Глиняные буквы, плывущие яблоки
Шрифт:
Муса покачал головой:
– Эх, Никитич... Горький у тебя язык. Всю жизнь здесь с нами живешь, а наших простых вещей не понимаешь! Начальник – он от Бога. Если начальник плохой, значит, бог о тебе помнит, тебя из космоса наблюдает, испытать хочет...
Иван Никитич только усмехнулся, а Муса, с разговора о Боге и начальнике перешел на свое путешествие и разные красочные впечатления. Рассказывал он возбужденно, его длинные пальцы так и мелькали в воздухе.
Святой, к которому ходили Муса и Марьям, похоронен в горе; там – колодец. Не прямой, а с какими-то извилинами. Бросаешь
– И насколько у тебя полное было, Муса? – спросил Никитич.
– Не хочу хвастаться, друзья... И у меня, и у Марьям-хон – почти полное ведро вышло, еле выпили!
Мы засмеялись.
– Ну, это я тебе и без всякого ведра мог сказать, – похлопал Мусу по плечу Иван Никитич, – что ты хороший парень... только в Председателя очень влюблен.
Снова смех.
– А у одного парня там, я видел... – рассказывал Муса. – Такой, зажиточный парень, ботинки качественные, перстень солидный... Так у него почти пустое ведро вернулось. Две-три несерьезные капельки на дне болтаются... Он от стыда сразу убежал, бедняга.
– Да, – посмеивался Никитич. – А у нашего Председателя и ведра бы назад не вернулось. Или ведро бы пришло, а в нем гадость какая-нибудь сидит: “Привет, Председатель!”.
– Царевна-лягушка, – смеялся я.
– Какая царевна! – возмутился Муса. – Говорю вам, что святое место. Там эта святость так чувствуется, кажется – прямо из воздуха ее вынимать можно. И люди, которые там за могилой смотрят и приходящих приветствуют, – святые люди... Один из них, кстати, так на вас, Учитель, похож – у меня чуть тюбетейка не свалилась! Смотрю, думаю: вы – не вы? Марьям-хон тоже очень удивилась, говорит: может, у нашего Учителя здесь брат-близнец работает, а мы не знали, он бы нам помощь оказал, покровительство...
И посмотрел на Учителя.
Нет, у него нет близнецов.
– Что ж, – заметил я, – науке и газетам такие вещи известны. Называется “раздвоение личности”. Например, одна моя личность сейчас здесь с вами беседы ведет, а вторая – где-нибудь в столице сосиску ест.
– А еще, – продолжал Муса, не заинтересовавшись разговором о двойниках и сосиске, – нам бесплатно дали духовные книги... Марьям! Марьям-хон!
Марьям разложила перед нами книжки.
Они были тонкие, какого-то простоватого вида. Я рассеяно пролистал парочку. Кое-где – шрифт арабский. И зачем людям столько алфавитов?
Да, пищей для ума от этих книжек не пахнет.
– Это все про святых суфийских, – говорил Муса. – Один, кстати, тут у нас бывал, тот самый...
– Странная книжка, – сказал я. – Название необычное. “История ада”.
– Как? – переспросил Муса.
– “История ада”. И автора нет.
– Я не заметил ее, – сказал Муса.
– Она в другую вложена
– Может, это тот самый суфий, который там похоронен, написал? Много страниц?
– Всего десять.
Я посмотрел на Учителя. Он снова был где-то в своих отдаленных мыслях, словно оставил это улыбающееся тело вместо себя.
Не помню, кто предложил прочесть эту книжку. Может, Муса. Может, Иван Никитич, который интересовался историей и читал разные книги про русских царей, их победы и любовниц.
Читать вслух пришлось мне.
Там было много богословских изречений, которые я пропускаю.
А суть у книжки такая, что у ада тоже есть, оказывается, своя история. И развивалась она одновременно с историей человечества и прогрессом техники.
Говорилось, что история ада – это как бы подкладка человеческой истории.
Потому что самого ада как специального места для грешников, оказывается, нет. Все это давно делается на Земле.
– Это как же... – пробормотал Муса и начал тереть глаза.
Иван Никитич, почувствовав подкоп под авторитеты, хитро прищурился.
Я продолжил чтение.
История ада, говорилось в книжке, имеет три части: прошлое, настоящее и будущее. Как и история людей.
Прошлое и настоящее – это Огненный ад.
Он возник с низвержением Адама и его супруги из рая, после чего Адам стал добывать огонь. Первый огонь был чистым, чистым был очаг, чистым пламя свечи. В этом огне горел только воздух.
Но уже при правнуках Адама пламя не было чистым. В нем незримо горели души умерших, искупая совершенные при жизни проступки. Свеча, пожар, печь горшечника или хлебопека – все эти полезные для человечества вещи стали одновременно полезными орудиями ада. Звуки огня – хруст, гудение и прочее – суть жалобы этих душ, терпящих страдание и убыток.
По мере того как росло число людей на Земле и совершенствовались орудия сжигания, разрастался и ад, поскольку для возрастающего числа грешников уже были тесны пламя масляной лампы или огонь в горне сельского кузнеца. Добыча и использование нефти открыли новую эру в истории ада. Каждый автомобиль успевает за день поджарить до двух тысяч грешных душ, скоростные автомобили – и того больше.
Оглянитесь вокруг себя, призывала книжка, и вы увидите, вы услышите... Вот горит электрическая лампа – кто там стонет на ее спирали? Вот проехал, вскрикнув, автобус... Зажглась, вздохнув, газовая горелка... История ада, его настоящее, совершается на наших глазах.
Но запасы горючего на Земле не вечны. Будущее – за Безводным адом. Некоторые называют его Сухим адом. Ибо в прошлом и настоящем воздушные тела грешников, намучавшись на огне, спешат погрузиться в пресную воду, дабы утешиться. Соленая вода, из-за их греховности, их не утешает. По мере того, как на планете будет оставаться все меньше пресной воды, все больше грешных душ будет обречено на Сухой ад.
– И так – до Судного дня, – дочитал я и закрыл книжку.
– М-да... – сказал Иван Никитич. – Экология какая-то.