Германские встречи
Шрифт:
– Они нас ещё и пристыдили, – добавила Алиса. – Спросили: «Сколько лет вашей тёте?» Мы сказали: семьдесят. А они: «И не стыдно вам садиться на шею семидесятилетней тёте?»
Вечером Алиса продолжала делиться с Жанной и Вадиком опытом:
– Главное, сдать языковой тест и получить четвёртый параграф.
– А что они будут спрашивать.
– Обычно достаточно рассказать о себе, и ответить на несколько вопросов.
– Бабушка, ты сможешь рассказать о себе?
– Ну я им скажу: Я родился в Одесска област…
– Бабушка! – Вадик схватился
Володька слушал, сидя на рольштуле рядом со своей кроватью. Эрна Андреевна и Роза, казалось, были подавлены новой обстановкой. Они сидели на нижних лежанках в тени от верхних ярусов, смотрели на говоривших и не произносили ни слова.
– Она говорит, что до семнадцати лет говорила только по-немецки, а сейчас не знает ни слова. Я не верю, – сказала полушёпотом Эрна Андреевна. – Как можно забыть свой родной язык?
Володька пожал плечами:
– Чего только не бывает на свете.
На другой день, в воскресенье, ждали из Гамбурга Иду, Фёдора и старика Готлиба.
С утра Цецилия Михайловна не находила себе места:
– Ида не говорил, когда выезжают?
– Часов в десять, не раньше, – предположил Вадик.
– А сколько ехать?
– Да кто же знает. Здесь всё рядом. Вы не знаете, сколько километров от Гамбурга до сюда? – обратился он к Кляйну.
– Километров двести или двести пятьдесят. В коридоре висит карта Германии.
– Короче, к обеду будут.
В час брат с сестрой пошли на обед, долгожданных гостей всё не было.
– Не случилось бы, как у Шпехтов, – сказал Володька Алисе.
После обычной послеобеденной прогулки вернулись в свою комнату. К соседям никто не приезжал. Даже Вадик стал волноваться.
Но вот по коридору покатились, как камни с горы, звуки приближающихся шагов. У двери они затихли: «Здесь, наверное», – раздался женский голос, и в дверь постучали.
– Да-да! – крикнула Жанна и побежала навстречу. За ней кинулись Вадим, Марик, последней семенила Цецилия Михайловна.
Вошли трое. Вернее, первой не вошла, а влетела красивая женщина, которая не могла быть ни кем другим, как Идой Готлибовной.
– Мама! – она обняла Цецилию Михайловну. – Вадик! Ах какой молодец! Жанночка! – расцеловала Жанну. – С приездом, мои дорогие! Марик! Как ты вырос! Дай я тебя поцелую! У-у-у! Лапочка моя!
Из вчерашнего рассказа Цецилии Михайловны следовало, что её дочери было пятьдесят пять лет, но столько энергии Владимир не видел и у тридцатилетних.
У Иды были голубые глаза, гладкая белая кожа, волнистые рыжеватые волосы и тонкий изящный носик. В общем, она была красивой женщиной.
– Мама… Ну а это… Узнаешь? – сказала Ида, понижая голос и отступая в сторону.
Она указала на невысокого престарелого господина в сером пальто, шляпе и роговых очках. Больше о господине и сказать было нечего, кроме того, что он немец. Вот встретишь такого в Африке, и сразу скажешь – это немец. В нём не было ни одной характерной для немца черты: нос, глаза, брови, губы – всё обычное. А вместе – немец. Словно
Они стояли друг против друга: немец Готлиб и Цецилия Михайловна – то ли немка, не знающая немецкого языка, то ли русская, не умеющая говорить по-русски. Стояли и растерянно смотрели друг на друга, не зная, что делать. Наконец, Готлиб шагнул к ней, обнял и стал целовать в щёки, в лоб, в глаза. Цецилия Михайловна не отвечала, но и не сопротивлялась.
Наконец Готлиб оторвался от неё и полез в карман пальто за платочком.
Цецилия Михайловна, нисколько не изменившись в лице, сказала почти безучастно:
– Это твой внук Вадик, это его жена Жанна, а вот наш правнук – Марк. Ты ещё их не видел.
– Да, да! – ответил Готлиб, вытирая глаза. – Теперь мы все будем вместе. Теперь будет хорошо.
– Ну всё, всё отец, успокойтесь, садитесь пока сюда на кровать.
Готлиб снял шляпу и пальто, провёл расчёской по зачёсанным назад седым волосам. Старики сели рядом на кровать Цецилии Михайловны.
– Ну как ты жила? – спросил Готлиб, после долгой паузы. – Вспоминала меня?
– Как я мог тебя не помнить? Передо мной был Ида – твой портрет.
– Казы 15 привезли? – спросил Жанну второй муж Иды и отчим Вадика Фёдор, которого Кляйны даже не заметили вначале. Это был невысокий краснолицый мужичок в коричневом свитере, из рукавов которого выглядывали большие кисти рабочих рук. Он носил очки в тонкой металлической оправе, был почти лыс, волосы торчали лишь на висках и затылке, а нос был тонкий, но не как у Иды, а заострённый и загнутый вниз, словно петушиный клюв.
15
Конская колбаса
– Конечно привезли! Отец специально для вас приготовил, – ответила Жанна.
– Как он? – спросил Фёдор.
– Бодрится. Держит сто овец, десять лошадей. Сколько я его просила уменьшить хозяйство – не соглашается. Говорит: «Это моя жизнь. Умру, и хозяйство со мной умрёт».
– Ну и пусть занимается на доброе здоровье. Как на Востоке говорят, да не укоротится Ваша (то есть его) тень. Хороший мужик твой отец. Я его искренне люблю, – сказал Фёдор.
Роза с матушкой, дремавшие до приезда гостей на нижних ярусах аусзидлерской кровати, быстро собрались и ушли. Их никто не задерживал.
Володька с Алисой тоже поспешно одевались, чтобы погулять последний раз по лагерю и никого не стеснять своим присутствием. Но Жанна остановила их:
– Оставайтесь, покушайте с нами.
– Спасибо, – сказала Алиса, – мы только что пообедали.
– Просто посидите с нами, чаю попейте, попробуйте казы. Вы ведь не знаете, что такое казы?
– Нет, первый раз слышим.
– Это конская колбаса, – сказала Жанна. – Только казы бывает разной. Никто не готовит её лучше моего отца. Мы много привезли.