Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
Аззира вскинула на него негодующий взгляд, вскочила и кинулась задвигать шторы. Потом зажгла лампаду и довольно мило поинтересовалась:
– Что ты делаешь здесь, мой ночной бог?
– Пришел узнать, с кем ты была после меня той ночью.
Глаза Аззиры заволокло пеленой, она уставилась куда-то вдаль, затем снова перевела взор на Аданэя:
– Я не помню…
– Не помнишь?! Ты была с мужчиной! А может, и не с одним, – процедил он.
– С мужчиной? – пробормотала она. – Да, наверное… Но я и впрямь не помню.
– Ты так просто об этом говоришь?
–
– Да в том, что это слова трактирной шлюхи, а не…
Его прервал оглушительный хохот, а когда смех умолк, Аданэй услышал:
– Шлюхи?! И это говоришь мне ты? Ты – тот самый Адданэй, который так долго проводил ночи с Лимменой ради власти?
– Это было необходимо нам всем!
Но Аззира словно не услышала.
– А о вас с Вильдерином и вовсе ходили слухи, будто вас связывала не только дружба.
– Умолкни! – Аданэй почувствовал, как в душе зародилась ярость. – Не смей повторять нелепые выдумки черни!
И она замолчала. Только вот Аданэй был уверен, что причиной тому послужили вовсе не его слова. Напротив, женщина будто и не услышала их, просто утратив интерес к спору. Снова взгляд ее заволокло уже знакомым ему туманом, словно она перенеслась куда-то очень, очень далеко отсюда.
– Ты ненормальная, – пробормотал он себе под нос.
– Ненормальная? – Аззира заглянула ему в лицо. – А что есть нормальность? Ты знаешь? Где она – та грань, что отделяет разум от безумия?
– Послушай, ты прекрасно поняла, о чем я говорил. К чему эти мудрствования? – поморщился Аданэй.
– Никаких мудрствований, я всего лишь задала вопрос, – пожала плечами Аззира.
– Предпочитаю не отвечать на глупые вопросы.
– Твое право.
Аданэй сменил тему:
– Твои картины. Они ужасны. Кровь, смерть, руины. Зачем рисовать такие отвратительные вещи?
– Разве жизнь менее отвратительна?
– Почему же ты до сих пор живешь?
– Я не могу уйти. Я еще не все свершила.
Она немного помолчала и продолжила:
– В детстве я пыталась уйти. Я видела преддверие. Там очень хорошо. Там нет этого дневного света, который сводит меня с ума. И этого ужасного солнца нет, – последние слова она почти прошептала, погрузив пальцы в собственные волосы. – Но меня не пустили. Сказали, что рано. И с тех пор, как я вернулась в этот убогий мир, мне все время кажется, будто из груди вырвали кусок плоти и оставили там. И это сводит меня с ума куда сильнее, чем солнце.
"Чем солнце? – подумал Аданэй. – Интересно, не с солнцем ли связано это ее дневное состояние моллюска? Что же за неведомая болезнь владеет тобой, Аззира?".
– Похоже, что уже свело. Ты и впрямь сумасшедшая, – пробормотал он вслух.
– Но ты меня любишь… – протянула она.
И в этот момент Аданэя захлестнуло уже знакомое ему чувство – невозможности противиться этому душному потоку земной силы.
***
На следующий день погибла Латтора.
Это случилось днем, когда Аззира вновь превратилась в ледяную статую. Они с Аданэем проходили длинным коридором, когда дверь крошечной каморки, что выходила в него, распахнулась. Оттуда выбежала Латтора и бросилась к Аззире с криком: "Умри!". Но не добежала, что-то остановило ее. Или кто-то.
Неизвестно, что узрела в глазах его жены девушка, да только она вдруг застыла, губы ее задергались, задрожали руки, а спустя минуту она повернула острие ножа к себе и с силой пронзила собственную грудь. Несколько мгновений Аданэй ничего не мог вымолвить, в суеверном трепете воззрившись на теперь уже мертвое тело, но потом выдавил из себя вопрос:
– Что? Что ты с ней сделала?
– Я? Ничего, – ровно отозвалась Аззира. – Она сама себя убила. Пойду, скажу слугам, пусть подготовят тело к похоронному обряду. Все-таки она член династии, как-то нехорошо оставлять ее на полу, – больше не произнеся ни слова, илиринская ведьма скрылась за поворотом.
Аданэй не пошел за ней. Еще какое-то время стоял он, ошеломленный, над телом Латторы. Он ни на секунду не поверил, будто его жена здесь ни при чем. Ясно, что Аззира каким-то образом заставила Латтору обернуть нож против самой себя.
Какими же еще страшными способностями обладали жрицы Богини? И как, имея такую силу повелевать людьми, они до сих пор еще не стали полновластными хозяйками Илирина? Или эта власть присуща лишь его жене? Если так, то, право, с ней нужно быть осторожней.
***
– Иногда я сама боюсь собственной дочери, – прошептала Гиллара, выслушав рассказ Аданэя, когда вскоре после погребения Латторы оказалась с ним наедине.
– Вот уж не думал, что ты кого-то боишься.
– Мне льстят твои слова, царь, хотела бы я, чтобы это было правдой, но, увы, – и вдруг, оборвав себя, вскинула голову и спросила: – Ты подумал, под каким предлогом казнить Маррана? Если убьем его просто так, то после смерти Латторы это будет выглядеть слишком подозрительно, пойдут нехорошие слухи.
– Подожди-подожди! Зачем нам вообще убивать Маррана? Это не входило в мои планы. Посмотри на него – разве он опасен?
– Про Латтору мы тоже так полагали, верно? А видишь, как оказалось? Подумать только, броситься на царицу с ножом! Страшно представить, что могло случиться! Хорошо, что в последний момент преступница осознала, какое страшное деяние собиралась совершить. Хорошо, что предпочла сама себя казнить.