Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера
Шрифт:
Хотя в ходе своей удивительной истории евреи никогда не были в безопасности, их особенно не донимали до призыва к первому крестовому походу, провозглашенному Урбаном II в 1095 году. С неожиданным рвением тысячи западноевропейских бедняков оставили то немногое, что имели, последовав за людьми типа Питера Отшельника в надежде обрести либо счастье, либо полный желудок, вышли за пределы окрестных лесов, являвшихся естественными границами их маленького и невежественного мирка. Эти орды, фанатичные в своем невежестве и потому опасные, действовали независимо от организованного похода королей и принцев. Они грабили и резали, чтобы выжить. Пронесся слух, что герцог Годфри Бульонский, один из руководителей крестового похода, поклялся отплатить евреям за пролитую кровь Христа. «Не было недостатка в проповедниках, подстрекавших к избиению евреев, не
В Германии первыми жертвами стали евреи из Шрейпера, затем пришла очередь Вормса, Майнца и нескольких деревень, где евреи попытались укрыться. Главным подстрекателем к убийствам был немецкий виконт Эмихо фон Лайзинген, «дворянин с подпорченной репутацией и разбойник», по словам одних, «человек очень благородный и могучий», говорят другие. «Вюрцбургский епископ собрал тела убитых евреев. Пальцы. Ступни. Руки. Отрезанные головы. Он помазал эти кровавые останки елеем и закопал в своем саду, ибо выполнение долга – в природе человеческой. «Иерусалимские паломники» виконта Эмихо пошли вверх по Рейну к Кёльну. Здесь, как и в других местах, иудеи бежали, пытались скрыться или изменить внешность. Те, кто были пойманы и не захотели принять «свет этого мира», были убиты, их синагоги были разрушены и сожжены»196. А орды шли вперед с песнями об Иерусалиме, со множеством прочувствованных «аллилуйя», грабя и разрушая, оставляя за собой след иудейской крови в Меце, Трире, Регенсбурге, Бамберге, Праге, Нитре…
Вместо того чтобы согласиться принять крещение, что спасло бы им жизни, немецкие евреи сперва убивали своих близких, а потом кончали с собой. «Этот убил своего младшего брата, тот – своих родителей, жену и детей. Все чистосердечно склонялись перед божественным вердиктом [об их смерти], поручая свои души всевышнему и взывая: «Услышь, Израиль, вечный наш Бог, вечный Единый!» Поляков считает эти убийства евреев крестоносцами «важнейшим моментом» в истории иудеев. Тем летом 1096 года родилась традиция героического и абсолютного противостояния меньшинства подавляющему большинству. Это меньшинство было готово отдать свои жизни «во славу Имени» – традиция, ставшая примером для следующих поколений197.
С тех пор на евреев была открыта охота, которую могла начать любая толпа, легковерная, возбудимая, ищущая козлов отпущения и добычи. «Походят на животных больше, чем сами животные, / все евреи, в этом нет сомнений. / Их страшно ненавидят, и я тоже… / И Бог их ненавидит, / и каждый должен ненавидеть их», – говорит летописец. Евреям теперь предписывалось носить особый знак – желтую метку, звезду Давида или, как в Германии – согласно предписанию IV Латеранского собора 1215 года – желтую коническую шляпу. «В странах, где христиане одеты так же, как евреи и сарацины, имеют место отношения между христианами и еврейскими или сарацинскими женщинами, и наоборот. С тем чтобы в будущем преступники не могли ссылаться на незнание, мы постановляем, что отныне все евреи, мужчины и женщины, будут носить особую одежду, что, впрочем, предписывал еще Моисей»198.
Поляков рассказывает об одном из страшнейших погромов в германском городишке Рёттинген, где евреев в 1298 году неожиданно обвинили в осквернении гостии (Тела Христова). Некий Риндфлайш повел против них толпу и убил и сжег всех до единого. Но Риндфлайш, этот «палач евреев», как его назвали впоследствии, не остановился на этом. Он повел свои толпы евреененавистников по разным местам, нападая на евреев и убивая их, щадя лишь тех, кто соглашался креститься. Волна убийств прокатилась по Франконии и Баварии и оставила десятки тысяч жертв. «Новым здесь было то, что за предположительное преступление одного или нескольких евреев отвечали все евреи страны… Пользуясь современным языком, можно сказать, что это был первый (не считая похода крестоносцев) случай “геноцида” евреев в христианской Европе»199.
