Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
– Очнись! Живи! Живи! – выкрикивал в безумии, склоняясь над ней. Тело царицы дернулось, вызвав в его глазах отблеск надежды, но это оказалась лишь густая, темная кровь, толчком вышедшая изо рта.
В отчаянии он уронил голову на ее грудь и просидел так, пока не вошли жрецы и лекари, которые оттащили его от тела Лиммены, чтобы не осквернял раб своим прикосновением мертвую Властительницу Илирина Великого.
***
Похороны Лиммены пришлись на такой же погожий день, каким был и день ее смерти. Усыпанная цветами торжественная
Покрасневшие глаза Латторы, отсутствующий взгляд Маррана. Грустное лицо Гиллары, в котором лишь глаза выдавали ее истинные чувства. Аззира – как всегда безучастная, словно ничто ее не интересовало и не трогало. И хладнокровный Ниррас. Больше Аданэй никого не разглядел в этой пестрой толпе провожающих владычицу Илирина в мир теней.
За гробом, который на плечах несли обнаженные по пояс мужчины, следовала инкрустированная слоновой костью повозка, груженная золотом и драгоценностями: ей надлежало упокоиться в склепе вместе с царицей, дабы в призрачном мире все видели, кем она являлась при жизни. В былые времена к повозке прибавились бы еще и любимые рабы и кони повелительницы. Так что Рэме очень повезло, что сейчас уже не те времена.
"А жаль, – ехидно подумалось Аданэю. – Любопытно, где сейчас эта паршивка?" – с тех пор, как Лиммена перестала вставать с постели, он ее ни разу не видел.
Рэме с Вильдерином среди прочих рабов стояли на балконах дворца и сверху наблюдали за похоронной процессией. Подойти ближе им никто не разрешил бы.
– Эх, – вздохнула Рэме, – было крайне неосмотрительно с моей стороны ссориться с принцем Отерхейна. Но разве я могла знать? – она с тревогой посмотрела в застывшее лицо юноши. – Что же теперь с нами будет, а, Вильдерин?
Тот ответил мрачным взглядом и снова, сузив глаза, недобро уставился в спину удаляющейся колонны. А точнее – в спину Аданэя, который шел с Аззирой в первых рядах. Однако скоро процессия удалилась от дворца и превратилась в сверкающую яркими красками змею, в которой уже не угадывалось ни фигур, ни тем более лиц. Тогда Вильдерин угрюмо отвернулся и ушел с балкона. Рэме припустила следом.
– Ты хотя бы был его другом, – вздохнула она на ходу, заставив юношу еще сильнее сжать губы.
– Скрепленные заговором, они добились своего
После погребальной церемонии пришло время Последнего Совета, на котором назначался день коронации, а главное – определялось, кого короновать. Аданэй не особенно волновался за его исход, почти предрешенный.
Несмотря на то, что ему удалось побыть советником не дольше двух месяцев, он узнал, кто чего стоит. Ниррас и впрямь пользовался огромным влиянием, и большая часть знати старалась с ним не ссориться, а потому нескольких значимых советников он сумел переманить на свою сторону, посвятив в заговор незадолго до смерти царицы. Нескольких удалось подкупить, пообещав им еще большую власть при новых правителях. Аданэй догадывался, что на самом деле никто эту власть им не предоставит. По крайней мере, он сам точно не станет этого делать: люди, способные переметнуться за эфемерные обещания, ему не нужны.
Первым из всех советников на сторону заговорщиков встал Оннар, что Аданэя обрадовало, ведь этот человек отличался дальновидностью в вопросах политики, а также оказывал большое влияние на купеческие гильдии. А потому Аданэй предпочел забыть, что Оннар еще месяц назад смотрел на него с плохо
Однако Ниррас вскоре поборол заносчивость советника поступком, неожиданным не только для Оннара, но и для Аданэя.
В тот день Аданэй пришел к Ниррасу. Сейчас он уже и не помнил, что именно они обсуждали, но скоро дверь раскрылась, и на пороге появился Оннар. Когда взгляд его упал на Айна, он как обычно поджал губы, выражая презрение, и процедил: "Я зайду позже, Ниррас".
– Отчего же? – усмехнулся тот. – Проходи. Я вас познакомлю.
– К сожалению, – по-прежнему недружелюбно отозвался Оннар, – я знаком с рабом Айном.
Однако все же остался, прикрыв за собою дверь.
Ниррас сделал вид, будто не услышал последних его слов и, как ни в чем не бывало, продолжил:
– У него много титулов. Позволь я тебе его представлю. Айн – бывший раб. Айн – супруг царевны Аззиры. Айн – советник. И наконец, Аданэй – кханади Отерхейнский, наследник престола, который ошибочно считался умершим.
Надо было видеть вытянувшееся лицо Оннара! Впрочем, Аданэй поразился не меньше.
– Ниррас, – уронил он, – ты мог хотя бы предупредить!
Ниррас успокаивающе засмеялся и замахал руками.
– Ничего, ничего. Сейчас уже пришло время. Присядь, Оннар. Я думаю, нам есть, что обсудить.
После этого разговора Оннар изменил свое отношение к любовнику царицы: он принадлежал к той части знати, которая очень щепетильна в вопросах крови и происхождения.
***
У входа в залу, где предстояло свершиться Последнему Совету, Аданэй лицом к лицу столкнулся с Гилларой и ее дочерью. Женщина посмотрела на него заговорчески. Аззира никак не посмотрела, просто прошла мимо.
Аданэй явился последним, а потому мог рассмотреть всех присутствующих. Латтора и ее муж восседали с горделивым видом, уверенные, что сейчас их объявят царями. Четверо кайнисов – с ними Аданэй никогда прежде не встречался, – обменивались с Ниррасом многозначительными взглядами. Хранительница Короны – старуха, призванная хранить атрибуты царской власти в период перемен – невозмутимо сидела во главе стола. И, конечно же, советники. Кое-кто смотрел на Аданэя с ожиданием и надеждой, в то время как иные – с затаенным злорадством, ошибочно предполагая, будто возомнившему из себя невесть что бывшему рабу недолго осталось находиться в высоком обществе. И еще одно лицо он с удивлением заметил – Маллекши, жрицы Богини. Она-то что здесь делала?
Сегодня Аданэй впервые внимательно разглядел свою жену – царевну, будущую царицу – которая уселась подле Маррана и Латторы, вызвав испуг, едва ли не ужас последней. Аззира не походила на Гиллару, все еще красивую, несмотря на возраст и седые волосы. Неужели она не могла хоть как-то украсить себя перед советом? Рядом с прочими илиринцами, богато одетыми, рядом с ним, Аданэем, она казалась размытым серым пятном, бледной молью: невысокая, худощавая, с черными волосами, закрученными на затылке, в каком-то буром платье из тусклой ткани. И лицо – неподвижное, окаменелое, с равнодушным взглядом и тонкими губами. И хотя нельзя было сказать, что она безобразная – скорее, безликая, – она ничем не напоминала ни на девочку с рисунка, показанного когда-то Вильдерином, ни загадочную царевну из его же рассказа.