Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера
Шрифт:
Мы уже встречались с идеями, которые набирали силу в «новом романтизме» то есть в фолькистском движении. Мы знакомились с новой немецкой историей, почитавшей героев, чьи деяния и идеалы казались достойными подражания; с Родиной, красотами ее природы и со святилищами далеких предков. Неподалеку были и древние боги, еще живые среди людей, близких к земле, – их силы вновь воплощались в молодежи, открывавшей им сердца. И к этим сверхъестественным существам вели не логические теоремы и математические формулы, но пленительные мистерии оккультизма, «науки», основанной на опыте и мудрости.
«Иррациональность этих культов, а также модный в то время “новый романтизм” сделали поразительно большое количество людей восприимчивыми к подобным и даже более
Николас Гудрик-Кларк в своих «Оккультных корнях нацизма» так объясняет процветание фолькистского оккультизма в те времена: «Широту распространения и сбивающее с толку разнообразие расистского оккультизма во времена республики и Третьего рейха можно было бы назвать всего лишь причудливым продуктом более широкого оккультного движения в Германии тех трудных времен. Конечно, все эти астрологи, маги с их рунами и мистики Эдды были оккультистами, но удовлетвориться этим – значит упустить из виду базовые идеологические и политические мотивы этой особой формы оккультизма. Всех этих мыслителей объединяло их глубокое неприятие современного мира. Немецкая республика казалась им вульгарной и продажной, она символизировала поражение. Пессимисты в культуре, они отводили взгляд от поражений и разочарований настоящего и обращали его ввысь, к арийской культуре мифического прошлого. И астрология, и миф Эдды, и рунические письмена, прочитанные таинственным шепотом или вырезанные в виде странных магических символов, – все это устанавливало сверхъестественную связь с Золотым веком. Это были знаки, предвещавшие новую эру, когда магия, мистическое видение и власть над миром вновь станут достоянием каждого чистокровного немца»151.
Для тех, кто его практиковал, оккультизм был основанным на мудрости методом выявления скрытых законов природы с их последующим использованием для определенных целей. Языческие же обряды служили почти исключительно варварскому самовозвеличиванию, обретению физической силы для покорения других, жажде добыть славу в битве, попасть на небеса воинов и, помимо этого, разжиться чужой собственностью. Католическая церковь, пишет Рюдигер Зюннер в главе «Подъем нового язычества на переломе веков», считала, что культ «демонов» уничтожен, и вдруг с изумлением обнаружила, что демоны оказались бессмертными и вновь со свежими силами стали утверждать свой культ.
«Немецкий утопизм в XIX и начале XX веков почти всегда означал возвращение, в той или иной форме, к дохристианской духовности, – заявляет Ричард Нолл. – В романтическом движении примером был Гете, который предложил заменить сказку о Христе культом Солнца. Романтическое возрождение греческих богов также вело к утопическим мечтам о Германии эллинизма, основанной на лучших, наиболее рациональных и наиболее эстетичных аполлонийских аспектах древней греческой культуры. В 1870-х Ницше и Вагнер дали волю череде утопических фантазий – они переиначивали идеалы и призывали к возвращению к иррациональному, оргиастическому дионисийскому единству воли и ее выражения»152. И Аполлон с поклонением Солнцу, и дионисийская безумная жажда обладания – все это было в фолькистском движении.
Чтобы проиллюстрировать тоску по свету и теплу в Германии того периода, Зюннер пересказывает содержание заметки в фолькистском журнале Die Sonne (Солнце) и поясняет: «Восходящее солнце и приход весны были метафорами, выражавшими неудовлетворенность настоящим и надежду на фундаментальные перемены. В немецком мире что-то разваливалось, что-то засыхало, что-то новое появлялось на свет. Боги, которым молились до сих пор (то есть капитализм и социализм), оказались моральными банкротами». Чистый «принцип удовольствия»
Руна Зиг, имеющая форму молнии, интерпретировалась как символ солнца и просветления. Гиммлер провозгласил Гитлера «одним из величайших Существ света», которое «карма германского народа» призвала вести «битву против [славянского] Востока». Альфред Розенберг, главный идеолог НСДАП, говорил, что там, где сейчас воздают честь павшим героям и горит «вечный огонь», победил, наконец, «нордически-аполлонийский принцип света». Журналам давали такие названия, как «Путь Света» или «Солнце». Считалось, что в любом мнимом или реальном святом месте Германии существовали древние «места солнечного культа». Люди тосковали по силе этого светящегося небесного тела, надеясь возродиться в его лучах после якобы перенесенных унижений…
Нацисты считали себя единственными наследниками древней религии Солнца, которая, конечно же, должна была появиться на севере – ведь лишь там весеннее возвращение солнца переживается как откровение. Это доказывала свастика и другие спиралевидные изображения, которые находили на скалах и различных культовых объектах со времен Бронзового века. Без долгих размышлений их сочли символами «алтарного» культа Солнца… Гитлерюгенд начал праздновать солнцестояние уже с 1933 года. Начиная с 1935 года подобные празднества устраивались во всех региональных партийных организациях. Порой участники заполняли стотысячные стадионы. Согласно Рейнхарду Гейдриху, фюреру СС, они верили, что таким образом получают энергию из того же источника, что и их далекие предки. Летом 1935 года праздновали даже «солнцестояние рейха» – тогда вдоль Любекской бухты одновременно зажгли восемь тысяч костров. Зимой того же года цепи огней расходились от большого костра на горе Броккен в Гарце, шестью лучами доходя до самых границ государства. Таким образом было создано огромное солнечное колесо размером с рейх…
Во тьму этого мира свет принесли арийцы. Великое просветление пришло с севера… Германия старше и долговечнее Рима»154.Artamanen также праздновал солнцестояния. Все переодевались в народные костюмы и под вековыми деревьями организовывались танцы и символические представления. Солнечный культ и здесь считался самым важным средством приведения юношества в контакт с душой предков. Зюннер приводит описание такого празднества из «Книги Wandervogel»: «В тиши собираются они вокруг груды дров. Зажигается смоляной факел… “Восстань, о пламя!” Но вот песня стихает, и настает глубокая тишина. Человек выходит из круга и, обращаясь к огню, говорит об истинном освобождении, об очистительном свете новых идей… Почему после речи и песни пляска вокруг огня напоминает хоровод безумцев, не поймет лишь тот, кто не знает, что юность порой скрывает глубину своих чувств проявлениями ребяческой радости… И как только огонь стихает, все прыгают через горящие угли, словно стараясь показать, что не боятся обжечься»155.
Вакуум, образованный отторжением христианства и разочарованностью в идеалах Просвещения, был заполнен сфабрикованным мифом о немецком прошлом, о прошлом Народа, происхождение которого, а следовательно, и само существование оставались туманными. Эта жалкая попытка вообразить себя высшим народом, в сущности, не имела никакой реальной опоры. То, что Нолл назвал немецким «утопизмом», зачастую было просто защитной реакцией против мук нигилизма. Это объясняет, почему немцы были одновременно очарованы сумерками богов (G"otterd"ammerung), катастрофическим концом мира, и ницшеанским самоутверждением в этом мире, бессмысленном по своей сути.