Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
– Ну, тогда выпить? Может рому?
– Лучше пива.
– Пинту? Или, может, сразу две? Ты, я вижу, крепкий мужчина, одно слово – воин.
Элимер не смог удержаться от улыбки. Ишь, ловкая, лишь бы побольше денег с гостя забрать.
– Вполне достаточно и одной.
Девчонка досадливо поджала губы и побежала выполнять заказ, всем своим видом показывая: "Ходят тут, теребят по мелочи".
Когда она вернулась с кружкой пенящегося напитка, Элимер бросил на стол круглую медную монету и обратился к девчонке:
–
– Ну, так откуда ж им взяться, в этакую-то непогодь! – со смехом воскликнула служанка. – Все по своим норам забились.
– Не хочешь присесть, развлечь уставшего путника беседой?
Девушка какое-то время внимательно смотрела на Элимера, а потом сочувственно покачала головой:
– Что, день плохой?
– С чего ты взяла? – удивился Элимер.
– Экий ты чудной! А как еще быть может? Если гость просит прислужницу развлечь его беседой, значит, не все у него ладно, от плохих мыслей отделаться хочет. Ну что, скажи, угадала ведь?
– Угадала, – усмехнулся он. – Действительно, угадала.
А служанка, тем временем, оглянулась на трактирщика, буравящего ее тяжелым, неодобрительным взглядом, и снова обратилась к Элимеру:
– Если ты у хозяина чего-нибудь для меня прикупишь, он разрешит мне побездельничать, – хитро улыбнулась она.
Элимер, недолго думая, дал ей несколько крупных монет:
– Возьми, что хочешь.
Улыбка девчонки стала еще шире, она быстро засунула деньги в передник и убежала, чтобы через короткое время вернуться, неся в руках огромную дымящуюся тарелку жаркого и большую кружку с пивом.
"Недолго ей оставаться худышкой. С таким-то аппетитом", – мысленно улыбнулся Элимер.
Девчонка, словно стремясь подтвердить его догадку, с готовностью накинулась на еду, уплетая за обе щеки. Он смотрел на нее в веселом изумлении: девочка оказалась презабавной.
– Ты кто? Воин? – не переставая жевать, поинтересовалась она.
– Вроде того.
– Э, так не бывает. Либо да, либо нет.
– Как тебя звать? – спросил Элимер, словно не услышав последнего замечания.
– Айя называют, – откликнулась служанка.
– Айя? Какое странное имя…
– Чего это странное? – обиделась девчонка. – Самого-то тебя как звать? А то, знаешь ли, как-то странно будет, если я стану обращаться к тебе "о, воин".
– Эл…– и осекся. Надо же, какая неосторожность!
– Эл? – она рассмеялась. – И ты еще над моим именем смеешься? Да у самого еще нелепее!
– Да не смеюсь я. Давно здесь служишь? – спросил Элимер просто, чтобы что-то спросить.
– Ох, давно, Эл, уж и не припомню с каких пор.
– Нравится?
– Издеваешься?! – Айя скорчила рожицу. – Кому ж здесь понравится? Ходят всякие, пьянь да рвань! А вообще-то, раньше я в выселке одном работала, смотрела за скотиной.
– Странные желания для отерхейнской девушки.
– А что?! – Айя резко выпрямилась и возмущенно уставилась на Элимера. – Между прочим, я тебе не какая-нибудь там…сопливая маменькина дочка! Я, может, сама из лесов. Лакетка я, вот!
Элимер не смог сдержать смеха.
– Нет, Айя, на дикарку ты не похожа.
– Это еще почему? – оскорбилась девушка.
– Болтливая слишком.
– Что, правда? Ну, я учту. А ты их видел, дикарей? Говорил с ними? Расскажи, очень уж мне эти народы любопытны, – в глазах Айи и впрямь зажегся неподдельный интерес.
– Говорил. Но они мне ничего интересного не рассказали.
– Почему?
– Ненавидят меня, – усмехнулся Элимер.
– Ой ли! Разве можно такого сильного воина да красавца ненавидеть? – девчонка вновь кокетливо глянула на него исподлобья.
– Ты считаешь меня красивым? – его брови взметнулись вверх.
– Ну, не так, чтобы очень, – поправилась девочка. – Но в целом ты вполне ничего.
– А ты что же, Айя, всем говоришь, что лакетка?
– Ну да, – она равнодушно пожала плечами.
– А зачем?
Девчонка вдруг хитро заулыбалась и озорно сверкнула глазами:
– Ну, как же! Так намного проще мальчишкам головы кружить. У них сразу интерес просыпается. Тем более, это почти правда. Мой отец был лакетом.
– Неужели? И как он оказался в Отерхейне?
– А он и не оказался! – Айя как будто удивилась такому предположению. – Это моя мать жила в пограничном поселении. Как-то встретила моего отца, ну, он ей понравился. А она у меня не то, чтобы скромницей была. Вот я и появилась. Потом-то, как живот у нее вырос, поселенцы погнали ее… Покидало нас с ней по Отерхейну, а теперь я вот здесь и оказалось.
– А мать где?
– Будто я знаю? Где-то по миру бродит.
Тут раздался пьяный голос одного из посетителей, который одиноко сидел за ближайшим столом: приятель его давно уже ушел. Он посмотрел на Элимера мутными осоловевшими глазами и грубо хохотнул:
– Да шлюха ее мать, это всем известно!
Девчонка фыркнула, вскочила со скамьи и, уперев руки в бока, прокричала:
– Это твоя мать да бабка шлюхи, олух ты лысый! Чего ты знаешь?! Каждый вечер шляешься здесь, пьянь несчастная, весь ум пропил!