Гимназистка
Шрифт:
«Рабочий день не должен превышать десяти часов», - прочла девушка и вдруг услышала голос той самой прохожей, - Извините, вы бы не могли отдать мне этот листик? Он у меня выпал.
– Могла бы, - задумчиво сказала Саша, - А можно мне его дочитать?
Не отдавая листок хозяйке, Саша прочитала то, что было там написано, и сказала:
– Хорошо пишете, все правильно. А куда несете эту бумагу?
– Распространять среди рабочих, - ответила девушка, - Пойдемте с нами.
– Конечно, пойдемте, - сказала Саша.»
«И вот, там познакомилась с остальными, они меня устроили на работу в контору,
« - Мама, - задумчиво сказала Саша, - Я на работу устроилась.
– Это хорошо, - ответила Феодора Митрофановна, - В младшую школу?
– Нет, мама, - слегка волнуясь, ответила Саша, - В контору.
– Зря, Саша, очень зря, - ответила женщина, - Учитель – гораздо более уважаемая профессия, да и она, скажем прямо, легче. Одно дело, работать с утра до вечера с бумагами и другое – с утра до обеда с детьми. И, если учителю обычно благодарны за то, что он научил твоего ребенка читать и писать, то труд конторского работника вряд ли кто-то будет уважать.
– Мама, я не уверена, что смогу научить детей читать и писать, - сказала Саша, - У меня не такой характер, мне это будет сложно.
– Саша, еще не поздно передумать, устроиться на работу в школу, - настаивала Феодора Митрофановна, - Подумай, доченька, хорошо подумай, что ты, зря гимназию оканчивала?»
«И вот, я агитировала месяца два, разносила листовки, а потом попалась полиции», - подумала Саша.
« - Шурик, помоги мне напечатать листовки, - сказала Лена, - А потом, вместе с Ваней, будем снова агитировать.
– Снова в том общежитии? – спросила Саша, - Там, по-моему, я Любкиных родителей видела. Смотрели меня как на врага народа, будто я их дочь убила, будто я в этом виновата, а не хозяин фабрики, который труд рабочих не ценит и на технику безопасности плевал с высокой колокольни. Уж слишком злобно они на меня смотрели, когда ты пример приводила про бедную девочку, которую насмерть зашибло тюком с хлопком. А вдруг они полиции меня сдадут? Прекрасно же знают, где я живу.
– Пусть знают, - ответила Лена, - Главное, чтобы они нашу квартиру не знали. Ты же дома ничего запрещенного не хранишь?
– Нет, что ты, - изумленно сказала Саша, - У меня же мама дома и сестра, найдут еще. Так в какое общежитие мы идем?
– Если боишься в то, можем сегодня пойти в другое, - ответила Лена, - Ты одна пойдешь или с Ваней?
– Девчата, предлагаю разделиться, - неожиданно вмешался в разговор только что вернувшийся Иван, - Каждый пойдет в одиночку, тогда мы сможем охватить большую аудиторию, нежели агитировали бы вместе.
– Хорошо, - согласилась Саша.
Проведя четыре часа вместе с рабочими, Саша пошла в сквер, чтобы встретиться там с товарищами.
– Зря ты, Шурка, боялась идти в то общежитие, - сказала Лена, - Те двое, о ком ты говорила, посидели маленько с нами, а потом просто вышли. Ну не понравилось – и не надо, уходишь – и скатертью дорога.
– Это хорошо, - ответила Саша, - А то я как-то всегда их не любила, и Любку они заставили бросить учебу и начать работать, и ко мне всегда плохо относились, считали, что именно я заставляю Любку тунеядствовать
Вдруг Саша увидела, что к ним подходит полиция.
«Как же хорошо, что Ванечки с нами нет, пусть хотя бы ему повезет», - подумала девушка.
– Пройдемте, - услышала Саша голос полицейского и поняла, что все окончено.»
«И вот, обыск был, допрос был…» - подумала Саша, - «У меня, идиотки, при себе с десяток листовок нашли, Ленка хотя бы все сообразила раздать. До Вани, к счастью, не добрались. Мы обе на следствии и суде молчали, а эти упыри, которые Любку на тот свет отправили, нас с Ленкой с потрохами сдали. Да, Ваня в тот день в то общежитие не ходил, а они присели на уши жандармам, что мы с Ленкой агитировали. Против Ленки доказательств было мало, только показания этих нелюдей, а против листовок, которые нашли у меня, что-то сказать было трудно. Вот и суд так же решил, поэтому меня выставили организатором, Ленку – сочувствующей. Признали меня виновной в агитации и призывах к свержению власти, как малолетней присудили девять лет каторги. Ленка тоже несовершеннолетняя была, но ей, так как что-то доказать было труднее, присудили четыре года поселения в Среднеколымске. Вот где справедливость? Почему Ленку, которая меня во все это втянула, сослали к якутам, а меня отправили золото мыть? Ну не могла же я Ленку за собой на каторгу потянуть, что мне, легче бы стало от того, что она рядом бы золото мыла? Лучше бы мы вместе с ней якутских детей в школе учили, чем вдвоем на каторге бы чалились».
– Эй, ты, хватит ворон считать, работай, давай, - услышала Саша окрик жандарма, - Лентяйка, снова работать не хочешь?
«У меня вчера день рождения был, а сегодня я тоже работать не буду, и завтра не буду, и послезавтра», - подумала Саша.
Увидев, что жандарм отошел в сторону, к другим заключенным, Саша снова пустилась в воспоминания.
«А потом мне дали последнее свидание с мамочкой и Дусей», - подумала Саша и снова перед глазами девушки будто пронеслись картинки.
« - Саша, ты что натворила? – возмущалась Феодора Митрофановна, - Это ведь такой позор не только тебе, но и нам с Дусей!
– Мама, я не могла поступить иначе, - спокойно ответила Саша.
– Зато я могла! – возмущалась женщина, - Могла воспитывать тебя строже, могла из дому никуда не отпускать, могла следить за тем, чтобы ты вышивала крестиком в свободное время, а не занималась не пойми чем. Вот что я людям скажу, где ты?
– Скажешь, что пострадала за свои взгляды, - все так же спокойно ответила Саша.
– Издеваешься! – воскликнула Феодора Митрофановна, - Ты о Дусе подумала? Ее же из гимназии исключат!
– Не исключат, - ответила Саша, - Не она же агитировала. У Витьки, соседа нашего, брата на каторгу отправили за убийство, а Витька не просто гимназию окончил, так еще и золотую медаль получил. Так что все зависит от знаний, а не от родственников.
Подумав о том, что не стоит ссориться с родными на последнем свидании, Саша сказала:
– Мама, говори, что хочешь. Можешь осуждать меня, можешь защищать, мне все равно.