Героин
Шрифт:
— Рассказ о смерти покойного очень сильный. Вещь великая, вещь проникновенная, грустная и совсем не попсовая. Как писала моя рыжая в своем сочинении «Как я провела лето»: «Меня, наверное, кто-то нес на руках, пока я была пьяна. Проснулась я под деревом, разодраны одежды, все такое… Так романтично». Садо-мазо с элементами фетишизма, пороть бесполезно. Блевал сквозь слезы умиления, солнце русской поэзии отдыхает. И момент дефекации описан блистательно, только кем заменить убитого — ума не приложу. Ведь покойный был личностью незаурядной, ему так нравились пукающие дивчины, да и дело свое он хорошо знал.
— Не переживай. Я как-то в преферанс брови проиграл на сбритие. А другой мой знакомый ресницы профукал на мизере. Всё лето мы как имбецилы ходили, ничего, потом волосы отрасли. Время все лечит, Олигарх. Вот недавно Консуэла Веласкес умерла, автор бессмертного
— Тебе бы не главным врачом сумасшедшего дома работать, а великим русским писателем фон Визеном. Заткнись, надоел.
— А кто такой фон Визен?
— Фонвизин, темнота. А еще интеллигенция, называется. Никаких моральных ценностей за душой.
— Этот пассаж ты от своей рыжей в постели под утро услышал? Перед тем, как загнуть ее загагулиной? Ну признайся, Олигарх. Сам бы ты такого никогда не придумал. Ведь все твои остроты — это плагиат со стены общественного туалета. И тут вдруг «фон Визен», «моральные ценности за душой». В нашем городе такое можно было только от продажных девушек услышать возле пристани, да и то в стародавние времена.
— Еще раз на моего рыжика наедешь — пристрелю как собаку. Это киллера мне тяжело заменить, а главного врача психиатрической больницы — только свистни.
— Ты чего Олигарх, ты чего? Я пошутил. Да я твоей Ане первый друг!
— Серьезно?
— Тьфу ты, черт. Да я совсем не в том смысле.
— Угу. Еще один вопль задавленного в общественном транспорте. Мнение автора может не совпадать с его точкой зрения. Ты хоть думай, когда говоришь, не в своей психушке, чай. Такие проктопсихиатры, как ты, главный врач, если вас свинцом не остановить, точно спасут мир от слезы ребенка.
— Пожилой следователь, что-то вы сегодня плохо выглядите.
— Тоскливо мне, Зиночка. И костюм износился. И галстуков уже совсем нет — все растерял по пьяни. А ведь скоро весна. Зато вы выглядите прекрасно — сдержанная эротика и чувственная красота видны, при взгляде на вас, издалека. Кстати, если уже об этом зашла речь, что у нас сегодня по проституткам?
— Работаю. У пристани уже примелькалась. Природа, звонко пробуждаясь. Шестинедельные курсы писькобрития закончены с отличием. Скорей бы зима ушла.
— Что вы говорите?
— Я говорю, что полностью разделяю ваше мнение, действительно скоро наступит весна. Обидно только, что при этом вы меня совершенно не слушаете.
— Я слушаю самым внимательнейшим образом. И что вам, Зиночка уже удалось выяснить?
— Удалось выяснить, что кадрами у них заведует некая Озолиння Люция Теннисовна. Девушки называют ее Поллюция Пенисовна. Без ее благословения на работу возле пристани никто выйти не может. Через нее и все платежи сейчас проходят.
— Ну что же, и это кое-что. Наведите справки о Люции. Я тоже постараюсь с ней поближе познакомиться.
— А я уже познакомилась. Диагноз — старая дева. Лечение амбулаторное — сами знаете какое. В разговоре страдает заиканием и уходом от сюжетной линии.
— Вот как? У начальства на столько глобальные в гинекологическом плане отличия от всего коллектива? Как же она справляется? Чего-то тут я не понимаю, наверное, страшно далек я от народа. Впрочем, в последнее время хочется быть еще дальше. Кстати, с каких пор она ведет себя как старая дева?
— А вы ее знаете?
— Лет десять назад она проходила у нас как свидетельница по одному делу об убийстве.
— Я перед вами преклоняюсь, пожилой следователь. Вы что же, помните всех свидетелей, которые проходили по делам десятилетней давности?
— Всех не помню, но такое дело забыть нельзя. Приезжаем. Запущенный грязный подвал возле пристани. В подвале труп мужчины. Брюки и трусы покойного спущены, куртка расстегнута, свитер и рубашка задраны. Бедра, область гениталий и живот покойного обильно забрызганы калом. Видимых повреждений на теле нет. Оставляем
— Вы напрасно сердобольно нерусь защищаете, товарищ пожилой следователь. Иностранку идеализируете. Стонете тут о выпавшем молочном зубе со слезами на глазах, а правды всей о том деле не знаете. Как говорится: «Не можешь сам — позови на помощь взрослых».
— Так. Мне, пожилому следователю, говорят, что я не разобрался. Предлагают позвать на помощь более опытных товарищей. И кто? Румяное малолетнее существо, у которого грудное молоко на губах не обсохло. Может быть, вы объяснитесь, Зина?
— Озолиння Люция Теннисовна не зря на заре своей сексуальной карьеры представлялась студенткой университета. Она действительно начинала с того, что подрабатывала своим телом в свободное от учебы время. А училась она на каком-то факультете, связанном с электричеством. А Олигарх в те далекие годы еще не носил гордую кличку Олигарх, а широких криминальных кругах был известен под кличкой «Электрик». И работал он действительно электриком, и знаете где?
— Где? Зина, ты перед кем выпендриваешься?