Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928
Шрифт:
Ему вторил сверстник из Тулы: «Много везде еще казенщины и бюрократизма. Вера в возможность скорой победы, открыто признаюсь, уходит все дальше. <…> Меня, конечно, обвинят за это <…> но факты, эти упрямые факты творящихся неурядиц во всем советском строительстве, говорят сами за себя» [989] . Для некоторых утрата идеалов оборачивалась страшной личной трагедией. Об этом письмо из Ленинграда, май 1925 года: «Гриша застрелился. Предоставленный сам себе, затравленный местной коммунистической дрянью (коммунистами вчерашнего дня), он, коммунист с 1918 года, как интеллигент им казался не нужным. <…> Партия, бюро, ячейка его затравила. Это становится массовым явлением. Внутри партии начинают травить интеллигенцию» [990] .
989
Там же. Д. 6939. Л. 103.
990
Там
Создание коммунистического общества переплеталось в сознании многих, размышлявших об этом, с отношением к религии. Часть населения воспринимала коммунистические лозунги как воплощение подлинно христианских идеалов. Коммунистка из Петрограда, отвечая на вопросы анкеты, писала: «Читая Ренана (книга Э. Ренана «Жизнь Иисуса» (1863), первое издание в России вышло в 1906 году. — В. И.), выяснила, что Иисус был коммунистом. На этой почве легко агитировать крестьян» [991] . Люди, ставшие свидетелями ожесточенной борьбы коммунистов против церкви, объясняли ее стремлением заменить одну религию другой. В начале 1925 года житель Ленинграда писал во Францию: «Уничтожают религию, а из Ленина сделали бога. Зиновьев пробирается в святые. Уголки Ильича, как божницы; портретам чуть не молятся. Людям нужен идол, прожужжали уши детям. Тошно, как будто нельзя ценить человека без этого фетишизма, против которого сами пропагандируют» [992] .
991
Там же. Оп. 1. Д. 1165. Л. 137 об.
992
Там же. Оп. 6. Д. 6935. Л. 36.
Особое внимание новая идеология уделяла детям и молодежи. Житель Москвы так описал свои впечатления от одного из пионерских сборов в ноябре 1924 года: «Вчера на вечере пионеры давали свое торжественное обещание всегда быть стойкими и верными РКП. <…> И так жаль было ребят: маленькие, некоторые с очень умными личиками, произносили трудные для них слова, может не совсем понятные. Как-то неприятно стало; не те же ли это обычаи, что и религиозные <…> не те же ли это молитвы в другой форме» [993] .
993
Там же. Оп. 5. Д. 5915. Л. 220.
Материалы политического контроля рисуют картину антирелигиозной пропаганды и реального восприятия различными группами общества. Можно утверждать, что к наиболее печальным результатам такая пропаганда приводила среди малообразованной молодежи и, в частности, военнослужащих. Здесь она велась весьма часто в грубой, примитивной форме, оскорбляя чувства верующих, создавая атмосферу издевательства над ними.
Летом 1924 года красноармеец писал родителям в Гомельскую губернию: «…я попал, где отчуждаются от бога. Но мне сильно не нравится, что в церковь не пускают» [994] . О подобных переживаниях говорит и письмо красноармейца Игнатия Емельянова: «…теперь хоть у нас в роте садимся обедать, никто шапки не скинет. А кто шапку скинет, тут и смех. Узнают, у кого есть крест, сейчас снимут командиры и то больше станут смеяться. Когда пойдешь на пост, там можно только перекреститься» [995] .
994
ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 5. Д. 5913. Л. 54.
995
Там же. Д. 5915. Л. 10.
Результатом такой пропаганды нередко был примитивный атеизм, сопровождавшийся грубыми выпадами в адрес церкви и ее служителей. Матрос С. Г. Зайцев из Кронштадта писал семье в Кирсановский уезд Тамбовской губернии: «Прошу вас не верить [в] эти сказки долгогривых эксплуататоров и я в настоящее время всех богов и попов послал к чертовой матери» [996] . В подобном же духе красноармеец Мелешкин наставлял жену: «У тебя есть дочь, которую ты должна воспитать не так, как была воспитана. <…> И впредь прошу не ходить и не водить дочь в церковь. Там, кроме заразы, ничего не получишь. Когда я приеду, я тебе расскажу все и что как, а теперь я прошу тебя не ходить туда в этот дом разврата и выкинь дурь из головы — религию» [997] .
