Гидеон. В плену у времени
Шрифт:
Питер удивился и огорчился, поняв по голосу отца, что он беспокоится о том, как к нему отнесется сын. Мистер Скокк задумался, сомневаясь, можно ли быть откровенным с Джошуа, затем, решив, что можно, продолжал:
– Знаете ли вы, какими были последние слова, сказанные мне Питером?
Питер покачал головой, но, разумеется, он это хорошо помнил. С той ссоры началась череда всех этих бедственных событий. К этой ссоре Питер за прошедшие тридцать лет возвращался тысячу раз, и сейчас воспоминания нахлынули на него с новой силой. Он даже
– «Я тебя ненавижу!» – вот что крикнул он мне, перед тем как хлопнул дверью своей комнаты. «Я тебя ненавижу!» Я до сих пор слышу его крик… и вижу выражение его лица.
– Он так не думал… Наверняка это было сказано в пылу ссоры.
– Питер сказал так, потому что разозлился, но я не сомневаюсь, что именно это он и имел в виду. Слишком часто я ставил на первое место работу, а не сына. Я должен был уделять ему больше внимания…
– Нет, нет, я… По правде говоря… Знаете ли, Питер доверял мне и многое рассказывал. Он в то время был еще таким маленьким. Поверьте, Ник, с годами Питер стал жестоко раскаиваться в том, что сказал, и я знаю, он хотел бы вернуть время вспять и стереть эти слова.
– Нет, Джошуа. Спасибо вам, вы стараетесь облегчить мое состояние. Но я знаю своего сына.
Питер посмотрел в сторону. Конечно, ему не хотелось, чтобы отец узнал, кто он такой, и все же очень трудно было удержаться и не сказать. Как же хотелось отбросить назад прожитые годы и крикнуть отцу: «Неужели ты не понимаешь, кто я такой?!»
– Джошуа?
– Да, Ник?
Мистер Скокк положил руку на руку Питера.
– Вы, должно быть, были очень близки с моим сыном. Пожалуйста, расскажите о нем. Каким он был мужчиной… Чего достиг… Был ли счастлив?
Питер с трудом сдерживал свои чувства и, сжав зубы, молчал. Молчал так долго, что отец начал терять терпение.
– Я что, не должен расспрашивать вас, Джошуа?
– Право слово, дело не в этом… Я расскажу вам все о вашем сыне и его жизни в незнакомой стране, Ник. Расскажу вам все, что знаю о нем. Но не сейчас. Давайте поговорим по дороге во Францию. Нужно собираться в дорогу, мы должны торопиться, если хотим попасть в Дувр до темноты… И возможно… возможно, вы могли бы рассказать мне о его матери. Питер так часто о ней говорил… Мне бы хотелось побольше узнать о ней.
Столовая была залита утренним солнцем. Кэйт, наморщив веснушчатое лицо, оттолкнула тарелку с хлебом и маслом и встала.
– Пожалуйста, не оставляйте меня здесь! Я хочу поехать.
– Кэйт, это опасно, там
– А вы сами хотели бы остаться здесь? Кроме того, я могу быть полезной, я начала учить французский…
– Я жил там несколько лет, – возразил мистер Скокк, – и вполне бегло говорю пофранцузски.
– Но я могу растворяться!
– Вотвот! И вспомни, что случилось с тобой вчера. Тебе от этого становится так плохо – будет лучше, если ты останешься.
– Я не больна! Со мной случилось чтото странное, но я не больна. Неужели вы и в самом деле думаете, что мне лучше сидеть здесь в одиночестве и беспокоиться, что там у вас происходит? Питер и Гидеон тоже уезжали без меня. Я это ненавижу. Все потому, что я девочка?
Выведенный из терпения мистер Скокк воздел руки.
– Я всего лишь пытаюсь сделать верный выбор! Стараюсь думать о том, как на моем месте поступили бы твои родители…
– Я считаю, что мы должны прислушаться к Кэйт, – спокойно сказал Питер. – Я понимаю ее страх перед одиночеством в сотнях лет от близких…
– Спасибо, Джошуа! – сказала Кэйт.
Мистер Скокк сосредоточенно посмотрел на нее и вздохнул:
– Хорошо. Это против здравого смысла, но если ты этого хочешь… Только не ввязывайся сама в неприятности, ладно?
– Если мисс Кэйт собирается во Францию, – воскликнула Ханна, – тогда уж и мне надо поехать, несмотря на революцию и на их жирные соусы! Вы, джентльмены, защитите ее от смерти, в этом я уверена, но мисс Кэйт такая бледненькая и так плохо выглядит, а вы можете просто не заметить, что она устала, или что нужно подкормить ее, или спеть ей веселую песенку.
– Вы недооцениваете мужчин, моя дорогая Ханна! – возразил Питер. – Вы думаете, мы можем быть столь бесчувственными к своим друзьям?
Ханна и Кэйт промолчали, а Питер, казалось, даже обиделся.
– Поверьте, Джошуа, – сказал мистер Скокк, – в двадцать первом веке мужчинам не легче – а в чемто даже и труднее. Вы по крайней мере не чувствуете необходимости развивать в себе женские черты характера, чтобы потом вас высмеивали за недостаточную мужественность…
– Скажите на милость! – разочарованно воскликнула Кэйт, и Питер рассмеялся, увидев, как отец смог справиться с Кэйт. «Я и не подозревал, – подумал Питер, – что у него есть такие таланты».
– Пусть они верят в свое превосходство, Джошуа, – продолжал мистер Скокк. – Каждому человеку необходимо поощрение.
Кэйт бросила в него хлебным катышком, и мистер Скокк пригнул голову, подмигнув Питеру.
– Это же шутка, Кэйт! Ты умненькая девочка, но тебе следует научиться понимать шутки.
Кэйт от бессилия зло топнула ногой.
Можно понять, почему Питер был сыт по горло своим папочкой, подумала она.
– Что ж, решено, – быстро сказал Питер улыбаясь. – Нас будет четверо. Две персоны прекрасного пола и две…