Глаза на том берегу

Коночкин Сергей Васильевич

— Видишь глаза? — спросил он намеренно ровным голосом, но достаточно громко, чтобы шум воды не заглушил слова.

— Подожди, я сейчас за ружьем, — едва слышно донесся до него Вовкин голос. — Где у тебя патроны?

— Не надо. Посвети. Только осторожно.

У Вовки был отличный фонарик.

Луч метнулся к глазам, и глаза погасли.

— Ушел… — огорченно сказал Вовка.

— Ушел… — только сейчас перевел дыхание Тим, и ему показалось, что все время, что смотрел на глаза, он не дышал.

— Не знаешь кто это?

— Не знаю, — ответил Тим. —

Пойдем посмотрим, — храбрясь, предложил он, чувствуя, что ему и самому идти не хочется, но заранее надеясь, что Вовке это предложение тоже не по душе.

— В воду лезть не хочется. Я уже сапоги снял.

Медленно передвигая ноги по скользким камням дна, Тим вышел из реки и взял у Вовки фонарик.

— Может, собрать все-таки ружье?

— Не надо, — махнул рукой Тим. — Теперь уже бесполезно.

И снова пошел на середину реки встречать плот.

Несколько раз ему казалось, что он слышит голоса, но это был обман слуха. Несколько раз он даже отчетливо видел в темноте очертания самого плота и людей на нем, но это был обман зрения. Однажды голоса и сам плот показались ему такими настоящими, что он даже окликнул их и услышал ответ, но скоро понял, что ответило ему эхо. Фонарик он не зажигал постоянно, не хотел посадить батарейки, и лишь время от времени нажимал кнопку и делал лучом крест в воздухе над водой.

И при всем при этом Тим несколько раз ловил себя на том, что всматривается не в реку, а в противоположный берег, где еще недавно видел глаза. Но там была теперь только темнота, только тишина и тайна.

Плот выскользнул совсем рядом словно из воздуха, когда Тим уже начал думать, что пока они разводили костер, тот мог проскочить мимо них, не заметив в темноте, тогда уже подступившей вплотную, вытащенные на берег другие плоты, а если и заметив, то не успев остановиться.

— Как место? — спросил брат, когда плот причалил к берегу.

— Дремучее, — ответил Тим и не удержался, еще раз посмотрел туда, где видел глаза.

Ночью во сне он бежит по воде, а ноги его не слушаются. Они словно ватные, вялые. И сама вода липкая, как канцелярский клей, цепляется за ноги, тянется, мешает бежать.

А он бежит не просто так. Он убегает от медведя, того самого, чьи глаза так горели в темноте. И убежать не может, не может… Утром Тим пошел осмотреть место, где были глаза. Там он нашел старую большую березу с круглым отверстием дупла. Под деревом валялись перья разных птиц. А из самого дупла, не улетая, смотрела на него широко разинутыми круглыми глазами обыкновенная сова-неясыть.

Бродит по лесу медведь

Рассказ

Не доводилось вам медведя в лесу встречать? Не доводилось. Ну, может быть, это и к лучшему. Медведь-то человека не очень любит. Да и, по правде говоря, есть за что. Раньше-то в наших местах медведя часто встречали. Деды вот говорят, пойдешь в лес, а он навстречу, ты ему дорогу уступаешь, а он тебе. Взаимное, значит, уважение. Сейчас не

то, ой, не то. И сам медведь — редкость. И от человека добра ему ждать — тоже редко приходится.

Ценит человек в медведе только шкуру.

Расскажу я вам сказку — не сказку, а навроде того. Знающие люди говорят, что все так и было, другие — дело, конечно, хозяйское — не верят. Не знаю, поверите ли вы, но я сам слышал от человека верного…

Травы у нас хорошие, это всем известно. А история эта случилась как раз в пору, когда засуха в округу пришла. Солнце все подчистую выжгло: и траву, и деревья. Ручьи — еле живы, реки — берега один к другому подтянули, как голодная собака живот к спине, озера камни подводные на просушку выставили. Если где и осталась трава в обычный свой рост, так это у нас, в горах. И понаехало народу к нам на покос… И оттуда, и отсюда, откуда только не было.

А недалеко от нашей деревни табором на постой встали косари аж из-под самого Чебаркуля. Что свое было — бедно-богато, а выкосили, но скот-то кормить надо, вот к нам и пожаловали.

Поставили палатки. С зарей на работу. Мужики косят, бабы стогуют, все как полагается, чин-чинарем. Ну, а для мужиков, понятное дело, из дома вырвались, как не выпить. Сбрасываются, кто чем богат, по вечерам гонца к нам в магазин шлют. Подобралась компанейка любителей грешного этого дела. Но это все не больша беда, пока все хорошо шло.

А как-то утром просыпаются — повариха ихняя орет.

— А-а-ах… Обворовали, нехристи, обокрали…

Палатка с продуктами у них в стороне стояла, так она вся разорвана, будто ножом полосовал кто. Ящики с консервами разломаны, крупа вокруг палатки рассыпана. Стали проверять — много ли украли? — оказалось, и не обворовали их вовсе, а так, нашкодил кто-то, напакостил. Мужики матерятся, бабы охают, молодежь ругают.

— Пацанье это все, пацанье местное…

— Знамо дело, они, кому еще…

— Нешто взрослый человек на такое дело позарится.

Решили милицию вызвать.

За Васькой, участковым нашим, сбегали. Васька рад — работа нашлась, а то спокойно ему жилось, скучно. Да и любому надоест одни семейные скандалы улаживать. Прибегает он живо с собакой своей. Собственной его дрессировки зверь. Вот, а собака, замест того, чтоб след взять, на месте завертелась, закрутилась, к ногам Васькиным жмется. И хвост к животу прилип, ломом не оторвешь.

Ваське-то — стыд и срам, хоть голову под френчик форменный прячь, как страус свою под крыло. Ведь и с деревни народу много посмотреть пришло. А он ведь собакой хвастался перед ними, как секретарша председателя новой юбкой.

— Теперь мне только учини кто безобразие, вмиг по следу сыщу.

Вот и сыскал, такое дело, у всех на глазах. Так что, ничего Васька сделать не смог. Поползал на коленках, все, вроде бы, рассмотрел, да увидеть ничего не увидел, затоптали все косари. Составил протокол и ушел. А что? Он и не мог ничего найти. А в деревне уж давай мальчишек по очереди вызывать, выпытывать. А они тоже духом об этом не слыхивали. Его сами расспрашивают.