996
Там же. Д. 5913. Л. 59.
997
Там же. Оп. 6. Д. 6944. Л. 198.
Такой атеизм, как отмечали многие источники, вел к распространению хулиганства, лишал часть молодежи нравственной опоры.
В сентябре 1924 года в обзоре Ленинградского ОГПУ по Лужскому уезду говорилось, что «молодежь, благодаря отсутствию культурной помощи и политической обработки, уйдя из-под влияния церкви, ударяется в хулиганство и самогонокурение» [999] . Огромный массив материалов рисует печальнейший эффект, который происходил от соединения примитивного атеизма с низкой культурой во многих комсомольских организациях. Сводка Информационного отдела ЦК со ссылкой на данные Тамбовского ОГПУ отмечала, что в Лебедянско-Пригородной волости «в члены РКСМ в деревне записывается самый негодный элемент, хулиганы, пьяницы, отъявленные воры. Комсомольцы устраивают настоящие пьяные оргии» [1000] . В конце 1925 года на комсомольской конференции Жлобинского округа Гомельской губернии докладчик, отвечая на вопрос «о половом отношении», привел следующий пример:
998
Там же. Д. 6943. Л. 8.
999
Там же. Оп. 5. Д. 5905. Л. 105.
1000
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 84. Д. 901. Л. 8.
Одну девушку, когда принимали в комсомол, то ей велели принести удостоверение от врача о ее половой невинности и только тогда ее приняли в комсомол. Но <…> ребятки узнали об этом и решили с ней, как говорится, поборахлить <…>. Потом сами заявили в бюро комсомола о неправильности ее удостоверения и ей на бюро сделали строгий выговор с предупреждением.
Автор письма, описывая этот случай, сделал вывод: «…если честная, то мещанка, а если нет, то проститутка» [1001] .
1001
ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 6. Д. 6947. Л. 325.
Конечно, отказ от религии не всегда сопровождался разнузданным поведением. Официальная пропаганда как раз усиленно призывала к росту культуры. Как воспринимали такие лозунги рядовые комсомольцы, показывает письмо из Кронштадта:
…у нас было собрание военморов-комсомольцев. На собрании постановили прекратить выпускать масленные слова (т. е. матерщину), но так как многим очень трудно отказаться от этого, то мы разделились на две группы. 1-я группа со дня постановления не должна произносить мата, а 2-я группа, которым [трудно] отвыкать от мата, дали 1 месяц сроку для искоренения матерщины. Не стерпевшие мата [продолжающие ругаться матом] посылаются во внеочередные наряды [1002] .
1002
Там же. Оп. 5. Д. 5913. Л. 89.
Красноармеец Маликов, отвечая матери, зовущей его приехать домой, в деревню Никитино Череповецкой губернии, на праздник и обещавшей угостить самогоном, писал:
…про праздник думать не приходится, а особенно про самогон. Я даже очень рад, что его запрещают на праздниках, ведь ты наверно сама знаешь весь вред от этого проклятого самогона. <…> Это надо с корнем вырвать из деревни и по приезде домой я буду самым беспощадным образом искоренять это зло. Пора сообразить, что у власти стоит не какой-нибудь Николай кровавый, а мы — сами рабочие и крестьяне [1003] .
1003
ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 5. Д. 5913. Л. 86.
В 1920-х годах антирелигиозная пропаганда, судя по материалам политического контроля, встречала внутреннее сопротивление большей части населения, особенно в деревне. Оно проявлялось, в частности, при изъятии церковных ценностей в начале 1920-х, в ходе закрытия части церквей в середине 1920-х годов. Вот как описывала жительница Ленинграда закрытие Путиловской церкви в феврале 1925 года:
Вчера, 2-го февраля, товарищи закрыли Путиловскую церковь, я сейчас ходила в лавку и нарочно дошла до церкви. Стоит множество народу, все больше жены рабочих, кричат, плачут. <…> А молодежь, что делает, глядеть невозможно, на дверях церкви пишут всякие разные скверные слова, рисуют разные глупости, смеются, говорят часовню сделаем казенкой (винной лавкой. — В. И.), а церковь клубом, сперва выпьем и потом в клуб [1004] .
1004
Там же. Оп. 6. Д. 6934. Л. 134.