Глубокая охота: Империя наносит ответный удар
Шрифт:
Но дар истинного предвидения считался не более чем фантастикой, а любые аналитические таланты магов-ментатов слишком зависели от точности достоверных вводных.
Предсказать дальнейшее развитие событий войны за архипелаг в этот момент не мог никто.
А зря.
Глава 6. Торжественные похороны с повышением.
— Но вы же имперский офицер, Лорд-Коммандер! Что вы себе позволяете! Как имперский комиссар, я требую, чтобы вы
— Это какие же, например… комиссар Соболёва?
— Пушечное мясо. Расходный материал. Трупы, наконец!
Диланду Альбато цу Вайсс фон Широ, пасквиль «Водноопера».
— Шокунъ! Сегодня мы отдаём последний долг памяти наших друзей и боевых товарищей, мужчин и женщин, которые погибли в небе архипелага! — под ярким тропическим солнцем ровные прямоугольники людей в разноцветной форменной одежде на палубе авианосца выглядели особенно торжественно.
— Небо было мечтой и жизнью для них всех, но эту мечту они решительно возложили на алтарь вечного огня Свободы и Демократии, огня в мирных очагах бесчисленных семей и народов Конфедерации, — стандартные флотские гробы Mk.IIIc равняли без разбору все чины и звания. Компромисс между подобающим видом и ценником тыловым снабженцам удалось найти далеко не сразу, но именно так удалось покончить с бесконечными ссорами и кляузами о недостаточных почестях и уважении к покойным за подписями их безутешных родственников.
— Скиппи Апсон. Таппи Кондо. Джон Миэм. Галина Рената Заби. Ярослава Пщола. Все они пожертвовали своими бесценными жизнями. Они больше не вернутся к своим родителям, братьям и сёстрам, любимым. У некоторых из них остались дети, — Такэда повысил голос. — Мы провожаем их под выстрелы почётного караула, накрытых флагами Конфедерации. Все они были храбры. Все они сражались доблестно. Хвала и честь!
— Хвала и честь! — рявкнули несколько сотен глоток. Все, кто считали долгом присоединиться к последней дани памяти своим боевым товарищам. В любых других условиях экипаж и элиту судна разделяла непреодолимая дистанция. В любых других… но только не здесь и не сейчас.
Хлёстко жахнули винтовки почётного караула. Гробы покачнулись и один за другим пошли за борт, на дно моря. В ногах каждого по старой традиции, чтобы тонули не булькнув дважды, лежал пушечный снаряд.
— Что оплачено этой жертвой? Стоило ли оно того? — Такэда на мгновение запнулся. — Признайтесь, не лгите себе, вы тоже видите, что война замерла в равновесии. Но даже не думайте оправдывать своё личное бездействие этим общим равновесием!
При этих словах командира по рядам прошло некоторое шевеление. Марыся Пшешешенко, даже через предательский влажный туман в глазах заметила, как одновременно вскинулись и бортовые секретчики и Кривицкая. Описать выражение их лиц девушка не взялась бы и под страхом расстрела.
Такэда
— Империя долго губила нашу планету ради своей жадности. И сейчас у нас всех, у каждого из вас, есть возможность ответить Империи — но сделать это не словами! Другие люди потратили слишком много времени и сил на слова. Нам по силам действия, — Такэда поднял над головой руку и демонстративно сжал кулак. — Мы не имеем права забывать, что Империя сделала против каждого из нас. Против наших отцов, братьев и сестёр, павших в боях с безжалостной гидрой имперского колониализма!
— Мы собрали нашу печаль и гнев воедино, и сейчас на шаг ближе к победе. Конфедерация Отцов будет процветать и дальше! Победа, каждого из вас и одна на всех — самая большая жертва, которая нам всем по силам! За каждого павшего в боях — от сердца к Солнцу! — руки командира словно обхватили весь экипаж на палубе, но тут же вернулись к исходному жесту с кулаком над головой.
— Ренпо… банзай! Ренпо… Банзай! РЕНПО… БАНЗАЙ! — первый крик прозвучал в тишине. Второй подхватила уже добрая сотня глоток. От слитного рёва третьего заложило уши.
— Всем спасибо, минна, — уже совсем другим голосом произнёс Такэда. — Благодарю за участие. Экипаж может вернуться к штатному распорядку дня.
Марыся Пшешешенко не удержалась и шумно потянула носом. Пустота на палубе окончательно свидетельствовала — всё. Нет у неё больше подруги детства. И не будет.
— Ууу, — коротко провыла она и заткнулась.
— Одзё-сама, — зачем этот матрос решился с ней заговорить, он и сам вряд ли понимал. — Вы бы ушли с палубы. Вам бы сейчас в кубрике лучше бы где наебен… поспать немного.
Рысь подняла голову.
Прямо ей в лицо взглядом молодого телка смотрел карамельный голубоглазый блондин, словно только что с обложки фудзёси-новеллы. Что добило её окончательно, хотя на лице у него было написано совершенно искреннее сочувствие, морячок продолжал машинально жевать резинку.
— Jebane bydlo! Он ещё и жвачку тут жуёт! На похоронах, курва! Совесть у тебя есть, dupek? — взорвалась Рысь.
— Извини, — телок растерялся и неловко полез куда-то под форму. — На.
Рысь утробно зарычала, сгребла неловко протянутую ей мятую тёплую упаковку с тремя пластинками апельсиновой жвачки и неловкой механической походкой отправилась прочь с палубы. В глазах опять стоял предательский туман.
— Звеньевой голове Марысе Пшешенко явиться к командиру судна, — догнал её уже на подходе к знакомым до боли каютам жестяной голос из сети вещания. — Повторяю, звеньевой голове Марысе Пшешешенко явиться к командиру судна…
— To wszystko, kurwa! — мрачно пробормотала она, закинула в рот пластинку жвачки и чеканя шаг направилась по вызову.
— Марыся, — командир встретил её за рабочим столом. — Проходи, садись.
— Командир, — опасливо произнесла Рысь. От встречи она не ждала уже ничего хорошего.