Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

ван Фрекем Джордж

Как только евреи получили равные права и возможность (относительную) свободно выбирать свой жизненный путь, их интеллектуальные способности стали очевидными для всех, в особенности в области высшего образования. «Относительное количество студентов-евреев было высоким, – пишет Джон Вайсс о последних десятилетиях XIX века. – На 100 тысяч мужчин каждого вероисповедания в Пруссии на католиков приходилось 33 студента, на протестантов – 58, а на иудеев – 519. В 1885 году один из восьми берлинских студентов был евреем, хотя те составляли меньше одного процента населения страны. В Вене диспропорция еще больше бросалась в глаза. Отчасти это было естественной реакцией на дискриминацию. Студенты, происходившие из высшего класса, обладали связями, средний класс мог выбиться в люди, опираясь на способности, но иудей-мужчина, чтобы избежать дискриминации, должен был культивировать высочайшее профессиональное

мастерство: образование означало свободу… Евреи предпочитали изучать юриспруденцию и медицину, так как карьерный рост здесь не зависел от организационной дискриминации. Но это также означало, что в этих областях они конкурировали с немцами, которые не могли рассчитывать на семейные связи и боялись стать пролетариатом с образованием. Поэтому юристов и медиков было непропорционально много в нацистской элите – именно они были самыми радикальными расистами как в Австрии, так и в Германии. В западных странах университетское образование обычно означало меньший уровень расизма и консерватизма, в Германии же наоборот: для карьерного роста было необходимо подчеркивать свою расовую принадлежность и отождествляться с интересами правящего класса…»

Неудивительно, что евреев обычно ассоциировали с Просвещением, с подъемом разума в Европе, хотя они и не имели никакого отношения к идеям, сформулированным философами-просветителями. Напротив, как мы уже заметили, некоторые философы-просветители, например, Вольтер и Даламбер, были язвительными антисемитами. Но именно Просвещение подготовило Французскую революцию, а значит, и уравнивание евреев в правах. В «Наполеоновском кодексе» им придавался равный с другими народами статус – Наполеон вводил его во всех завоеванных им странах. С тех самых времен евреев стали отождествлять с «французским духом», несмотря на то, что в самой Франции им яростно противостояли националисты и правые католики, а их раввины решительно осуждали французский деизм и атеизм. И все же большинство ассимилированных евреев видело в идеях свободы и равенства дорогу к собственной свободе, возможность, которой их народ до тех пор был лишен. В политике их можно было найти в середине политического спектра, среди либералов. А некоторые, более прогрессивно или революционно настроенные, вступали в ряды социалистов и коммунистов.

Социалисты и коммунисты

Хотя слово «социалистическая» и входило в название партии национал-социалистов, Гитлер понимал его в особом смысле. Оно употреблялось главным образом для того, чтобы привлечь рабочих – что являлось целью общества Туле, когда оно поручило Антону Дрекслеру и Карлу Харреру сформировать партию. Гитлер умел жонглировать словами и концепциями. Например, его «истинная демократия», которую он называл также «немецкой демократией», означала иерархическое общество, организованное на «принципе фюрера», что, конечно, было не демократией, а прямой ее противоположностью. Точно так же «социализм» не означал для него подъем четвертого сословия в борьбе с буржуазным обществом с целью более справедливого распределения общественного богатства – он означал полную интеграцию в тело Народа, убивающую всякую индивидуальность.

В действительности Гитлер – великий вождь, художник и гений – глубоко презирал рабочих, скрывая это лишь тогда, когда хотел привлечь их в свою партию или когда ему был необходим их вклад в подготовку Германии к войне. Для него рабочие были частью пресловутой «тупоголовой массы». Истинные социалисты – такие как молодой Геббельс или братья Штрассеры – скоро столкнулись с тем, что Гитлер думал по этому поводу в действительности. Не пройдет и нескольких недель после прихода Гитлера к власти, как партии социалистов, коммунистов и профсоюзы также поймут это.

Социализм, а также коммунизм (и капитализм!) были изобретены евреями для захвата власти над миром, поэтому те, кто знает истину, должны всеми силами с ними бороться. «Мой социализм – это нечто отличное от марксизма, – говорил Гитлер Герману Раушнингу. – Мой социализм – это не классовая борьба, это порядок. Кто представляет себе социализм как восстание и движение самих масс, тот не является национал-социалистом. Революция – это не представление, которое устраивают массы. Революция – это тяжелая работа. Массы видят шаги лишь тогда, когда они уже сделаны, но какая чудовищная работа необходима для того, чтобы сделать хоть один шаг вперед, это выше их понимания – так оно и должно быть… Национал-социализм – это то, чем был бы марксизм, избавься он от этой абсурдной, искусственной связи с демократическим порядком»²⁵¹.