Следующая фаза в нашем все более мрачном повествовании открывается Черной Смертью, которая в течение трех лет (1347—1350 годы) свирепствовала в Европе, уничтожив, по меньшей
В Страсбурге две тысячи евреев сожгли на их собственном кладбище, а их имущество разделили между жителями. Этому примеру последовали Кольмар, затем Вормс, Оппенгейм, Франкфурт, Эрфурт, Кёльн, Ганновер… Затем на сцене появились флагелланты, организованные группы фанатиков. Они шествовали из одного местечка в другое, публично избивая себя бичами и шиповатыми ремнями, пока плоть не начинала отделяться от костей. Они молили Господа сжалиться над этим грешным миром и призывали к общему покаянию, так как конец близится… А так как конец света означал предварительный приход антихриста, евреи объявлялись вне закона. Зачастую их начинали убивать сразу же по окончании благочестивых упражнений флагеллантов.
«Со второй половины XIV века, – пишет Поляков, – ненависть к евреям достигла такой силы, что мы безоговорочно можем сказать: именно в то время произошла кристаллизация антисемитизма в его классической форме. Позже это вызовет замечание Эразма: “Если ненависть к евреям – признак истинного христианина, то все мы истинные христиане”… В некоторых странах евреев уже не было [они были изгнаны из Англии, Испании и Франции] – тогда их изобретали. Чем меньше христианское население сталкивалось с евреем в обыденной жизни, тем больше ему не давал покоя его призрак, о котором говорила литература, на которого они глазели в церкви, который осмеивался в детских играх и театральных мистериях… В Англии и Франции евреев будут презирать не меньше, чем в Германии и Италии. Интенсивность этих чувств, по всей видимости, зависит от среды, из которой произрастает народная культура. В германских странах эти чувства острее, чем в латинских. Все шло к тому, что Германия станет одной из самых антисемитских стран в мире»200.
Затем пришла Реформация, а с ней и гигантская фигура Мартина Лютера, чья тень лежит на всей последующей германской истории. В предыдущей главе мы упоминали его как предтечу национализма; здесь мы поговорим о его влиянии на чувство, неразрывно связанное с национализмом – на расизм, который в этом случае проявляется, прежде всего, как антисемитизм. «Верно, поначалу евреи приветствовали Реформацию, так как это разделяло их врагов, – пишет Поль Джонсон. – Верно и то, что в поисках поддержки своего нового толкования Библии и отвержения папских прав Лютер в первую очередь обратился к евреям. В памфлете 1523 года, озаглавленном «По поводу того факта, что Христос был рожден евреем», он проводил мысль, что теперь ничто не мешает евреям принять Христа, и наивно ожидал их массового обращения в христианство. Когда же те ответили, что Талмуд толкует Библию лучше, чем он, Лютер, и в свою очередь призвали его обратиться в их веру, он сперва заклеймил их за упрямство, а позже, в 1543 году, набросился на них с яростью. Его памфлет “О евреях и о лжи еврейской”, напечатанный в Виттенберге, можно назвать первой работой в современном антисемитском духе, гигантским шагом вперед по дороге к холокосту»201.
Антисемитизм стал навязчивой идеей Лютера, как и все то, что якобы служило делу его жизни. Он стал «автором брызжущих ядом крикливых антисемитских работ», целой их серии. К примеру, он писал: «О, как любят евреи книгу Эсфири, которая так чудно согласуется с их кровожадной, мстительной, убийственной жадностью и злопамятностью. Никогда солнце не осветит народа более кровожадного и мстительного, который считает себя народом избранным, а потому обязанным душить и убивать язычников»202. Или: «Конечно, мне, проклятому гою, не понять, откуда у евреев столько сноровки. Но вот что приходит мне в голову: когда Иуда Искариот повесился, то все его внутренности вывалились наружу. Наверное, евреи послали своих слуг с серебряными блюдами и золотыми сосудами собрать иудову мочу и другие богатства, а затем пили и ели его потроха. Этим они так заострили свой взгляд, что сумели найти в Писаниях смысл, которого не нашли ни Матфей, ни даже сам Исайя, не говоря уже о других проклятых гоях»203.