Глубокая охота: Империя наносит ответный удар

Уланов Андрей Андреевич

…потому что в носовом торпедном отсеке и так на два человека больше, чем койко-мест.

— Таки приятно иметь с вами дело, Ярик, я вижу, шё Жоржик не зря о вас так хорошо думает…

Мир фрегат-капитана получил очередную пробоину, на этот раз — под ватерлинию. Фон Хартманн начал вспоминать Большого Папу, он же Ледяной Джордж, он же командующий Глубинным флотом последнюю дюжину лет, фактически — его создатель. Человек, сделавший презираемую классическими адмиралами-надводниками «кучу самотопов» одним из главных инструментов Империи в этой войне… и Жоржик??? Что, вообще, происходит?!

— … вот поэтому я зашла предупредить, что Софочке нужна особая диета. Сама она никогда таки не скажет, девочка очень гордая,

ви же понимаете, да? Весь этот ветер в голове раньше лечился проще, нужно было найти хороший муж, шёбы понравился даже любовнику, но сейчас так дела не делаются, желают знать мнение ребенка и шё делать, когда ребенок вбил себе в голову, шё желает служить Империи. Вот я составила два списка, — из большой кожаной сумки появилась сумочка поменьше — тканевая, с бисерным узором и массивной бронзовой защелкой, — один лично вам, второй отдадите вашей докторше, шёб она жила десять тысяч лет и передайте, шё это составлено лично доктором Вассерманом.

Механически взяв оба листочка, исписанные мелким и не очень разборчивым почерком, фон Хартманн с трудом сдержал порыв смять их и немедленно отправить в мусорную корзину.

— И вот шё ещё — шерстяные носочки, три пары, их должны были уже привезти…

Ярослав живо представил, как на рубку «Имперца» при помощи портового крана и морских демонов натягивают огромный вязаный носок.

— Куда?

— Ой, да шё ви делаете таких глаз. Я же всё понимаю, Софочка не любит выделяться, так шё носочки будут на всех. Носочки, шарфики, шапочки и варежки — Жоржик рассказал, когда вы ныряете совсем глубоко, иногда бывает холодно и сквозняки, так шё я озаботилась. И варенье, малиновое и земляничное, все по рецепту моей прабабушки, дома оно стоит все пять лет, но по тутошней жаре я советую не рисковать и съесть побыстрее, но так, шёбы не получилось чересчур много сладкого, это тоже вредно.

— Варенье тоже на всех? — осторожно уточнил фон Хартманн.

— Ярик! — гостья поправила очки, одарив фрегат-капитана взглядом строгой учительницы поверх стекол. — Вы шё, опять меня плохо слушаете? Я же сказала, Софочка не любит выделяться. Разумеется, варенье на всех. Два маленьких таких ящика… пятьсот банок. Я понимаю, шё у вас там не мегалинкор, так шё взяла поменьше.

— Да, — вздохнул Ярослав. — Моя бабушка тоже любила делать варенье.

Это называлось «вареньем из сакуры» и тоже изготовлялась по древнему фамильному рецепту. Только став постарше, фон Хартманн узнал, что сакура дает мелкие и несъедобные плоды, а бабушкино варенье делали из обычной вишни. Процесс его беспощадного истребления вовлекал семью, родственников, а также любых знакомых, из тех, кого не так жалко — и все равно, обычно война с вареньем затягивалась на два или три месяца. И банок у бабушки обычно получалось значительно меньше, чем пятьсот.

«Улыбаешься, киваешь, поддакиваешь». «Улыбаешься, киваешь, поддакиваешь».

— Таки сразу видно мальчика из приличной семьи. Жоржик уверял, что Софочка попадет в хорошие руки, но я, — гостья удостоила Ярослава еще одним взглядом поверх очков, — должна была убедиться. Ви ж меня понимаете, Ярик, сейчас такое время, такое время, шё просто ой.

