Гибель отложим на завтра. Дилогия

Аэзида Марина

Когда боль немного отступила, она разогнулась и с благодарностью посмотрела на своего Айна, отчего тот захотел провалиться сквозь землю.

– Я в восторге! – сказала Гиллара. – Это очень увлекательное зрелище. Лиммена, как давно я мечтала увидеть твои мучения и смерть.

– Может… я умираю, – парировала царица, – но умираю счастливой. А что ждет тебя?

– Я стану матерью царицы.

– Ты безумна, как и твоя дочь, – снова попыталась рассмеяться Лиммена. – Которая замужем за бывшим рабом, кстати.

Аданэй

похолодел: он уже понял, что сейчас скажет Гиллара. Он должен был остановить ее. Лиммена имела право хотя бы умереть в уверенности, что Айн ее любит.

– Уходи! – прикрикнул он на Гиллару.

Она устремила на него ласковый взгляд.

– Игра уже окончена, можешь больше не притворяться, – произнесла.

Лиммена недоуменно посмотрела на любовника, а потом на Гиллару. Последняя ухмыльнулась и бросила-таки роковую фразу:

– Давай, принц, не стесняйся. Перед смертью царица имеет право узнать, на ком она на самом деле женила свою племянницу.

Аданэй понял: все, поздно, слова прозвучали, обратной дороги нет. Чем же ты прогневила Богов, Лиммена, если они даже умереть тебе не позволили спокойно?

– Ты спятила? Какой еще принц? – прохрипела царица.

– Кханади Аданэй Отерхейнский – вот какой!

– Лжешь! Он мертв.

– А ты присмотрись к своему Айну – и убедишься, что Аданэй еще как жив. О, я была уверена – мы с Ниррасом оба были уверены, – что ты не устоишь перед ним, – она глумливо хихикнула. – Никто бы не устоял.

– Что… как… – голос Лиммены дрогнул.

Он не сразу заметил устремленный на него взгляд царицы, в котором затаилась наивная надежда, что слова Гиллары – ложь. Однако понадобилось лишь несколько мгновений, чтобы она наконец признала правду.

Лиммена выдернула свою руку из его и прошептала:

– Ты… Айн… Аданэй… ты, – такая злоба и горечь прозвучали в этом шепоте, что захотелось зажать уши и не слышать. – Нет… Как ты мог? Ты все знал… Будь проклят! И ты сам, и жизнь твоя, и потомки твои! И каждый шаг, и каждый вздох твой пусть прокляты будут!

Он содрогнулся, услышав страшные слова. Попытался что-то сказать, коснуться ее, но царица посмотрела так, как смотрят на отвратительное насекомое. Сейчас, мучимая болью, в окружении одних лишь врагов и предателей, она находила в себе силы не взвыть от горя, а окатить всех ледяным презрением.

– Убирайтесь. Делайте что хотите, но оставьте меня одну.

– Ну нет, Лиммена, – почти ласково проворковала Гиллара, – я жажду увидеть твой последний вздох, даже если мне придется проторчать здесь еще сутки.

И тут царица сорвалась.

– Убирайтесь! – хрипло ревела она. –

Убирайтесь! Я ненавижу всех вас! Латтора, Латтора, моя девочка, Латтора, где ты?!

– Она тебя не услышит, ее здесь нет, – хихикнула Гиллара.

– Что вы с ней сделали? Что вы сделали с моим ребенком?

"Так не должно быть! – в негодовании подумал Аданэй. – Гиллара, будь она неладна!"

– Латтора в безопасности, – как можно более мягко произнес он. – Никто не тронет ее, обещаю.

– Убирайся, ты, раб! Можешь звать себя кханади, но для меня ты – раб! Жалкий… грязный… раб. Вон с глаз моих!

Гиллара собралась что-то сказать, но Аданэй так на нее посмотрел, что она сочла за благо промолчать.

– Успокойся, Лиммена, мы уходим. Уже уходим, – все так же мягко вымолвил он. Отойдя от ложа царицы, он приблизился к Гилларе и, едва сдерживая злость, зашептал ей на ухо:

– Я сказал, мы уходим. Считай это первым приказом твоего будущего повелителя.

Небрежно, с нарочитой грубостью, он развернул Гиллару с дочерью и подтолкнул обеих к выходу.

Как ни странно, Гиллара не спорила и не сопротивлялась. Аззиру же все происходящее, похоже, не интересовало вовсе. Лишь у выхода она чуть помедлила и без всякой интонации произнесла: "Радуйся, я слышу крылья смерти".

Аданэй передернулся: он понял, что его жена и впрямь не в себе.

Ниррас вышел вслед за всеми, аккуратно прикрыв за собой дверь. Похоже, советник почувствовал большое облегчение, избавившись от обвиняющего взгляда Лиммены.

– Зачем тебе это понадобилось?! – набросился Аданэй на Гиллару. – Что, нельзя было дать ей умереть спокойно?

– Пожалуйста, не злись. Это наши с Лимменой давние счеты, я должна была отомстить ей. Извини, что тебя втянула.

Аданэй сознавал, что не сумеет доказать Гилларе всю омерзительность, всю подлость ее поступка, а потому лишь зло сжал зубы, понимая свое бессилие: уже очень давно не чувствовал он себя настолько паршиво.

Не удостоив никого и взглядом, он двинулся прочь, стремясь избавиться от невыносимого общества.

– Ничего, – обернулась Гиллара к Ниррасу, – мальчик скоро успокоится.

– Хотелось бы верить, – пробурчал Ниррас. – Хотя мне тоже стало как-то не по себе от того, что ты там устроила.

– Я имела на это основания, ясно? – возвысила Гиллара голос.

– Ясно, ясно, не кричи, – усмиряюще проговорил Ниррас, воздевая вверх руки.

– Мы так и будем здесь стоять? – раздалось у них за спиной.

– Ну что ты, дитя мое, – с улыбкой обернулась Гиллара на этот неживой голос, – мы уже уходим. Лиммена вот-вот умрет, а тебе нужно отдохнуть перед тем, как занять трон.