Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
– Ладно, – сдался Аданэй, – давайте лучше решим, что делать с теми, кто отказался признать нас с Аззирой царями.
– Они боятся потерять свою власть, – протянула Гиллара. – Они надеялись править от лица Латторы с Марраном – не вышло. Но мы сможем, если постараемся, примириться с ними.
– А зачем? – с легким раздражением откликнулся Аданэй. – Мне не нужны лишние заботы. Давайте просто лишим их должностей и вышлем из Эртины? А если воспротивятся, то казним.
Аданэй заметил, как переглянулись Гиллара и Ниррас.
–
– Наверное, вы просто забыли, что я брат кровожадного тирана, – усмехнулся Аданэй. – Все-таки мы воспитывались одним отцом. Вышлем от всех, кто обладал властью при Лиммене. А Кхарру… Кхарру мы казним. Главное, придумать повод. Казначея и советников мы в любом случае сменим. Естественно, кроме тебя, Ниррас, – уточнил Аданэй и добавил: – И Оннара.
– Оннара? – изумился мужчина. – Мне казалось, он тебе никогда не нравился.
– Как и ты, Ниррас. И у нас с тобой это взаимно, к чему скрывать. Но мы нужны друг другу. Вот и с Оннаром то же самое.
Как ни странно, а эти слова, похоже, понравились советнику, потому что после секундного замешательства он вдруг расплылся в широкой улыбке и хохотнул.
– Что ж, – заключила Гиллара, – значит, решено. Лучше всего, не откладывая, отдать указы о ссылках и казнях. Но сначала нужно решить, кто займет освободившиеся места.
– Верно, – вторил Ниррас. – И еще, кстати, нам потребуется новый глава стражи.
– Это еще зачем? – удивился Аданэй. – Не скрою, когда-то меня раздражал Аххарит, но теперь…
– Дело в том, царь, что это просьба самого Аххарита. Служба при дворе не для него. Он… странный человек. Мечтает не о власти, а о воинской славе, вот и захотел вернуться в войско. Если не позволим, все равно сбежит. Зато, если позволим – он не подведет. К тому же, его отец – кайнис.
– Хорошо, я понял. Завтра, думаю, вопрос о должностях решим окончательно, – сказал Аданэй и тут же заметил, как смутилась Гиллара. Точнее, притворилась смущенной, ибо в отношении Гиллары никогда нельзя было знать наверняка, какую эмоцию она играет, а какую испытывает на самом деле.
– Есть еще кое-что, Великий, – промолвила женщина. – Рабы. Надо от них избавиться. Ни к чему в столице люди, которые помнят о том, что некогда ты был Айном. Нужно продать их всех. Приобрести новых.
– И особенно это касается Вильдерина и Рэме, – вставил Ниррас.
Они замолчали, ожидая ответа. И Аданэй откликнулся:
– Мне все равно, что думают и говорят рабы. Но если вас это смущает, то займитесь ими сами. Поручите кому-нибудь, пусть отправят невольников за пределы Эртины и завезут новых. Только пусть этих новых будет раза в два меньше.
– Но почему? – удивилась Гиллара.
– Потому что рабы должны работать, а не бездельничать, – с усмешкой пояснил Аданэй.
– Но…
– Гиллара, мы не станем это обсуждать, – отрезал он. – Можешь считать меня отерхейнским варваром, однако вы этих варваров боитесь до дрожи. И правильно делаете.
– Но наши традиции…
Ниррас прервал женщину, умиротворяюще положив руку ей на плечо:
– Царь прав, Гиллара. Сейчас не до традиций.
– Спасибо, Ниррас, – с благодарным изумлением отозвался Аданэй и добавил:
– Только Вильдерина не трогайте. Его я освобожу.
– А ты хорошо подумал? – протянула Гиллара.
– Да! – огрызнулся он. – Я слишком многим ему обязан.
– И ты думаешь, что подарив ему свободу, сделаешь счастливым? Я не понимаю, отчего тебя так волнует его жизнь, но воля – совсем не то, что он в состоянии оценить. Что он станет с ней делать? Он – раб. Раб с рождения. Он никогда, понимаешь, никогда не был свободен. Тебе сложно это осознать, но попытайся. Он привык, что о нем заботятся и все решают за него. Он никогда не сможет отвечать за собственную жизнь. Он пропадет.
Заметив, что ее слова заставили Аданэя задуматься, Гиллара проворковала:
– Если тебе интересно мое мнение, то лучше твоего так называемого друга отправить в какой-нибудь богатый дом. Он продолжит жить привычной для него жизнью – спокойной и удобной.
В словах женщины присутствовал здравый смысл. Действительно, в память о дружбе Аданэй решил непременно отблагодарить Вильдерина, даровав ему свободу, но совсем не подумал, нужна ли она ему. Теперь он ясно видел: юноша и впрямь не сможет быть свободным. Но и оставлять его во дворце, по которому тот бродил с мрачным видом, во дворце, который, должно быть, напоминал ему о Лиммене, тоже неправильно. Зато в другом доме у него начнется новая жизнь, а новые знакомые отвлекут его. Да и самому Аданэю станет куда легче: он избавится от тошнотворной неловкости, которую испытывал всякий раз при встрече с юношей, когда Вильдерин опускал глаза и почтительно, как полагалось рабу, кланялся.
– Наверное, ты права, – протянул он.
– Конечно, я права, Адданэй, – улыбнулась Гиллара. – Ни о чем не переживай. Я позабочусь о твоем друге. Я знаю всех богатых господ Эртины и отправлю его в самый лучший дом и к самому доброму хозяину.
– Хорошо, – рассеянно отозвался Аданэй, задумавшись о том, какую шутку сыграла с ним судьба, заставляя до сих пор воспринимать Вильдерина как друга, но при этом отсылать его из дворца.
– Не знаю как вы, но меня этот день изрядно утомил, – кивнув на прощание, он покинул залу и направился в свои покои.
Как только дверь за новоявленным властителем закрылась, Ниррас обратился к женщине:
– Что ты задумала? Ты ведь понимаешь, этот раб начнет болтать и хвастать о дружбе с царем! И все-таки собралась отправить его в дом столичного вельможи?
– Ну конечно нет, Ниррас, – отозвалась Гиллара и терпеливо пояснила: – Я только Аданэю так сказала. Зачем лишний раз волновать царя? Если ему так важен какой-то раб, то оставим его в уверенности, будто с ним все хорошо.
– А на самом деле?