Гибель богов
Шрифт:
Что-то еще доброе подкатило к нему: не побоялась, врезала между глаз, хотя вроде и нанимается, а врезала... Чего нанимается-то? Директорская свояченица, сказал - возьми, возьмешь, никуда не денешься... Однако он вновь увидел ее лицо, лицо простоватое, в конопушках, увидел выражение на нем и решил, что она говорила все это ему не потому, что брала и умничала - для тебя, дурак Акишиев, говорила-то она, для твоей пользы и твоей культуры. "Эй, погоди!" - крикнул он, быстро одеваясь; приятно было сознавать еще, что она его за скамеечки похвалила.
9
Иннокентий
– Что, Иннокентий? Слетел с высоты?
– одними глазами, не двинувшись, в маске, засмеялась сквозь зубы Клавка.
– О вы, отеческие лары, спасите юношу в боях!
– ухмыльнулся Григорьев.
– Не будь лапотника, не было бы бархатника, - зубами одними сказала Клавка.
– Научится.
– Нехорошо, Клава!
– Иннокентий Григорьев стал перед ней на одно колено.
– И в рядовых бы годик мог твой квартирант походить.
– А чего ему в рядовых ходить, хоть бы ты и грозил? Срубленные и приготовленные деревья где лежат?
– Можно подумать, Клава, только это лежит.
– На что ты намекаешь?
– Клавка резко встала, сняла маску с большого лица, глаза ее посерели, они глядели с презрением и не испытывали никакого угрызения совести.
– На что, спрашиваю, намекаешь?
– На многое... Да ладно! Я заниматься ничем не стану, писать тоже никуда не буду, кто и что в бумагах создает одно, а в других бумагах идет другое...
– Говори да не заговаривайся. А то попросту и не попадешь с ними в поездку. Бузотер ты великий, это все знают. Он, - кивнула на Акишиева, тоже вскорости разберется. Останешься тут без заработка.
– Не пугай, Клава. Не лишь ваш совхоз стоит тут. Много таких совхозов на этой земле. И не во всякий отличник боевой и политической подготовки на Мошке приплывает в одиночку.
– А к нам, видишь, приплыл. И народ рад, что не будет зависеть от тебя, такого. Ты бы опять поехал и что-нибудь бы отчудил. Обвел бы совхоз вокруг пальца... А греться от твоего добра заготовленного - не погреешься. Запугал ты всех своей хитростью и ешо пугаешь.
– Да ладно!
– снова произнес, уже примирительно, Иннокентий Григорьев, - какая-то ты стала невыносимая. Может, я тебе чем в прошлом году не угодил, а?
Клавка промолчала.
Иннокентий Григорьев подошел к Сашке.
– Давай, мужик, пять. Все остальное пустое. Давай пять, дружок!
Он хлопнул в подставленную ладонь Акишиева.
– Подвинься, мужик. А ты...
– взглянул на Клавку, - все-таки он тебе за квартирку сполна платит. Пошла бы к себе. Кремы твои распространяют
– Директорше из Москвы присылают.
– А ты, что же, за свои деньги не найдешь, кто бы тебе присылал? Жадная просто ты. Иди, иди, не сверкай глазками. Поговорить нам с мужиком надо. С новым, так сказать, начальничком.
– И ухмыльнулся.
Интерес Иннокентий Григорьев имеет. Он лесосеку подглядел сам, еще в прошлом году. Рубить там одно будет удовольствие. Вода близко. Плоты вязать - и разом все тащить можно на буксире. В лес далеко забираться зачем?
– А размер ежегодной вырубки?
– Акишиев заморгал глазами.
– Размер ежегодной вырубки лесного материала с определенного участка леса только лесоруб может определить. Иным не дано. Это мы сами можем только свидетельствовать.
– Сами, что ли, определять?
– А тебе нужны в гости лесовщики? Лесовщики они и есть лесовщики. Они тебе так насоветуют рубить, что ты нарубишь, а потом долго вывозить станешь. Долго. И то останется.
Клавка уже давно ушла. Иннокентий Григорьев вытащил бутылку.
– В прошлом году, ты что же думаешь, я промашку совершил? Нет, я промашку не совершил. Я лес заготовил. Его приняли. Заплатили, между прочим. Если бы не ты, я с этого леса еще бы снял. Так ведь просто. Он лежит. Я берусь его доставить за дополнительную плату. Мало, что договор в прошлом году был. Не подрасчитали мы в прошлом году. Нам-то указали где рубить? Указали. Мы там и рубили...
Клавка вернулась к туалетному столику.
– Не забивай ты мозги человеку. Все равно ведь по-вашему не получится. Один раз обманул совхоз, то в другой раз еще не обманешь. Взяла крем "Пчелка", поджала губы. Халат у нее расстегнулся, полные ноги виднелись, белая ночная рубашка плотно облепила их.
– Вы его не слушайте. В чем другом - да... А в этом... Дохлая это мышь!
И ушла, и хлопнула дверью. "Взяла бы, что ли, перенесла зеркало из моей комнаты, - смущенно подумал Акишиев.
– А то мода - ходить по ночам и демонстрироваться..."
Иннокентий Григорьев не спеша выпил.
– Чего ты перед ней? Ну чего? У нас должен быть полный заработок! Узкий рот его еще более сузился, тяжелый лоб выпукло выступал вперед, неприбранные волосы неопределенного цвета вздыбились. Глаза Григорьева насупились, на скулах выступили и заиграли бугры.
– Сколько всякого леса стоит! А этот вонючий совхоз наш - как опорный пункт. Мы лес, скажем, не будем рубить там, где не положено. На своем горбу тянуть станем его к речке, чтобы в плоты сбить. А геологи? Геодезисты? Дорожники? Все бросились осваивать. Лес под корень срезают. На топку, на одни заборы, чтобы свои конторы обгородить. Ей что? Сидит мягким местом на своем стуле и ждет, пока ты ей в лапы за ее старания перед директором в твою пользу не отвалил...