Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
Но Айн скоро скинул оцепенение и вышел из озера, а Вильдерин, немного поразмыслив, последовал за ним, стараясь избегать взгляда царицы. Губы юноши мелко дрожали не то от холода, не то от страха, мокрые черные волосы липли к коже, а тело, сжатое и напряженное, стремилось сохранить остатки тепла. Лиммена будто наяву увидела незаконченное движение Вильдерина: казалось, он вот-вот бросится к лежащей на земле накидке из тонкой шерсти и закутается в нее, пытаясь согреться. Но естественно, раб не посмеет этого сделать в присутствии
"Ничего, пусть померзнет, – подумала Лиммена. – Он просто жалок!"
Бывший любовник вновь вызвал у нее смутное отвращение. Она перевела взгляд на Айна. Тот, напротив, выглядел спокойным, стоял непринужденно, будто не чувствовал холода. Это неестественно! Даже ей, в сухой одежде, прохладно в эту ночь. А безумные мальчишки только-только вышли из воды. Что за колдовство? Словно перед ней дух, какой-нибудь похититель сердец из рассказа Вильдерина, а не человек.
Отогнав нелепые мысли, Лиммена наконец нарушила тяжелое молчание. В голосе ее зазвенела сталь:
– Вы, презренные рабы! Да как вы осмелились оскорбить это место своим присутствием?!
– Повелительница, – прошептал Вильдерин, и вознамерился продолжить, но Лиммена оборвала его:
– Избавь меня от жалких оправданий, – в интонации ее послышалось презрение, и Вильдерин это почувствовал. Однако не замолчал:
– Повелительница, ведь ты сама мне позволила…
– Тебе. Но не твоему другу. Да и что касается тебя – это было раньше. Тебе понятно, что такое "раньше"? Сейчас все изменилось, – она ухмыльнулась, увидев, как вытянулось лицо любовника – бывшего любовника, снова поправила она себя.
Вильдерин, все еще дрожа от холода, посмотрел на нее измученным взглядом и снова показался ей жалким.
– Что ты на меня смотришь? Я не разрешала поднимать глаз! – возвысила она голос. – Ты провинился, и я еще решу, как тебя наказать, а сейчас убирайся! Сейчас же! И своего дружка забирай, – она мельком взглянула на Айна. Поза того казалась все такой же расслабленной, и лишь по выражению лица можно было догадаться, что ему не все равно.
Но Вильдерин не двинулся с места, только глаза округлились.
– Ты оглох, раб? Убирайся! Вон! – крикнула она и тихонько добавила: – Ничтожество.
Но юноша услышал. И даже в темноте можно было заметить, как смертельно он побледнел, и какое затравленное и удивленное выражение промелькнуло в его глазах. А спустя мгновение, быстро схватив одежду, он кинулся в заросли и, ломая кустарник, скрылся в чаще.
Царица перевела взгляд на Айна. Тот уже разворачивался, чтобы последовать за другом, но она окрикнула его:
– Стой! С него, – она кивнула в сторону, куда скрылся Вильдерин, – и этого хватит. Но ты так просто не отделаешься!
Раб молчал. Стоял неподвижно и молчал. Луна освещала его тело, на коже сверкали еще не высохшие капельки озерной
"Он словно бог, рожденный волною" – против воли подумала Лиммена, но, переборов себя, снова набросилась на Айна.
– Как ты думаешь, что мне с тобой сделать?! Убить? Отравить на рудники?
А дальше она еще что-то говорила. Кажется, угрожала. Но разум витал где-то далеко, голова блаженно кружилась, она что-то произносила, но не сознавала, что именно.
Аданэй почти не слышал слов Лиммены, хотя и сознавал, что с ее языка слетали какие-то угрозы. Мысленно он находился рядом с Вильдерином, который, должно быть, мчался сейчас по роще.
Проигнорировав гнев царицы, Аданэй уже собрался упрекнуть ее в жестокости к любящему ее человеку, но внутренний голос ехидно отозвался: "А ты сам разве лучше?" И в памяти всплыли большие несчастные глаза Ли-ли.
Он так и не высказал ничего, только спросил холодно:
– Могу я идти?
Лиммена как-то странно вздрогнула, будто приходя в себя, и Аданэй с внезапной ясностью понял: то, что звучало в ее голосе, то, что горело в ее глазах – это не злость и не ярость, это – страсть! Больная, мучительная страсть. И все тут же встало на свои места. И ее поведение, и ее грубые слова.
Сомнения исчезли. Неважно, какие еще угрозы она сейчас произнесет, ибо все они далеки от ее истинных желаний.
И перед мысленным взором Аданэя настойчиво замаячил призрак царского венца.
Трон Илирина, конец его униженному положению!
Царство! Власть!
Это стоит того, чтобы предать Вильдерина, это стоит мук совести, которые за этим последуют. Это стоит всего! Нельзя упускать такую возможность, второго шанса может не быть. А женщина, что стоит перед ним, для своих лет весьма недурна, а ее царственное положение делает ее очень и очень соблазнительной.
– Знаешь, что это за место? – между тем продолжила Лиммена. – Это священное место. В древности, если жрец видел здесь чужака, то приносил его в жертву хранителям озера. У выхода из рощи меня поджидает охрана. Что, если мне позвать их и вспомнить старые обычаи? Это будет забавный способ казни для такого бесстыжего раба, как ты! Да, я так и сделаю – принесу тебя в жертву!
– А может, ты лучше подойдешь и поцелуешь меня?
Лиммене показалось, будто на ее голову грохнулось что-то тяжелое, она даже покачнулась от неожиданности, но тут же недобро сузила глаза и занесла руку для удара, метнувшись к Айну.
Тот с шутливым испугом перехватил ее запястье и ласково поцеловал кончики ее пальцев:
– Может, хотя бы в этот раз обойдемся без оплеух? Так, для разнообразия.
Он притянул Лиммену к себе, и женщина почувствовала, как мужские руки заскользили по телу, вызывая уже знакомую ей дрожь. Она больше не могла противиться, мгновенно растеряв все свое самообладание и всю свою волю.