Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
Аданэй вдруг истерично расхохотался, на миг – только на миг, – напомнив себя прошлого:
– А хочешь, я подниму против тебя меч, даже взмахну им. А ты меня быстренько так прикончишь.
– Что ты делал все это время? – проигнорировав последние слова брата, спросил Элимер. – После того, как сбежал из Илирина, что ты делал?
– Я и не помню толком. Я даже не помню, как оказался здесь. Шел без цели, бродил, ввязывался в драки, надеялся, что меня убьют. Не повезло. А потом почуял, что ты меня ищешь, вот и задержался в этой деревне, ждал тебя и напивался каждый день. Больше ничего.
– Знаешь что, –
– Убей, – прошептал тот, выжидающе уставившись на брата. – Убей, Элимер.
– Нет! Однако кое-что я тебе обещаю. То, что не завершил тогда, – он гадко усмехнулся, вынул меч и, поднеся острие к щеке Аданэя, закончил фразу: – Несколько шрамов, ведь ты помнишь? Это даже приятнее, чем твоя смерть. Но перед этим ответь мне на один вопрос, раз уж мы беседуем здесь по-братски. Моя ненависть к тебе понятна. Но ты? Мне всегда было любопытно: до того, как я стал кханом, и у тебя появился повод, за что ты меня ненавидел? Тогда, в детстве?
Аданэй посмотрел на Элимера недоуменно. Кажется, приставленный к щеке меч ничуть его не волновал.
– Ненавидел? Нет. Пока ты не стал кханом, нет. Ты не поверишь, сейчас я и сам с трудом в это верю, но… я даже любил тебя тогда. Ты был моим младшим братом, и да – я тебя любил. Хотя старался не показывать. Потому что еще я завидовал, злился. И я, помнится, удивился твоему предательству… Ну, тогда я воспринял это как предательство: твою ложь и этот поединок. Потом-то я понял: ты все это видел по-другому…
Эти слова обрушились на Элимера подобно стихиям, которые недавно властвовали в мире. От неожиданности он даже отвел меч в сторону. И венец боли разомкнул жестокие объятия, и сила, что до сих пор вела его, отпустила. Но ведь именно на это он и рассчитывал, ведь именно поражение Аданэя должно было избавить его от мук! Но вместо того, чтобы закончить все смертью брата, вместо того, чтобы хотя бы изуродовать его, он выдавил лишь потрясенное:
– Что? Чему ты мог завидовать?
– Твоя мать так любила тебя… А потом твоя бабка. Меня никогда и никто так не любил. Я завидовал.
– Зато отец души в тебя не чаял!
– Не во мне. Во мне он любил только продолжение моей матери. И, наверное, еще свою вину чувствовал…
– Что за ерунда? Какую такую вину? А насчет матери… Разве я не был таким же ее продолжением, как ты?
Аданэй, ошеломленно вскинув брови, уставился на Элимера так, словно тем овладело опасное безумие:
– А не слеп ли ты? – спросил он. – Неужели ты все это время думал, будто мы с тобой сыновья одной матери?
Теперь пришел черед Элимеру удивляться. Хотя, если уж честно, весь этот разговор и так вызывал у него сплошное удивление.
– Вообще-то да, – кивнул он. – У меня даже мысли не возникало, что…
– Что кханне Отерхейна не моя мать? Но это правда.
– И кто же… кто же твоя мать? Где она сейчас?
– Понятия не имею где. Да мне и неинтересно. Она была наложницей, которой захотелось большего, чем просто согревать ложе кханади. Она решила стать благородной госпожой. Вышла замуж, а от меня избавилась. Я для нее был только уродливым ублюдком – так она сказала, когда
– Ильярна? – в голове Элимера услужливо всплыла картинка: красивая женщина, которая спрашивала об Аданэе.
– Удивительно, да? Я назвал этим именем свою дочь. Сам не понимаю почему.
– Она спрашивала о тебе. Перед тем, как пыталась меня убить.
– Кто?
– Твоя мать. Эта Ильярна. Как же я сразу не догадался? Я думал, она одна из твоих любовниц.
– Понятно… Не ожидал, – безразлично откликнулся Аданэй.
– Что тебе понятно? – Элимер был далеко не так спокоен, как брат: слишком много удивительных открытий свалилось на его голову: – Если бы она видела в тебе лишь уродливого ублюдка, не рисковала бы жизнью ради того, чтобы узнать о твоей судьбе!
– Ну, к тому моменту она уже перестала видеть во мне ублюдка, тем более уродливого, – ехидно усмехнулся Аданэй, на мгновение напомнив прежнего себя. – Я же говорю, я ей отомстил. Она запомнила.
– Как отомстил?
– Да какая тебе разница?! – разозлился вдруг Аданэй. – Почему я должен удовлетворять твое дурацкое любопытство?! Перед смертью я бы еще мог… Но теперь, когда ты даже убить меня не хочешь – с какой стати?
Элимер промолчал и вложил меч обратно в ножны. Ему действительно не хотелось убивать брата. И даже уродовать. Теперь – нет. Слишком многое стало вдруг понятным, в том числе причины детских ссор, издевательств и насмешек. Он полагал себя обиженным ребенком, но оказалось, его брат чувствовал себя немногим лучше. Да и борьба за престол и власть отпала сама собой. Отерхейн в руинах, Илирин в руинах – за что теперь воевать? Аданэя, похоже, и вовсе не интересовало ни одно из государств. Кажется, его вообще ничто не интересовало.
А тот, тем временем, успокоился и вновь погрузился в апатию. Но когда Элимер уже перестал ждать ответа, Аданэй все-таки ответил:
– Я отомстил ей. Ведь ты меня знаешь и, наверное, догадываешься как. Мне тогда исполнилось семнадцать, но выглядел я старше. Я нашел ее. Я придумал себе имя, устроился в ее дом стражем. Ты должен помнить: в тот период я около полугода почти не появлялся в Инзаре. Мне пришлось сильно постараться, чтобы она влюбилась в меня, но я это сделал. Я заставил ее распродать все имущество – и без того небольшое. Из-за меня ее родные перестали с ней общаться. А потом я сказал ей, кто я такой. И ушел.
– Ты… ты что же, с собственной матерью?
– Какие гадости ты сейчас думаешь в своей голове? – фыркнул Аданэй. – Чтобы покорить женщину, совсем не обязательно тащить ее в постель.
– Ну, с твоей-то внешностью – наверное, – пробормотал Элимер, но Аданэй либо не услышал, либо ему было все равно.
– Я придумал себе некий обет, придумал, что он заканчивается спустя год… она поверила, потому что желала поверить.
Элимер промолчал.
/И было записано Аданэем Проклятым – царем Илиринским – в год 2467 от основания Илирина Великого/