандидатуры Брюнинга, потому что он был долго связан с католическим трудовым движением.

Но когда Шлейхер связался с Брюнингом, тот с ходу отверг все мысли о замене Мюллера. Он заявил, что обращаться следует к Гугенбергу – лидеру «(оппозиции», но переход к новому правительству следует отложить до тех пор, пока не будут выведены войска из Рейнской области. На возражение, что Гугенберг не пойдет на сотрудничество, Брюнинг предложил, чтобы Мюллер остался на месте.

Гинденбург считал само собой разумеющимся, что канцлер, опирающийся на его особое доверие, должен быть хорошо знаком ему лично. Он думал о таких кандидатурах, как его старый товарищ по оружию генерал фон Гальвиц, или бранденбургский помещик граф фон Арним – Бойценбург, или даже, возможно, сам Шлейхер. Если это должен быть лидер политической партии, президент предпочел бы умеренного националиста или представителя правого крыла народной партии. Он подумывал и о кабинете, который бы поддерживали все несоциалистические партии. Его самой большой заботой было обеспечить поддержку Немецкой национальной партии, потому что без нее правительство не будет иметь большинства в рейхстаге. Гугенберг, когда к нему обратились, был уклончив, и, к величайшему разочарованию президента, даже Вестарп сомневался, поддержат ли немецкие националисты такое правительство. Если бы это оказалось правдой, Гинденбург хотел бы продолжать работать с социал – демократами. Создавалось впечатление, что он пока еще не был готов обратиться к чрезвычайным полномочиям статьи 48 или распустить рейхстаг.

На протяжении следующих недель, в разгар кампании против принятия плана Юнга, он подвергся сильному давлению со стороны множества лиц, требующих, чтобы он отмежевался от правительства Мюллера. Хотя Гинденбург чувствовал себя глубоко несчастным, он не сдался. Когда Арним – Бойценбург потребовал, чтобы президент отверг план Юнга и польское соглашение и заменил правительство Мюллера другим, состоящим только из правых, Гинденбург грустно заметил на полях одного из писем: «(Правые снова покидают меня, как уже дважды ранее». А когда Ольденбург – Янушау предложил, чтобы президент ушел в отставку или не подписывал законы, тот ответил: «Что случится, когда я уйду? Если я останусь, позвольте мне делать то, что я считаю правильным».

Не имея возможности обеспечить поддержку Немецкой национальной партии нового правительства, президент продолжал работать с Мюллером. Приняв такое решение, он проявил удивительную активность, помогая правительству завершить свою финансовую программу. Когда народная партия начала протестовать против предлагаемого чрезвычайного налога, Гинденбург вмешался и в личной беседе с Шольцем потребовал, чтобы тот согласился на эту меру. В критической ситуации, сказал он, те, кто имеют хорошую работу, должны прийти на помощь безработным, но народная партия отказалась подчиниться, и президент подвергся яростным нападкам правых газет за помощь трудовым союзам в установлении диктатуры под парламентским прикрытием.

Другой бюджетный кризис вокруг ассигнований на нужды военно – морского флота оказался более чувствительным. Гренер попросил о выделении средств на постройку второго крейсера, а также о бюджетных ассигнованиях на подготовку кадров и приобретение амуниции. Социал – демократы выдвинули возражения по обоим пунктам, учитывая напряженное положение с финансами рейха, а «Центр» выступил против судостроительной программы. Гинденбург уговорил Гренера отложить работу по постройке корабля, но Гренер твердо стоял на своем по другому пункту. Когда он пригрозил уйти в отставку, президент настоял, чтобы его требования были удовлетворены. Как обычно, прозвучала завуалированная угроза, что президенту тоже придется уйти в отставку, и его аргументы опять были скорее личными и политическими, чем военными. Гинденбург сказал Мюллеру, что не желает расставаться с министром рейхсвера. Также нельзя ожидать, что он примет в высшей степени неприятный план Юнга и в то же время допустит отставку Гренера по той причине, что рейх не исчерпал все возможности перевооружения, оставшиеся открытыми для него Версальским договором. Через два дня после получения Мюллером президентского ультиматума кабинет сдался перед требованиями Гренера.

В конце января партия «Центра» заявила, что не примет план Юнга, если одновременно не будет одобрен бюджет. Поскольку план Юнга находился в серьезной опасности, Гинденбург снова вмешался. Он принял Брюнинга за день до голосования по плану. В то время как он мог быть принят и без поддержки «Центра», президент предупредил, что принятие плана незначительным большинством может вынудить его передать план на плебисцит. Брюнинг настаивал, что партия «Центра» хочет быть уверенной, соблюдая национальные интересы, что план будет дополнен соответствующими финансовыми гарантиями. Гинденбург пообещал, что использует всю свою власть для обеспечения хорошей финансовой программы. Получив эти заверения, партия «Центра» отдала свои голоса в поддержку плана Юнга.