Гибель отложим на завтра. Дилогия

Аэзида Марина

– Здесь? – спросил Элимер, оглядываясь.

Айсадка равнодушно кивнула:

– Все равно. Главное, быстрее.

– Может, назовешь свое имя перед тем, как начнем?

Девушка посмотрела на него долгим взглядом и ответила:

– Когда убью тебя, пусть злой твой дух не знает мое имя.

Элимер стиснул зубы.

– Тогда назовешь его, когда проиграешь.

Он вынул из ножен

меч и направил острием на грудь айсадки. Девушка сделала то же самое, и какое-то время они стояли неподвижно, изучая друг друга.

Шейра ударила первая. Лезвия встретились, зазвенели и, задрожав, оттолкнулись друг от друга. А дальше клинки заплясали так, что стороннему взгляду было бы сложно уследить их движение, и обычный воин не понял бы, кто побеждает в этом поединке. Однако Мастера Мечей непременно заметили бы, что кхан иногда странно замедляет удары, которые, будь они чуть-чуть быстрее, могли бы сиюминутно завершить бой гибелью айсадки. Но Шейра Мастером Мечей не была и даже не обучалась у них, а потому не видела в поединке ничего странного. Ей казалось, что она не сильно уступает темному вождю в воинском искусстве. Она легко отбивала удары и нападала сама, не чувствуя ни усталости, ни страха. И снова ощутила что-то похожее на ту одержимость, которую испытала, отправляя в полет Стрелу надежды. Должно быть, память стрелы еще жила в Шейре.

Айсадка очередной раз попыталась дотянуться острием до темного человека.

Но тут произошло это! Она не поняла, как именно, но ее руку резко дернуло вверх и в сторону. Так быстро, что она даже не успела осознать, что произошло. Меч вылетел из руки, а в следующее мгновение вождь оказался у нее за спиной, прижимая к шее холодную сталь.

– Назови мне свое имя, девочка, – почти мягко произнес он.

Она ответила после недолгого молчания. Упавшим голосом, тихо, почти шепотом, но все-таки ответила:

– Шейра… Шейра-Сину

Стоя у нее за спиной, прижимая к ее горлу меч, кхан почувствовал, как плоть его напряглась, возбужденная близостью разгоряченного боем девичьего тела.

"Что это? – мысленно изумился он. – Ведь она всего лишь дикая девчонка!"

Нет. Не всего лишь. Она сказала, ее зовут Шейра.

"Шейра", – неосознанно повторил Элимер вслух, и больше всего в этот момент ему захотелось отбросить меч, а ее закинуть на плечо и унести в заросли, словно зверь добычу. Но вместо этого кхан медленно опустил оружие и отошел в сторону. Шейра осталась неподвижна. Казалось, она все еще не понимала, что произошло, и стояла, безвольно опустив плечи, в попытке осознать поражение.

Элимер первым нарушил молчание:

– Мы можем вернуться на ладью, или провести ночь здесь. Решать тебе, – сказал он.

Какое-то время девушка соображала, как будто его слова не сразу дошли до нее. Затем, не отрывая потухшего взгляда от лесной полосы на горизонте, откликнулась тем бесцветным голосом, который иногда можно услышать у смертельно больных:

– Все равно.

– Тогда останемся, – сказал Элимер и тут же увидел ее просящий взгляд и услышал мольбу:

– Если в тебе живет

от человека что-то, Темный Вождь, то убей! Хочешь, умолять буду? Пожалуйста, забери клятву, дай умереть! Пожалуйста, так лучше мне, чем в норе из камня! Умоляю!

Никогда ни до, ни после Элимер не слышал в ее голосе такой интонации. Кажется, Шейра действительно находилась в отчаянии. Но чем он мог помочь?

– Я не стану тебя убивать, – отрезал кхан. – И тебе не позволю. Не проси.

Голова девушки опустилась, взгляд потух, и снова поникли плечи. А он добавил:

– Если тебя хоть как-то это утешит, то знай: твой народ…

Она вскинула голову, а в глазах зажглась смесь волнения, надежды и тревоги. От неожиданности Элимер запнулся, но тут же закончил:

– Твой народ свободен. Те, кто выжил, сейчас там, в лесах, – он кивнул в сторону далекой, затуманенной сумерками лесной полосы. – Я отпустил их.

И тут случилось невероятное: плечи айсадки задрожали, она заплакала и засмеялась одновременно, а потом рухнула на землю, сотрясаясь в громких, почти истерических рыданиях. Он понимал, что эти слезы не горечь поражения – они придут позже, и их она постарается скрыть. Это – слезы облегчения оттого, что соплеменники ее живы и свободны.

Не говоря ни слова, Элимер собрал хворост и разжег костер: ночью станет слишком холодно, а на ней лишь легкая льняная одежда.

Когда огонь разгорелся, Шейра все еще рыдала, а кхан сидел у потрескивающего костра, задумчиво наблюдая, как прожорливое пламя алчно лижет сухие ветки, выбрасывая вверх снопы искр.

Что же ему предпринять? Отпускать айсадку он не хотел, убивать – тем более. Но и держать ее взаперти теперь не имело смысла.

В это время плач наконец-то утих, девушка оторвала голову от колен и посмотрела на Элимера. Веки ее покраснели и некрасиво припухли. Он молчал, по-прежнему глядя в огонь, Шейра тоже не произнесла ни слова. И только когда солнце упало за горизонт, и мир скрылся во тьме, кхан бросил девушке шкуру, которую предусмотрительно взял с собой; он изначально предполагал, что ночь придется провести на берегу.

– Возьми, – произнес. – Ночи здесь холоднее, чем в лесу.

Айсадка с вялой покорностью накинула шкуру на плечи.

– Шейра, – снова обратился к ней Элимер, и она нехотя перевела на него взгляд. – Я не убью и не отпущу тебя. Но и держать взаперти не стану. Ты дала мне клятву, которой я верю. Поэтому я позволю тебе выезжать в отерхейнские степи и даже подарю оружие, ты сможешь охотиться. Но при условии, что каждый раз станешь возвращаться в замок, – добавил он, когда увидел, как апатия в ее взгляде медленно сменяется недоверчивой радостью.

– Не лжешь? – осторожно спросила она, словно боялась услышать насмешку и признание, что все его слова – обман.

– Хоть ты и называешь меня шакалом, это не значит, что я всегда лгу. Я не желаю возвращать тебе свободу, но ее подобие обещаю. Однако учти, я не позволю тебе ездить одной. Тебя всегда будет сопровождать один из моих воинов. Любой, которого сама выберешь. И не потому, что я тебе не верю, а потому, что в тебе слишком легко узнать айсадку. Мои подданные, видишь ли, не очень жалуют людей племен. Разъезжать в одиночестве для тебя опасно.