Гидеон. В плену у времени

Бакли-Арчер Линда

Неожиданно Питер вспомнил, что сказала Огаста, дочь преподобного Остина, о Кэйт, которая «летала, как летучая мышь». Что бы это значило? Надо отправляться во Францию прямо сегодня, подумал Питер. Будем надеяться, что этот маркиз де Монферон действительно такой изобретательный, каким представляет его себе сэр Джозеф.

Ктото осторожно постучал в дверь.

– Входи, Джон!

Лакей нес умывальник с большим кувшином, два свежих льняных полотенца и разрисованную птицами и цветами миску с горячей водой, от которой шел пар. Лакей едва удерживался от зевоты, потому что ночью ему пришлось открывать задние ворота для ночных мусорщиков. Они приходили опустошать вонючую помойную яму, чтобы запахи не мешали благородным

людям. Джон уже часа два как поднялся. В специально отведенной комнате подвала он чистил туфли и ботинки для всего дома. Затем при помощи насоса накачал воды, наполнив бак наверху дома, откуда через простую систему свинцовых труб она поступала на каждый этаж. Теперь, после того как он вычистил и разложил одежду Питера в гардеробной комнате, пришло время помочь хозяину подготовиться к наступающему дню.

Джон, человек со строгим лицом, которого более тридцати лет назад сэр Ричард переманил от лорда Честерфилда, всегда был фаворитом хозяев. Он расхаживал с видом пресыщенного жизнью человека, обладающего едким чувством юмора и любовью к непозволительным шуточкам. Ханна, например, после случая с перьями и большим домашним пауком отказывалась подниматься по лестнице перед ним. И хотя хозяин его уже давно стал абсолютно безупречным джентльменом, Джон все еще относился к Питеру Скокку как к неловкому беспокойному молодому человеку, который разбил больше фаянсовой посуды в свой первый визит в ЛинкольнИннФилдс, чем все семейство Пикардов за целый век. Постепенно Джон привык к эксцентричному поведению хозяина. Например, у Питера была мания – чистить зубы, что он делал после каждой еды, поскольку боялся дантистов и называл способ их лечения варварским. Этот страх всегда казался Джону абсурдным. В конце концов, если вам не нравится дантист, никто не заставляет вас обращаться к нему (что дурного в том, что для удаления зуба применяют веревку, а потом тихонько закрывают дверь?). И всетаки мистер Питер посещал дантиста хотя бы дважды в год, а дантист, получив от него золотые монетки, бывал весьма счастлив. И еще, на ежегодный праздник дня рождения требовалось поджарить небольшие кусочки говядины, которые мистер Питер ел, положив между двумя кусками хлеба, с куском растопленного сыра и жареным луком, к этому следовало подавать жареную картошку, нарезанную длинными палочками. Повар часто соблазнял его такими деликатесами, как свежие устрицы, пирог с телячьей головой или рубец в уксусе, но хозяин, непонятно почему, всегда отказывался. Джону нравился Питер Скокк. Он был хорошим хозяином – таких хозяев совсем немного: он даже заплатил доктору, когда у Джона в прошлом январе был бронхит.

Хозяин и слуга немного поговорили и в тысячный раз приступили к привычным утренним процедурам. Питер снял ночной колпак, распустил завязки на вороте широкой ночной рубахи и сел в кресло красного дерева перед умывальником, где Джон разложил туалетные принадлежности и бритвенный прибор. Когда Питер только начинал знакомиться с обычаями этого века, отношения с домашней прислугой вызывали в нем большие сомнения. Он все время старался помочь слугам. Его благие намерения часто вызывали сопротивление, поскольку это смущало слуг, которые думали, что плохо исполняют свою работу. Впрочем, через несколько лет Питер так привык к своему социальному положению, что уже редко задавался вопросами по этому поводу и, сказать по правде, теперь уже находил, что жизнь без постоянной помощи и участия Ханны и Джона была бы весьма затруднительна.

Лакей взбил приятно пахнущую мыльную пену для бритья и аккуратно нанес ее мягкой кисточкой на лицо Питера. Его хозяин всегда закрывал глаза, чтобы не попала пена, и, бывало, снова погружался в сон. Джон забавлялся тем, что во время процедуры дотрагивался до кончика носа хозяина и натягивал кожу на его щеках, всегда готовый сделать смиренное лицо, если бы хозяин открыл глаза –

но Джон еще ни разу не попадался.

