Глаза Клеопатры
Шрифт:
— Хочу положить этому конец. Ты же говоришь, он человек известный?
— Депутат Госдумы.
— Ну, вот видишь! Он не оставит тебя в покое.
— А я думаю, оставит. Я ему ясно намекнула через Соломахина, что не стану разглашать его тайну.
— Нина, это детский лепет. — Никита вскочил и возбужденно прошелся по комнате. — Такие люди мерят других по себе. Уж он-то обязательно выжал бы из чужой тайны все, что можно, с выгодой для себя.
— Ты так говоришь, будто его знаешь.
— Может, и знаю. Я со многими
— Нет.
Нина тоже встала, спустив Кузю с колен. Никита подошел к ней:
— Вспомни, с чего начался этот разговор. Если ты мне не скажешь, кто он, я пущу по следу службу безопасности. Половина тандема мне уже известна: Щегольков. Хорошая фамилия для модельера. Нетрудно будет установить его связи. Так что ты зря стараешься.
— Ну зачем тебе все это?! — в отчаянии взмолилась Нина.
— Я же сказал: чтобы положить этому конец. Чтобы ты была в безопасности. Ну как ты не понимаешь?
Она прошла к дивану и снова села.
— Дай мне слово, что не будешь шантажировать его этой историей.
— Я похож на шантажиста? — удивился Никита.
— Не знаю, никогда не имела дела с шантажистами. Кстати, что ты собираешься с ним делать?
— Не знаю, — в тон ей ответил Никита. — Я же не знаю, кто он. Вот узнаю, тогда подумаю. — Он покосился на Нину. — Нет, я не стану его убивать, если ты об этом.
— Я тебе скажу, но знай: скажу только потому, что этот же человек погубил бабу Валю. Она мне рассказала в последнюю ночь и фамилию назвала.
— Постой… Директор совхоза?..
— Да не директор совхоза, а московский номенклатурный хряк! Директору совхоза не снилось такое провернуть в одиночку.
— Звучит как начало анекдота, — задумчиво протянул Никита. — Две жертвы одного депутата встречаются в камере… А ей ты сказала?
— Нет. Даже виду не подала. Это слишком опасно.
— Ладно, говори уже, не томи.
— Помни, ты мне обещал, — предупредила Нина. — Его фамилия — Чечеткин. Валерий Чечеткин.
ГЛАВА 15
Никита ошеломленно смотрел на нее.
— Этого не может быть, — с трудом проговорил он наконец.
— Почему не может? Это точно он. Я билась, билась, все мозги сломала, пока не вспомнила. А помогла мне Поганка… Сокамерница моя. Мне Юля в посылке записку передала, а она записку выхватила и говорит: «Чечетку пляши». Вот я и вспомнила.
— Этого не может быть, — растерянно повторил Никита. Он живо представил себе «благодетеля» с его внешностью отрицательного советского бюрократа. — Он же в Думе первый гонитель гомосексуалистов! Предлагал против них статью ввести. Точнее, вернуть. В советские времена была такая статья сто двадцать один. А он в советские времена был партийным работником. Инструктором ЦК!
На
— Ну и что? В советские времена был довольно громкий скандал с одним крупным партийным начальником и одним известным артистом балета. Мне моя знакомая рассказывала, которой я туфли балетные шила. Дело удалось замять, но слухи просочились. Можно подумать, партработники не такие люди, как все остальные! А что касается гонений, Эдгар Гувер был гомосексуалистом, но преследовал гомосексуалистов очень жестоко. Говорят, что и Гитлер тоже…
— Ладно, давай оставим Гитлера в покое. Не до него сейчас. Но у меня в голове не укладывается, что Чечеткин…
— Ты его знаешь?
— Можно и так сказать, — усмехнулся Никита. — Но я скажу по-другому: этот мир до ужаса тесен. Чечеткин отравляет мне жизнь с восемьдесят девятого года. Считай, уже второй век. Но я все-таки не понимаю… У него есть жена и дети… Кстати, с его женой ты знакома. Это досточтимая Зоя Евгеньевна.
— Ну, брак «сам по себе ничего не доказывает», как мне говорили на суде. — Губы Нины презрительно скривились. — Многие гомосексуалисты женятся, чтобы не раскрывать себя. Но я как-то не думала, что Зоя Евгеньевна… Мне казалось, она сама по себе.
— Она сама по себе, — подтвердил Никита. — Но официально она числится женой Чечеткина, и у них двое детей. Помимо Таточки, еще и сын есть. В Англии учится. А сам Чечеткин ратовал в Думе за то, чтобы так называемый «материнский капитал» выделяли только женщинам, родившим детей в церковном браке по православному обряду.
— Я слышала, как он выступал по телевизору, — кивнула Нина. — Настоящий мракобес. Но речь сейчас не о том. Что ты намерен делать?
Никита сел рядом с ней.
— Прежде всего надо забрать тебя отсюда.
— Я не твоя вещь, — заупрямилась Нина.
Никита, подражая ей, возвел глаза к потолку.
— Если ты хочешь, чтобы я с ним разобрался…
— Да ничего я не хочу! Это ты решил, что надо с ним разбираться! Лично мне ничего не надо.
— А как же баба Валя? — напомнил Никита иезуитским голоском. Нина промолчала, и он счел это своей победой. — Повторяю, если ты хочешь, чтобы я с ним разобрался, мне надо твердо знать, что ты в безопасности. Иначе у меня будут связаны руки.
— И что для этого нужно?
— Переезжай ко мне. У меня большая квартира в охраняемом доме. Там я буду за тебя спокоен.
— Нет.
— Что «нет»?
— Я не поеду.
Никита взглянул на нее с театрально-мученическим выражением.
— Объясни почему.
Нина все больше хмурилась.
— Нет, это ты мне объясни, с какой стати я должна жить в осаде? Мне надо искать новую работу, надо обзванивать частных заказчиц. Я же их бросила! У меня остались недоделанные вещи! Как ты себе все это представляешь? Я буду сидеть в твоей охраняемой квартире и принимать клиенток?