Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928
Шрифт:
«Лобастых» девочек и мальчиков, не готовых просто принимать лозунги на веру, а стремящихся проникнуть в их суть, волновал и вопрос о будущем развитии коммунистического общества. В октябре 1924 года некий Розанов из Нижнего Новгорода размышлял в письме к другу, служившему в Ленинграде: «Передо мной цель — коммунистическое общество, но ведь нельзя же допустить, что люди, достигнув коммунизма, почивают на лаврах, т. е. задерут ноги и станут плевать в потолок. Все мол у меня есть, трудиться в день нужно только полчаса, все сделано, чего только моя нога хочет. Но ведь это будет не жизнь, а свинское существование у корыта с болтушкой. Ясно, что появится новый мотив борьбы опять и опять, борьба бесконечна» [956] .
956
Там же. Оп. 5. Д. 5915. Л. 74.
Среди
Раньше я был на стороне комсомольцев… Но… прочитав и обдумав некоторые книги, пришел к убеждению, что желания их не могут осуществиться. По-моему, при коммунизме все люди будут находиться под сильной государственной опекой. Она будет следить за его деятельностью, чтобы не нажил себе состояние, а раз так, то он не будет стараться и сделает только необходимое. При индивидуализме каждый человек предоставлен самому себе, его личная деятельность достигает максимума, деятельность же государства в отношении каждого человека минимальна. При коллективизме или коммунизме наоборот, самыми мелкими действиями человека распоряжается государство. …И вот, исходя из этого, я думаю, что при дальнейшем развитии коммунизма будет падать наука, цивилизация и проч.[ее]. Будет только тип среднего человека без страстей и пороков, ни глуп, ни умен, средних мнений и воззрений. Я не верю, чтобы человек, не рассчитывая ни на какие вознаграждения, стал бы работать на других, у него своя рубашка ближе к телу [957] .
957
ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 6. Д. 6939. Л. 153–154.
На наш взгляд, ценность подобных размышлений в том, что они отражали духовный уровень не интеллектуальной элиты тогдашнего российского общества, а учащейся молодежи. Этот слой будущей интеллигенции, не просто заучивавший и повторявший официальные лозунги, а отвергавший или стремившийся их осмыслить и превратить в неотъемлемую часть своих убеждений, представлялся вполне опасным господствующему режиму. Уже в 1920-х годах у органов политического контроля вызывало определенную настороженность не только откровенное неприятие официального марксизма, но и желание проверить его лозунги практикой реальной жизни.
Размышления о будущем тесно переплетались и с различными оценками исторических событий, особенно только что происшедших. Множество частных писем периода Гражданской войны подтверждает наличие прочной социальной опоры советской власти — людей, не только приветствовавших Октябрь 1917-го, но и готовых защищать его лозунги ценой собственной жизни: «Мы дали клятву везде и всюду защищать советскую власть, ибо она одна защитница бедного класса», «Долой буржуев и кулаков. <…> Да здравствует советская власть на весь мир. Смерть банкирам. Да здравствует наш лозунг: вперед без страха и сомнения, на подвиг доблестный, друзья», «Власть диктатуры пролетариата не отдадим» [958] .
958
Давидян И., Козлов В. Частные письма эпохи Гражданской войны. С. 206, 207.
Эта оценка Октября 1917 года как смелого рывка в будущее, как величайшего исторического события сохранялась в сознании многих и в 1920-х. В первую годовщину смерти Ленина М. Елисеев, служивший на Балтийском флоте, писал в Витебск: «Мы выполним заветы Ильича. Его нет, но он вечно будет с нами… Он первый указал нам… как нужно понимать марксизм и как его осуществлять, захватив в свои руки власть и промышленность. Он указал нам истинный путь в нашей борьбе, и путь Ленина мы выполним» [959] .
959
ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 6. Д. 6935. Л. 139.
