Гибель отложим на завтра. Дилогия

Аэзида Марина

– Их нет, этих сил. Совсем. Искать негде… Я не сдаюсь, я ужесдался. Но тебе не понять, ты всегда был сильнее, – и снова умолк и замер, уставившись в опустевшую кружку.

У Элимера внутри происходила страшная борьба. Вот сидел перед ним враг, которого он так долго мечтал уничтожить. Но враг уничтожен и без его вмешательства. Так может, жизнь все-таки справедлива? Она сама все расставила по местам. Можно ликовать, праздновать победу. Только вот ликовать не хотелось, потому что сидел перед ним брат: измученный, раздавленный, сломленный, желающий лишь смерти. Совсем

не похожий на того Аданэя, который пленял всех вокруг обаянием – какая-то блеклая тень себя прежнего.

И пришла мысль, что все эти годы, лелея и бережно взращивая детские обиды, он ни разу даже не задумался, через что пришлось пройти Аданэю после их поединка. Он, Элимер, стал кханом, а что пережил его брат? Истекал кровью на грязной дороге, чудом выжил, на долгие годы попал в рабство. К собственным подданным! Потом уже – к илиринцам. И ему приходилось всем кланяться, называть господами. Через какую же бездну унижений прошел законный наследник престола – заносчивый кханади, – прежде чем стать илиринским царем? Ведь наверняка были и плети, и пощечины, и оскорбления и много того, чего Элимеру даже в страшном сне не могло привидеться. И когда Аданэй все это пережил – и не сломался! – после всех этих мучений он получил лишь еще более страшные муки. Что по сравнению со всем этим его собственные, Элимера, застарелые обиды? Ничто, пыль!

Совершенно непрошено возникло воспоминание, давно затерянное в глубинах памяти, а сейчас всплывшее на поверхность: вот мать присела перед ним, маленьким Элимером, что-то проворковала и нежно прижала к себе. А вот Аданэй – улыбчивый ребенок со светлым пушком на голове – подбежал к ней с криком "Мама!". И тут же замер, отстраненный ее рукой и словами: "Мальчик, уйди. Ступай к няньке. Или поиграй где-нибудь".

Удивительно, Элимер и не подозревал, что этот случай сохранился в его памяти. И словно мир перевернулся – горести детства и юности вдруг показались нелепыми. Осторожно, пугливо, с оглядкой, подкралась молчаливая жалость – к поверженному врагу, к изничтоженному брату.

Сам того не ожидая, он протянул руку и потрепал Аданэя за плечо, словно подбадривая. Тот вздрогнул. Элимер поднялся со скамьи и промолвил:

– Желаю тебе выжить, брат. Прощай.

Больной взгляд и тихий голос:

– Прощай, Элимер.

– Игры бессмертных – бесконечны

Великая Шаазар злилась. Ведь в тот самый миг, когда жена Аданэя убила свою дочь, бессмертная потеряла шанс уйти вместе с миром. Шаазар даже больше, чем просто злилась. Ей овладела ярость – та слепая, безудержная, беспощадная, которая пробудила в душе инстинкты, заложенные ее создателем. Древняя понимала, что просто так свое бешенство она не уймет, оно было неподвластно даже ей самой. Только кровь, только смерть – чужая кровь и смерть, – сумеют успокоить безумие. Разнести случайную деревню? Убить всех жителей за то, что они могут получить вожделенный дар гибели, недоступный ей, Великой? Или…

***

Красные пески пустыни Зейтихар вскипели, подобно лаве, кровавой тучей поднялись в воздух, ненадолго зависли в небе и медленно опустились. Посреди оседающего облака проявилась запорошенная песчинками фигура. Калкэ не удалось разглядеть ее, да этого

и не требовалось. Он понял, что за существо к нему явилось, и едва не задохнулся от потока изначальной, истинной силы, которая могла, казалось, испепелить саму пустыню, сам огонь и даже само солнце. Покачиваясь, он сделал шаг. Он все же смог его сделать, в то время как черные люди с платиновыми волосами – его служители – лежали оглушенные, засыпанные песком.

– Древний… – прошептал Калкэ.

– Древняя, – ответило существо и приблизилось к магу, так что он наконец смог ее рассмотреть, эту женщину с серебряными волосами, отливающими красным из-за увязших в них крупинок песка. Прекрасная, могущественная, опасная! Он почувствовал почти непреодолимое желание пасть на колени и молить ее о пощаде. Однако Калкэ умел сдерживать свои порывы.

– Ты пришла меня убить, – усмехнулся он. – Я ждал чего-то подобного. Я подозревал, что в этом были замешаны Древние.

– Ты ничего не подозревал, ничтожество! – прорычала Шаазар. – Ничего не знал!

– Я знал, что братьев сталкивали великие силы. Я знал, что рискую жизнью, но все равно пытался помешать этому.

– Ты просто глуп! Ты не мог помешать. Это не в твоей власти! Но за попытку ты заслуживаешь – нет, не смерти, – а вечной жизни! Вечной жизни, в которой ничего не сможешь сделать! Я обещаю, ты еще пожалеешь, что этот мир не погиб.

Она протянула вперед руку, растопырила пальцы, а потом резко свела их в кулак. И в этот же миг тело Калкэ окаменело и уменьшилось. И вот, на месте мага остался только небольшой камешек. Шаазар подошла к нему, подняла, и разочарованно покрутила в руках.

– Какой-то скучный кварц из тебя получился, – пробормотала. – Иные камешки случались интереснее. Знаешь, смертный, вернее, уже бессмертный, твой безумный ученик заслужил того же, что и ты, но ему повезло: до тебя я добралась раньше.

Она немного постояла, потом вздохнула и добавила:

– Вот теперь я успокоилась.

Еще помолчала. Досадливо, как ребенок, прикусила нижнюю губу и обратилась сама к себе:

– Шази-Шаази, ты вела себя как дурочка. Чего злилась? Ведь еще ничто не потеряно! Если парус сник… берись за весла.

Она любовно погладила пальцем камешек и ласково произнесла:

– Пожалуй, я немного погорячилась, человеческий маг. Обещаю, я верну тебе тело. Через пару сотен лет. А пока будь мне спутником и другом.

С этими словами она опустила кварц в кожаный мешочек, крепящийся к поясу. В нем уже лежала пара дюжин самых разнообразных камней. И среди них была даже парочка драгоценных.

Напоследок окинув взглядом пустыню, Шаазар приподняла брови и недоуменно покачала головой:

– Странное место ты выбрал для жизни, людской колдун.

Вслед за этим она растворилась в воздухе, а в следующий миг вновь воплотилась, но уже в своем лесу, не затронутом, естественно, ни ураганом, ни землетрясением. И уже оттуда обратила взор к маленькому княжеству под названием Шейтизир.

С оживленным любопытством прислушавшись к разговору, который происходил за много миль от нее, Древняя на секунду нахмурилась и пробормотала себе под нос:

– О, Аданэй, зачем же так грубо! Ведь на самом деле я тебе очень даже нравлюсь, – и хихикнула.