Затем Джон брал ремень для правки бритв, которые он обычно затачивал до такой остроты, что они становились смертельно опасными. Сосредоточившись так, что его желтые зубы прикусывали нижнюю губу, Джон нападал на щетину хозяина и брил его до тех пор, пока лицо Питера не становилось мягким и розовым, каким и должно быть лицо ухоженного английского джентльмена. Джон подавал Питеру полотенце, поскольку знал, что хозяин предпочитает вытирать лицо сам.

– Вы хотите, чтобы я сопровождал вас во Францию, сэр?

– Нет, Джон, – сказал Питер, поднимаясь с кресла и возвращая полотенце слуге. – Вряд ли я буду отсутствовать больше четырех или пяти ночей, я предпочел бы, чтобы в мое отсутствие ты ухаживал за мисс Дайер.

– Хорошо, сэр, я немедленно упакую ваш чемодан.

В дверь снова постучали. Джон открыл дверь и увидел мистера Скокка в ночной рубахе, который прижимал к щеке носовой платок в пятнах крови.

– Готов принять ваше предложение, Джон. Попытался справиться сам, но мне это не удалось. У меня уже отросла борода, а здесь я ни разу не видел ни одного мужчины, который не был бы хорошо выбрит. Но при одном только взгляде на эту острую бритву, мне сразу представился фонтан крови, бьющий из моего горла…

Хозяин и слуга обменялись понимающими взглядами, но оба сохраняли невозмутимый вид.

– Я брею мужчин этого дома уже тридцать лет, и большинство из них, говорят, живы, ведь так, сэр?

– Это правда, – сказал Питер. – В сущности, я не припомню, чтобы за последнее время мы видели фонтаны крови, не видели даже и ручейка. Может быть… пару капелек…

– Да, да, да. Шутите, шутите, – ответил мистер Скокк. – Но без некоторой помощи я или испугаюсь на всю жизнь, или опозорю за границей образ английского джентльмена…

– Совершенно верно, сэр, – сказал Джон, указал мистеру Скокку на кресло около умывальника и стал намыливать его лицо, – но этого не случится.

Питер наблюдал, как его лакей начал затачивать блестящую бритву всего лишь в паре дюймов от лица мистера Скокка. Испуганный взгляд гостя следил за быстрыми движениями лезвия, которое с легкостью могло бы перерезать горло, потому мистер Скокк отклонил шею как можно дальше. Лакей выдернул седой волос изпод своего напудренного парика и дал ему упасть на лезвие бритвы. Отец Питера судорожно сглотнул, увидев, что волосок упал, рассеченный надвое. И вот уже лезвие приблизилось к его шее.

– Приятно видеть, Джон, что твои руки не дрожат так, как это было совсем недавно, – заметил Питер.

Джон вытянул руку с бритвой – его рука подрагивала.

– Да, мой недуг несколько утих, сэр.

Несчастная жертва, почти не дыша, вцепилась в ручки кресла. Лакей точными движениями стал удалять заросли щетины. На лбу мистера Скокка выступили капельки пота. Наконец он, почувствовав прикосновение прохладного льна к коже, вздохнул с облегчением. Джон поднес к нему зеркало.

– Достаточно ли хорошо я побрил вас, сэр?

– Да, спасибо, Джон, очень хорошо!

И только тогда Питер позволил себе рассмеяться, а Джон, вытянув руки, которые были неподвижными, как скала, заверил мистера Скокка, что тот не подвергался никакой опасности.

Джон ушел помогать Ханне с завтраком, а мистер Скокк поднялся и весьма непринужденно шлепнул Питера по спине.

– Я не собираюсь обижаться на шуточки в мой адрес, но предупреждаю, могу и ответить. То, что мы, люди двадцать первого века, не можем исправить антигравитационную машину, вовсе не значит, что мы абсолютно беспомощны…

– Когда мы прибудем во Францию, я научу вас пользоваться опасной бритвой. Это проще, чем кажется.

– Я обязательно покажу Питеру, чему его старый папочка научился в восемнадцатом веке, хотя вряд ли это произведет на него впечатление.