Но немало было и тех, кто видел в октябрьских событиях 1917-го источник трагедии России. Такая точка зрения тоже была частью духовного самосознания. Письмо из Ленинграда в Екатеринослав, май 1924 года: Октябрьская революция «не есть социальная революция, а результат искусственной, зловредной, не соответствующей задачам экономики, политической демагогии большевиков» [960] . Об этом же писал 19-летний Н. А. Ильинский, отправивший письмо в британскую миссию в Москве. В частности, на допросе в ОГПУ 29 октября 1926 года в протокол были занесены его слова: «…я заявляю, что прогноз меньшевиков о перспективах пролетарской революции в России был правилен…
960
Там же. Оп. 5. Д. 5911. Л. 124.
961
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 85. Д. 170. Л. 49 об.
Материалы политконтроля отражали и происходившие изменения в моральных принципах и ценностях общества. С одной стороны, коммунистические идеалы, отрицая лицемерие старого мира, требовали от человека откровенности, прямоты, бессребреничества, заботы о своих товарищах, скромности, подчинения личных интересов общественным и других столь же идеальных качеств, но одновременно твердости, смелости, беспощадности в борьбе с врагами и всеми преградами на пути к счастливому будущему. Мораль была объявлена классовой категорией. Внимание к людям, забота о них считались достойными лишь в том случае, если речь шла о трудящихся классах, о товарищах по революционной борьбе. В декабре 1924 года ведущий теоретик коммунистической партии Н. И. Бухарин говорил, обращаясь к технической интеллигенции: «В политике никакой морали не бывает. Мораль в политике это есть нечто такое, что обычно мобилизуют в случае надобности для широких кругов обывательских дураков» [962] .
962
Второй всесоюзный съезд инженеров и техников — членов профсоюзов 9–14 декабря 1924 г. Отчет по стенограммам и резолюции съезда. М., 1925. С. 15.
Безусловно, люди, искренне воспринимавшие требования новой морали, стремившиеся ей соответствовать, в Советской России были. Их энтузиазм был мощным фактором, обеспечившим победу в Гражданской войне. Вот лишь некоторые примеры из писем 1919 года: «Желаем вам побольше подушить дармоедов и прочих нажившихся на чужой крови капиталов» (из Можайска); «Не завидуй сволочи дезертирам, это губители свободы, гордись именем красноармейца, вы есть исторические двигатели, борцы за право трудового народа, вот где хранится в вас любовь, истина и правое дело» (из д. Горки Владимирской губ.); «Я юная коммунистка. Передо мной открываются широкие перспективы будущего. Я так хочу жить, работать, но и умереть не боюсь, умереть с честью и с сознанием исполненного долга честного человека» (из Москвы) [963] .
963
Давидян И., Козлов В. Частные письма эпохи Гражданской войны. С. 206, 207, 232.
Этот энтузиазм сохранялся многими и в 1920-х годах. В перлюстрированной переписке немало писем, авторы которых сообщали о своем желании отдать все силы воплощению прекрасных идеалов человеческого братства. В октябре 1924 года А. Лобанов, матрос-артиллерист Балтийского флота, писал родственникам в Тверскую губернию о том, что он стал членом РКСМ: «Я знаю, что Вы будете ругать, но вы думаете, что все комсомольцы мазурики. <…> Наоборот я буду честным, буду бороться с деревенской темнотой, буду разъяснять крестьянам, что такое Советская власть. Вы также не думайте, что я буду каким-нибудь пьяницей. Мы теперь боремся с пьянством и курением» [964] .
964
ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 5. Д. 5915. Л. 78.
Стать активными строителями новой жизни убеждал своих родственников военнослужащий Костя из Ленинграда в декабре 1924 года:
Маме — мое пожелание стать активной работающей делегаткой женотдела и побольше вести работу среди крестьянок. Нине быть всегда готовой хорошей юно-ленинкой, стать сознательной комсомолкой <…>. Коле побольше учиться, мое желание, чтобы ты Коля стал Октябренком, примером для других хлопцев <…> и всем вам как можно больше поработать для укрепления советской власти, для уничтожения всех «болячек», которые есть у нас везде, начиная от сельсовета. <…> Вы не должны забывать, что Вы являетесь маленькой частью рабочего класса, должны быть примером среди менее развитых темных селян, ваша жизнь, жизнь коммунистической семьи должна быть примером для тех, которые находятся в соприкосновении с Вами [965] .
965
ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 6. Д. 6935. Л. 141.