— Уверяю вас, — фрегат-капитан замялся, сообразив, что визитерша так и не представилась…

— Ой, да к чему эти церемонии, когда у вас будет служить моя Софочка, — взмахнула руками дама, по-своему истолковав замешательство Ярослава. — Зовите меня просто: тетя Соня. И, если шё, звоните в любое время. Вот моя карточка, скажете шё надо, мне передадут. Все, я побежала, надо ещё встретить ребенка на аэродроме…

Следующие пять минут оба глубинника попеременно разглядывали захлопнувшуюся за тетей Соней дверь и оставленную её визитную карточку. Прямоугольник дворцовой «перламутровой» бумаги, на котором насыщенно-черной тушью от руки с безупречностью опытного каллиграфа изобразили

шесть цифр телефонного номера — и ничего больше.

— Таки шё ето било? — нарушил тишину ялик-мичман.

— Тебе философско-метафизически ответить или по существу?

— Ну-у… лучше, наверное, по существу.

— Тогда — понятия не имею!

Глава 7. Пилотки над архипелагом.

«В состав отстойного флота не включают суда прикольного флота…», — Морской энциклопедический справочник / Под ред. Н. Н. Исанина. — Ленинград: Судостроение, 1987. — Т. 2. — С. 43.

Последний резервный самолёт на борту, теперь снова ноль тринадцатый чёрный, пусть и с другим серийником на основных деталях, уже приготовили к вылету. Единственный член экипажа, Марыся Пшешешенко растерянно замерла перед собранным у самолёта небольшим строем людей, которым, на её взгляд, тут было совершенно не место.

— Равнение на Рысь! — приказал Такэда. Строй дрогнул и замер монолитом, которому позавидовали бы и полностью здоровые люди парадной шотландской гвардии Конфедерации, а не разнобой ходячих легкораненых, местами всё ещё в бинтах вместо формы.

— Доу-сан, прошу вас, — приказал командир судна. Один из секретчиков шагнул вперёд и раскрыл скучного вида картонную папку из серой переработанной бумаги с неразборчивым шифром на обложке.

— Синдзи Колыванов, лётный капитан синей бригады морской пехоты Конфедерации, «Большая синяя четвёрка», бортовой ноль одиннадцать синий, — бесцветным голосом и вроде бы совершенно негромко зачитал секретчик. — Над побережьем в районе цели шёл с боевыми повреждениями средней тяжести, потерей высоты и скорости. Принял бой с двумя турельными перехватчиками Империи. После выбытия стрелка задней полусферы оказался в невыгодном положении. Короткая очередь сзади-снизу из-за пределов досягаемости самолёта противника заставила один из перехватчиков уйти мористее с потерей высоты и дымным следом. Второй перехватчик немедленно вышел из боя. Вслед за этим лётный капитан наблюдал пролёт вслед за противником на опасно малой высоте над морем «Казачка» с бортовым ноль тринадцать чёрным.

Лётный капитан метнул идеальный воинский салют и шагнул обратно в строй.

Рысь шумно потянула носом воздух.

— Леонид Барсов-Осакский, лётный специалист наряда воздушного прикрытия ОЛП Тбр. ХВ второго бронекавалерийского, — секретчик монотонно зачитал похожее на шаманский призыв название. Себе на беду, лётчик отдельного лётного полка тяжёлых бомбардировшиков химических войск пилотировал В-Д-05, лёгкий истребитель дальнего сопровождения. Настолько лёгкий, что ухитрился посадить его на палубу и оказался единственным армейцем на борту ВАС-61 «Кайзер бэй». Впрочем, чувствовать себя неловко армейца заставляло отнюдь не это. — Потерял высоту и скорость, пребывал на сходящихся курсах с тактической секцией турельных перехватчиков империи. Согласно дебрифингу и опросам боевых товарищей, строй имперцев оказался разрушен на пролёте с обстрелом короткими очередями «казачком» ноль тринадцать чёрный, что сорвало атаку противника и дало лётному специалисту время занять место в оборонительном строю повреждённых бомбардировщиков с прикрытием огнём их турельных пулемётов…

Рысь почувствовала, что её снова распирает изнутри огромный и невероятно горячий комок. На глаза навернулись слёзы. Она шумно потянула носом воздух и замерла в неловком салюте. Монотонное чтение цитат из дебрифингов неумолимо продолжалось до последнего человека.

Строй единым жестом отдал ей честь, развернулся и разбрёлся кто на процедуры, кто досыпать. Остались лишь командир и секретчики.

— Как же глупо я сейчас выглядела, ууу, — выдохнула Марыся, когда посчитала, что её уже не услышат. — Командир, за что-о?