Конрад Хайден, непосредственный свидетель и участник описываемых нами событий, в своей биографии

Гитлера пишет: «Нельзя отрицать того, что процент евреев в руководстве социалистических партий на европейском континенте был относительно высоким. Интеллектуалы буржуазной эры еще не открыли для себя рабочих, и если рабочим в руководители был нужен человек с университетским образованием, оставались только евреи, которые, быть может, и желали бы стать правительственными чиновниками или судьями, но ни в Германии, ни в Австрии, ни в России это было невозможно. Однако несмотря на то, что многие лидеры социалистов были евреями, лишь немногие евреи были социалистами. Назвать всю массу современного еврейства социалистической, тем более, революционной – это просто глупый пропагандистский анекдот. Воображаемый еврей, описанный в “Протоколах сионских мудрецов”, якобы хочет подчинить своей воле нации путем революционного восстания масс. Реальный же еврей из Италии, Германии или Франции, чтобы стать социалистом и пойти к рабочим, должен был прежде всего восстать против своей семьи и своего класса…

Еврейский социалист, как правило, оставлял религию своих отцов, а значит, становился ревностным последователем “религии прав человека”. Такому идеалисту, непрактичному даже в выборе собственной карьеры, зачастую оказывались не по силам испытания практической политики – его отметали в сторону более крепкие, не такие сентиментальные лидеры, пришедшие из нееврейской среды. Исторический пример такой смены социалистических лидеров дает Советская Россия в период с 1926 по 1937 год, когда еврейское в большинстве своем руководство революционного периода (Троцкий, Зиновьев, Каменев) было сметено с дороги преимущественно нееврейской группой (Сталин, Ворошилов и им подобные)»²⁵².

В Германии и Австрии «сотни тысяч» представителей правящего класса верили в угрозу «иудео-большевизма», в особенности потому, что после Первой мировой войны новые правительства «возглавили социалисты, а их всегда считали еврейским фронтом», – пишет Джон Вайсс²⁵³. Страх революции был главным образом следствием революции в России – о ней ходили самые жуткие, зачастую обоснованные слухи. Более того, большевистские вожди сами провозгласили, что их революция – это революция мировая, а Германия – ее следующая цель. К тому же марксистские лидеры давно считали идеальной страной для пролетарской революции именно Германию, никто и не думал об отсталой аграрной России.

«Большевистская пропаганда провозгласила, что грядет завоевание Германии силами международного пролетариата. Это должно было стать решающим шагом к мировой революции. Тайная активность советских агентов, постоянные волнения, советская революция в Баварии, Рурское восстание в 1920-м, а в следующем году – бунты в центральной Германии, восстания в Гамбурге, а затем в Саксонии и Тюрингии – все говорило о реальности угрозы перманентной революции, исходящей от Советского режима»²⁵⁴. (Фест не упоминает здесь восстание Спартаковцев в Берлине под руководством Розы Люксембург и Карла Либкнехта, возможно, потому, что им не руководили из Москвы напрямую.) «Эта угроза, – пишет Фест, – была ведущей темой в Гитлеровских речах раннего периода». В условиях постоянных волнений в Германии и непосредственного, болезненного опыта революции в Мюнхене Гитлеру не составляло труда «заводить» аудиторию, сдабривая при этом свои речи острым антисемитским соусом.

Каковы же действительные факты, какова была численность еврейского руководства социалистических и коммунистических движений и революций? «Публика, возбужденная потоком памфлетов, подчеркивающих наличие евреев в большевистском руководстве, не знала, что их было там лишь 7 процентов, и это при том, что евреи составляли 12 процентов прослойки, откуда приходили большевистские лидеры… В период с 1900 по 1920 год число евреев, выбравших революцию, никогда не превышало числа евреев, бежавших из России. В 1920 году наибольший процент национальных меньшинств в большевистском руководстве составляли россияне немецкого происхождения, следом шли евреи, грузины и армяне. Эта информация не вписывается в расовые стереотипы… Подавляющее большинство политически активных евреев поддерживало меньшевиков [умеренных социалистов], которые отвергали большевистскую диктатуру и боролись за демократическую Россию. Немецкие социал-демократы, включая самых радикальных, таких как Роза Люксембург, также боялись успеха большевиков. Лишь во время Гражданской войны, когда встал выбор между царизмом и Лениным, многие молодые евреи выбрали большевиков – при этом они были атеистами, иначе в партию было не вступить» (Джон Вайсс²⁵⁵). Общее число евреев, убитых на Украине белыми с 1918 по 1920 год превышало 60 тысяч.