Глеб Белозерский
Шрифт:
Перенесение митрополичьей кафедры из Киева во Владимир произошло уже после кончины митрополита Кирилла, но он подготовил это перенесение. В летописных источниках мы находим свидетельства о том, что он посещал не только Владимир, но и Новгород, Суздаль и другие земли северо-востока Руси. Вместе с тем летописи не содержат упоминаний о посещении митрополитом Кириллом Юго-Западной Руси, Галиции. Это можно объяснить охлаждением отношений Кирилла с Даниилом Галицким. Даниил проводил политику лавирования между православием и католицизмом, одно время явно склонялся к союзу с папским престолом. А. В. Карташов так объясняет эти колебания в политике
…Выслушав пространный рассказ игумена Афанасия о делах церковных, князь Глеб спросил:
– Почему после гибели владимирского епископа Митрофана митрополит в течение многих лет не назначал ему преемника?
Афанасий подумал.
– Полагаю, что эта медлительность владыки связана с его намерением перенести митрополичью кафедру во Владимир. Митрополит считает, что было бы благоразумнее, если б град Владимир стал его резиденцией, а не местопребыванием епархиального владыки.
Перед отплытием в Белоозеро Глеб договорился с игуменом Афанасием, что тот будет ожидать в Ярославле дощаника Власия Григорьева и вместе с ним отплывет в Сарай-Берке.
Во время обратного плавания до Белоозера князь Глеб, притомившийся на свадебных торжествах в Ярославле, спал на протяжении почти всей дороги. Иногда вспоминал, как прощаясь с сыном, сетовала мать-инокиня.
– Так и останешься бесплодной смоковницей, сынок? Что женушка твоя не в состоянии родить жизнеспособного наследника?
– Не знаю, матушка. Какая-то она болезненная, Феодора.
– Посмотри на семью брата твоего Бориса. Растут сынки здоровенькие, озорные. Глядеть любо.
Глеб признался матери, что Феодора после смерти их первенца вскоре понесла еще раз, но выкинула недоношенный плод на третьем или четвертом месяце. Повитуха, опытная и поднаторевшая в таких делах старуха, посоветовала:
– Не трожь женку годик-другой. Ей надо прийти в себя.
С тех пор Глеб Василькович не прикасался к жене. Следил за тем, чтобы Феодора потребляла питательную пищу, пила вдоволь парное молоко, чтобы на столе не переводились фрукты и ягоды. Мало-помалу Феодора выправлялась, исчезла на лице бледность, темные круги под глазами. Даже телом княгиня несколько округлилась, исчезла прежняя худоба.
По прибытии в Белоозеро Глеб дал напутствия Власию, снабдил его необходимой суммой денег.
– Коли встретится на твоем пути Фатулла, прибедняйся, - внушал Глеб.
– Говори, князь, мол, не собрал много денег, в долги влез. Что возьмешь с такого бедного удела, как Белоозеро. Это не Ростов, не Ярославль, не Суздаль.
– Не такой уж он и бедный.
– Слушай, не перебивай. Говорю то, что ты должен сказать баскаку, коли прицепится.
Глеб Василькович самолично проверил снаряжение дощаников, пожелал Власию благополучного плавания и проследил за отплытием. Затем посетил монастырь, побеседовал с игуменом Иринеем. Возле монастырского храма появился сосновый восьмиконечный крест, какие обычно ставят на северных погостах.
– Кого проводили в последний путь?
– спросил Глеб, указывая на свежую могилу.
– Старца Феодора Ефросиньина. Тихо
Князь перекрестился перед крестом, еще не успевшим потемнеть от дождей.
Решили, что Ириней возобновит уроки с княгиней Феодорой и начнет читать с ней Священное Писание.
Потом игумен показал Глебу Васильковичу монастырскую школу. В ней обучалось шестеро молодых людей. В их числе был Викентий, сын священника Зосимы с пришекснинского села.
– Из этой шестерки у двоих оказался неплохой почерк, - сказал Ириней.
– Привлекаю их к переписыванию книг для пополнения монастырской библиотеки. И среди монастырской братии отобрал двух грамотеев. Тоже засадил в качестве писцов.
– Разумно поступил, отец Ириней.
Глеб Василькович поведал о своих ростовских впечатлениях, о встречах с владыкой Кириллом.
– Плох наш владыка. Боюсь, долго не протянет.
– Кто придет ему на смену?
– На то воля митрополита. Сам владыка хотел бы передать кафедру архимандриту Игнатию и высказывал свою волю близким.
– Дай Бог, чтоб было так.
Ириней пожаловался Глебу на трудности пастырской службы в белозерском крае.
– Слишком глубокие корни пустило здесь язычество. Не верю, что при ближайших поколениях удастся его искоренить.
– Что же нам остается делать, отец игумен?
– Трудный вопрос. Прежде всего нужны грамотные, одержимые пастыри.
– Разве нет таких?
– Есть, конечно, но мало. Какой он, обычный священник, настоятель бедного прихода? Малограмотный человек, в прошлом церковный певчий или причетник, а то и служка. Священное Писание знает по верхам. Полный канон литургии не ведает. Может ли такой пастырь быть решительным ратоборцем против язычества?
– Наверное, нет. Где же выход?
– Здравый смысл нам подсказывает единственный выход. Мы должны поднять грамотность низшего духовенства, дать ему хорошую подготовку в монастырской школе, обучать его Священному Писанию, литургике, истории церкви, гомилетике.
– Чему?
– Гомилетика - это искусство составлять проповеди, делать логичными, доступными.
– Ты же обучаешь своих учеников этим наукам.
– Это капля в море. Шесть учеников, шесть будущих священников. А нужно их по крайней мере в десять раз больше. Язычество живуче. От него остаются суеверия, соседствующие с православием. Весянин посещает храмовые службы и поклоняется лесным духам, верит во всякую нечистую силу, обращается к услугам колдунов, ворожей, прорицателей. Да это можно сказать не про одних только весян. И русичи не избавились.от древних языческих представлений.
Игумен Ириней умолк, раздумывая. Потом продолжил:
– Коли тебя заинтересовали язычники, советую повидать старца Карга. Живет он в лесном выселке невдалеке от села Карголом. Любопытный старик.
– Откуда у него такое странное имя или прозвище - Карг? По-весянски карг означает «медведь».
– Не знаю откуда. А христианского имени он, кажется, никогда не носил.
Прибрежное село Карголом расположилось невдалеке от истоков Шексны на южном берегу Белого озера. Оно вытянулось изломанной линией изб, в центре которой возвышался столпообразный деревянный храм, увенчанный луковичной главкой. Когда в XIV веке после страшной эпидемии чумы был опустошен прежний город Белоозеро, его перенесли к западу от истоков Шексны. Новый город тогда поглотил село Карголом, ставший его пригородной слободой.