Глубокая охота: Империя наносит ответный удар

Уланов Андрей Андреевич

— Вот как, — пробормотала Газель.

— К вашим золотым рефлексам, к сожалению, прилагаются такие же золотые рефлексии, — закончил пояснение Такэда. — И я тот человек, которому с этим всем нужно выполнять боевую задачу, беречь технику, людей — то есть вас — и судно. Четыре взаимоисключающие задачи, если я сейчас что-то недостаточно ясно излагаю.

— Хай, вакаримашта! — откликнулась Газель своим лучшим уставным голосом.

— Выдыхай, голова, — фыркнул Такэда. — Не в армии. И раз уж речь про армию зашла…

—

Ну? — слегка настороженно откликнулась Газель.

— За что вы так бедную Тоню окрестили? — командир понизил голос. — Я не то, чтобы в уставном порядке интересуюсь, но всё же?

— Ну, Тоня же, — удивилась Газель. — Все так дразнят. Тоня-Торпеда.

— Забавно, — улыбнулся Такэда. — У нас по-всякому выдумывали прозвища, но как-то без вот такого вот.

— Так кто у вас про торпеды ещё из каждого утюга слышал? — удивилась Газель. — Ну, по возрасту. Ничего личного командир.

— Ничего личного, — согласился Такэда. — Но похоже, я был о вас худшего мнения, чем в реальности вы заслуживаете.

— Командир? — удивилась Газель

— Я думал, вы это с женской зависти, — откликнулся Такэда.

— Какой зависти? — опешила Газель. Затем её догнало понимание, и она спазматически изобразила руками что-то и впрямь похожее на боеголовки парочки торпед. — Чот-то, эт-тоо… Командир!

— Ухожу-ухожу! — взмахнул руками Такэда. — Работайте, патент-лейтенант!

Газель потрясённо смотрела вслед командиру. Возможно, ей только казалось, но плечи Айвена вроде бы подрагивали на ходу от старательно задушенного внутри хохота.

— Стоит отдать должное, — мурлыкнула над ухом Газели Кривицкая, — объект для подобного внимания он выбрал идеально.

— Простите? — Газель растерялась настолько, что совершенно искренне откликнулась на провокацию журналистки.

— Это единственная женщина в форме на судне, торпеды которой, попади они в прямое владение командира, останутся совершенно без последствий. А некоторыми сторонниками превосходства флота над армией будут восприняты как пикантная и совершенно точно допустимая шалость в адрес старого врага, к вящему торжеству родов флота же над родами армии.

Газель возмущённо обернулась только для того, чтобы поймать лицом вспышку фотокамеры.

— Спасибо, патент-лейтенант, — улыбнулась Кривицкая. — Немного ретуши, и ваш праведный гнев украсит любую передовицу. С учётом того, чем именно вам предстоит заниматься в ближайшее время, я несомненно отыщу кадру замечательное применение. Совершенно вне зависимости от результата вашей, скажем прямо, авантюры.

— Откуда тебе знать, чем нам предстоит заниматься? — повелась на провокацию Газель.

Кривицкая поманила её к себе.

— Я тут единственная без какой бы то ни было подписки, — заговорщицки прошептала она Газели на ухо. — Её просто взять забыли, а на борту этим заниматься тем более некому. А мой допуск в радио-рубку — за подписью отдельной комиссии

сейма по вопросам свободы прессы. Готовься, патент-лейтенант. Будет страшно интересно. Я это обещаю!

Газель потрясённо смотрела на журналистку.

— Give me operations, way out on some lonely atoll, — издевательски процитировала Кривицкая песню лётчиков ударных полусотен и руками изобразила крылья, — For I am too young to die, I just wanna grow old…

— Эй! — крикнула ей в спину Газель, но Кривицкая окрик уже проигнорировала.

Что-то подсказывало Газели, что в этот раз акула пера убийственно серьёзна, а команду ВАС-61 «Кайзер бэй» ждёт отменный жбан крепко выдержанного содержимого флотского гальюна.

Глава 2

Глава 2. Подводник. Имперская пропаганда.

— Официант! Принесите мне кусочек сахара!

— Извините, но он будет уже девятым.

— Ну и что! Предыдущие ведь утонули.

— Ярик! — от знакомого до боли голоса фон Хартманн нервно дёрнулся и только за счёт многолетнего опыта сумел уберечь плечо от слишком тесного знакомства с вентилями аварийной продувки. — Ты мне как раз и нужен! Выбирай!

— Что это? — от простой картонной папки «дело №» в руках Танечки Ярослав не ждал ничего хорошего.

Суровая вселенная воспитательно-просветительно-надзирательной работы имперского политкомиссариата блестяще подтвердила его опасения.

— Наглядная агитация! Изготовлена кружком рисования в рамках недели профилактики морального и политического здоровья экипажа! — отрапортовала Танечка. — Только посмотри, какая прелесть!

— А клопомором не пробовали? — поинтересовался фрегат-капитан, разглядывая верхний лист. — Строго в рамках профилактики…

На рисунке вполне портретного сходства Ярослав фон Хартманн сидел на койке, безвольно склонив голову. У его ног валялась узнаваемая влёт по карте водных путей Империи мятая пачка «Имперского канала». Между скрюченными бычками ползали несколько бесплотных привидений младенцев самого укоризненного облика.

— Курение — путь к импотенции! — безжалостно резала имперскую правду-матку трафаретная надпись. — Подумай о будущих детях империи!

Ярослав торопливо перелистнул несколько листов. Его опасения подтвердились. Мужских персонажей кружок порисуйщиц брал с единственного доступного им в походе натурщика. На плакате «контролируй работу домкрата» с зажатыми под станиной дизеля ногами в хорошо знакомых шортах и шлепанцах фон Хартманна перекосило.

— Извини, Ярик, этот не отдам, — виновато улыбнулась Танечка. — Сильвия заявила, что всё, что касается машинного отсека, должно остаться в машинном отсеке.